Глава 5. Двор

На следующее утро дядя Гуссейн спустился во двор, прицепил шланг к крану стоявшего во дворе умывальника, которым никто уже давно не пользовался и по асфальту ударила упругая струя воды, окончательно смывая с него следы вчерашнего побоища. В это время во двор осторожно выглянула с мусорным ведром соседка со второго этажа.

- Давай иди, не бойся! –крикнул ей дядя Гуссейн. – Никого здесь нет – я за все утро ни одной не видел. Только мусор аккуратно в ящик бросай – сам следить буду, а!

Закончив с поливом двора, он перетащил в него из дома старый, огромный стол, долгие годы простоявший в общем коридоре и давно уже мешавший беспрепятственному проходу к туалету. Стол не выбрасывали исключительно из скупости – все понимали, что таких вещей с резными дубовыми ножками и дубовой же цельной столешницей больше не делают и стоит он, если найти понимающего человека, немалые деньги.

Установив стол, Гуссейн направился на базар и вернулся оттуда с двумя сумками инжира. И «Мой родной» начала священнодействовать.

Сначала она вышла во двор и, едва не привстав на носки, долго принюхивалась – словно пыталась по запаху определить, действительно ли нет крыс, или все это только пустая мужская похвальба. Затем зашла в дом, но вскоре появилась снова, держа в руке два огромных таза… Следом за тазами во дворе появились сумки с инжиром, пять пакетов сахара (зря, что ли у тети Садыхи были связи в жилуправлении – с талонами у нее никогда проблем не было!!!) и старый, еще довоенный примус.

Тетя Садыха ловко очистила инжир от кожицы, а затем, щедро засыпав его сахаром, оставила на столе. Под жарким августовским солнцем инжир взопрел и по двору разнесся сладкий, кружащий голову запах. Запах поднимался все выше и выше, проникал свой обитые железом двери, забирался в окна веранд и вскоре каждый, кто был в эти часы в доме, мог точно сказать, что где-то поблизости варят настоящее инжировое варенье. Ну, а когда через несколько часов тетя Садыха вернулась во двор, разожгла примус и поставила на него таз с инжиром, запах вырвался на всю бывшую Воронцовскую и стал подбираться к прохожим, вышагивавшим по улице Горького…

А вечером во дворе собрались за столом все соседи, жившие на первом этаже. Помимо варенья, на этом столе расположились ромбики пахлавы, сахарница с твердым, как камень рафинадом, коробка квадратных, щедро начиненных орехами конфет «чинар», несколько заварных чайников и больше дюжины армудов. Председательствовал за столом дядя Гуссейн в новой шелковой пижаме, полосы на которой напоминали генеральские лампасы.

Трезвый или почти трезвый дядя Толик сел сбоку и к нему прислонилась его Наташа, смотревшая на мужа с непривычной нежностью. Напротив них сидели Наргиз-ханум и Фарик, а по другую сторону стола посадили Алика и Наилю, державшую на руках девочку. Только сейчас все обратили внимание на какую-то невероятную, болезненную худобу брата и сестры, да и дочка Наили была какой-то бледненькой, тщедушной и слишком тихой для своего шумного возраста.

- Этот стол, между прочим, еще до войны здесь стоял. А чего такую махину в нашей квартире держать?! – сказал дядя Гусик. – Да и после войны за ним постоянно полдома собиралось. Чай пили, в нарды играли, о жизни говорили… А потом все как-то само собой прекратилось. Н-да, другие были времена и люди тоже другие – лучше, чем сегодня! И если вы хотите знать мое мнение, то при коммунизме мы уже жили…

- Так это потому что крыс тогда во дворе не было, - сказал Фарик, налегая на пахлаву больше, чем следовало бы налегать интеллигентному человеку.

- Так я и говорю: крыс не было потому, что люди были другими! – ответил дядя Гусик, наливая себе очередной армуд чая. – То есть нельзя сказать, что крыс совсем не было – были, конечно! Вот только не люди их боялись, а они людей. Любая крыса знала, что если при свете дня вылезет из норы, всегда найдется мужчина, который ее прибьет. И в месте, где убивали крысу, другие потом долго не показывались… Крыса она ведь как – она только силу понимает!

- Это точно! – поддакнул с другого конца стола Алик, и эти двое обменялись друг с другом такими взглядами, словно было нечто такое, о чем знали только они.

- Сейчас ученые гипотезу выдвинули, будто крысы тоже обладают разумом - как люди. И у них своя, крысиная цивилизация, есть даже что-то вроде своей культуры и своей религии, - вставил Фарик, и сидевшие женщины посмотрели на него с уважением: все-таки чувствуется, что человек нельзя заканчивал даже не институт, а университет!

- Я в школе не очень хорошо учился, все эти гипотенузы плохо помню, - сказал дядя Гуссейн. - Но могу точно сказать: глупости все это. Все это люди придумали, чтобы свой страх перед этими тварями оправдать. Нет у них никакой цивилизации, и моллы с шейхом у крыс тоже нет. Крысы – такие же животные, как и все прочие. Наглые, умные, хитрые, но – животные!

- Так что выбрось свою гипотенузу в мусорный ящик, только не промахнись! – закончил свою речь дядя Гусейн, и все одобрительно заулыбались его шутке.

Только сейчас, сидя за этим столом и по привычке время от времени поглядывая по сторонам, жильцы этого дома поняли, от какого богатства они отказывались в последние годы: очищенный от мусора, двор казался огромным, в нем вполне хватало места и для детских игр, и для того, чтобы выложить и простегать одеяла на зиму, и для варки варенья в огромных эмалированных тазах. И проход, ведущий со двора на улицу, с одной стены которого выстроились мусорные ящики, тоже оказался очень широким, так что по нему вполне могли пройти, не задевая друг друга, два человека…

- Теперь тебе не нужно будет ждать, когда Алик с работы вернется,- сказала Наиле тетя Наташа.- Можешь ребенка прямо днем на коляске во дворе выгуливать… А то понятно, почему она такая бледненькая – ребенок целый день сидит взаперти за закрытыми окнами!

- Да зачем ей во дворе-то сидеть?! – удивился дядя Гуссейн. – Бояться сейчас особенно нечего, может и сама с ребенком в парк выйти…

Наиля, нужно сказать, к этому совету прислушалась и с того дня стала регулярно вывозить дочку в парк семи фонтанов, а временами доходила с ней до бульвара и там гуляла почти до самого вечера.

Только не к добру все это оказалось, ой, не к добру…