Семь дней из жизни Билли из Нью-Йорка

Солнечный луч пробил запыленное стекло и достиг небритой физиономии Билла. Он увильнул от него, передвинувшись, но через некоторое время луч тоже передвинулся и опять принялся поднимать его с постели.

Он поплелся в ванную. Темное помещение привело его в чувство. Темнота действовала на него благотворно. Это было его стихией. Единственное, что могло его вывести из себя, — это стук в дверь кредитора и полицейского.

«Что это на меня нашло», — пробормотал он, подставляя голову под холодную воду.

Билли прошел школу взлома сейфов, замков, женских сердец, благополучно миновав филологию, математику, ботанику и прочие ненужные в жизни предметы.

В общем и целом он не был «громилой» в широком понимании этого слова. Он был сентиментальным человеком. В своей среде он слыл мягкотелым. «Коллеги», отдавая должное его смелости, выговаривали ему, указывая на просчеты, допущенные в ходе совместных операций. А допущены они были именно из-за его «мягкотелости». Но Билли посмеивался лишь, по-прежнему беря себе меньшую долю, если знал, что у товарища неладно в семье или в полицейском участке.

Работать Билли предпочитал в одиночку — никто не лез с советами. Узость мышления соратников не позволяла им постичь тонкую душу Билла, предпочитавшего импровизацию доморощенным приемам, многие из которых были привнесены из мест заключения.

Сам он никогда не употреблял спиртного и даже бросил марихуану после месячного помрачения рассудка.

Полиция, разумеется, была в курсе его похождений, но не особенно наседала на него. Она завалена по горло делами поважнее и, учитывая, что Билли никогда не связывался с крупными преступниками, довольствовался малым, не обижал малоимущих и даже пару раз оказывал «материальную помощь» органам правопорядка, — навещали его скорее для вида. До того, как он снял квартиру в борделе, нередко самого его убаюкивал дождь в подворотне, зато на его последний цент под крышу залезал какой-нибудь калека или худосочный мальчишка-карманник.

Побрившись, он умылся и глянул в зеркало, из которого на него уставилась симпатичная рожа, не лишенная живости и лукавства, что так притягивало женщин.

Плюхнув на сковородку пару яиц и кинув туда кусок бекона, он с приятностью углубился в воспоминание о неожиданном знакомстве с девушкой.

Собственно, знакомство было обыкновенным, если не принимать во внимание необыкновенную привлекательность существа, прикладывавшего в тот момент платочек к левому глазу.

А шел Билли по парку в своем квартале, раскланиваясь во все стороны, засунув руки в карманы брюк и насвистывая мелодию из только что просмотренного фильма, в котором героиня битый час безуспешно пыталась перелезть через поручень Бруклинского моста, залитого лунным светом, чтобы броситься вниз головой и утопиться. Но вовремя подоспевший мужчина с волевым подбородком спас ее от неминуемой смерти, и только тут понял, в чем заключается его счастье в оставшиеся дни. Некоторые зрители плакали навзрыд.

Как бы там ни было, у Билла было прекрасное настроение. Последний визит к ювелиру позволил не только расплатиться за квартиру и положить в холодильник два фунта мяса, но и дал начало новым дипломатическим переговорам с хозяином продуктовой лавки относительно возобновления кредита. Более того, Билли хладнокровно появился в магазине, мимо которого не ходил месяца три. С ним даже поздоровался за руку сам галантерейщик. Одним словом, рейтинг его рос и ближайший месяц обещал стать отпускным.

Но... судьба подстерегала его не в Сафари, а на скамье Центрального парка.

Не был Билл таким уж сердобольным, но трогали его до глубины души сироты, вдовушки, бродячие псы и... девушки, нервно комкавшие заплаканные платочки.

Оборвав нехитрую мелодию, он опустился на скамейку, не ведая, что от этого простого физического усилия на его плечи ляжет тяжелым бременем груз, именуемый чувством долга.

— Прекрасная погода, — сказал он, решив избегнуть шаблона.

— Очень хорошая, — отозвалась незнакомка так же неординарно. Она глянула на Билла прекрасными глазами и снова заплакала.

— Убежала любимая кошка?

— Нет. — Она всхлипнула. — Тетя заболела.

Билли вытащил носовой платок (презент галантерейщика в знак возможного доверия) и протянул девушке.

Она отрицательно помотала головой, сжимая в руке платочек с инициалами на углу.

— Я тоже вот переболел, — беззаботно сказал Билл. — Быстро прошло. Ничего страшного. Ангина. — Подробности того, как он ею заболел, он предпочел опустить, — в камере предварительного заключения, куда он попал по недоразумению, но пробыл там три дня, было сыро.

— У нее грипп!! — Она поднесла платок к правому глазу. — А ей уже целых сорок шесть лет!

У Билла не было тети. Он попытался представить себе родную тетушку, заболевшую гриппом, но ничего не получилось.

— А... аспирин?

— Не помогает! И она ничего не ест!

Билл призвал на помощь все свои познания в медицине.

— А толченые желуди с жженой пробкой?

— Пробовали. Не помогает.

— Обернуть левую ногу змеиной шкурой?

— Не помогает!

Билл задумчиво потрогал мочку уха.

— Говорят, надо полежать на битом стекле.

— Она не хочет! — Белокурая головка безутешно уткнулась в промокший платок.

— Может, ей поможет настойка из коры баобаба. Огромные зеленые глаза удивленно распахнулись под темными ресницами.

— Где мы возьмем в Нью-Йорке баобаб?

Билл глянул в эти глаза и понял, что он погиб. Он понял также, что месячного отпуска не предвидится. Лечение такого заболевания стоило недешево, а незнакомке с тетушкой явно не хватало средств, тетушка голодала.

Несмотря на оптимистичное утверждение Билла, вопреки его прогнозу небо заволокло и пошел дождь.

— Чашка кофе вам не повредит, пара пирожных... — нерешительно предложил Билли, угадывая в девушке породу. Обычно он предлагал стакан бренди без кофе.

— Вероятно. — Она слабо улыбнулась. — Меня зовут Джейн.

— Билл, — коротко охарактеризовался он, не спеша пускаться в дальнейшую хронику своей биографии.

— Редкое имя. Мне нравится.

— Да, в книге о животных так и написано, там каждый второй — Билл.

Она с любопытством посмотрела на крепкого рослого парня, в котором, несмотря на грубоватость, проскальзывало что-то тонкое.

То, что Билли был крепким парнем, знали многие в его квартале и побаивались его. Он прошел также школу уличных кулачных боев, где не было запрещенных ударов. Можно было ударить даже сзади, в темноте, это не считалось зазорным.

Полмили они шли молча (здесь, за углом, сказал Билли), она под зонтиком, а он под светлой шевелюрой. Когда они поравнялись с ближайшим кафе, она вопросительно глянула на Билла, но какой-то инстинкт тянул его в заведение, где его знали не слишком хорошо.

За чашкой кофе ему удалось рассмешить Джейн, живописуя всякие забавные истории из своего квартала. Он превзошел себя в искусстве галантного поведения, выложив весь немалый лексикон юмористического повествования. Джейн была очарована. Она сообщила, что ей уже двадцать один год и она себя чувствует очень старой.

— Я зову ее тетя Моди, но у нее редкое имя — Миднайт, она его не любит.

Билл горячо заверил ее, что имя очень красивое, при этом не покривив душой.

На прощанье она протянула ему руку, и они договорились встретиться в парке на той же скамье... завтра... в любую погоду...

...Она приходила на свидания в простеньких платьицах, которые сидели на ней так, словно были сшиты в Париже.

Знакомые Билла не решались приблизиться к нему, когда он бывал с Джейн, натыкаясь на взгляд, не предвещавший ничего хорошего.

Тетушкино здоровье постепенно шло на поправку, в отличие от здоровья Билли, который стал мало есть.

— Что-то ты мне не нравишься, Билли, — сказала Джейн, сидя в кафе, хозяин которого с улыбкой встречал их, как завсегдатаев. — Что-нибудь случилось?

— Все в порядке. — Билл понес обычную околесицу, но, подняв глаза, он осекся. Она серьезно смотрела на него. Они оба молчали, постепенно постигая истину, старую, как мир.

— Чем ты занимаешься, Билли? — тихо спросила Джейн, впервые задав этот вопрос. До этого оба избегали разговоров о себе, так что, в сущности, они ничего не знали друг о друге.

— Да вот подумываю двинуть на Запад. Небольшое ранчо, свое дело... Надоел мне большой город. После Нью-Йорка без океана не прожить, так что "где-нибудь на побережье... Даже Миссисипи покажется канавой... Конечно, одному там как-то не очень... —Он посмотрел на Джейн взглядом, ничего не выражающим.

Джейн покраснела.

— Мне надо идти, Билл. Не вставай. — Она поднялась. — До завтра. В шесть, в Центральном.

Билли сидел некоторое время неподвижно, кляня себя за сентиментальность, которую ему привила покойная мать.

Но чувство, овладевшее им, было сильнее его, и он решил приступить к решительным действиям. Он устремился в свою квартирку, располагавшуюся над борделем. Завтра он съедет оттуда. В этой квартире никто не засиживался, — пожилые люди на пушечный выстрел не подходили к этому дому, открещиваясь двумя руками, молодые люди, студенты поселялись здесь ввиду низкой стоимости, но расположение квартиры отнюдь не укрепляло репутацию проживающего.

Итак, придя домой, Билли уселся в кресло и принялся просматривать светскую хронику.

Он не был заядлым книгочеем, но кое-какую литературу почитывал. Но, в отличие от книголюбов, хранивших фолианты десятилетиями, предпочитал «Нью-Йорк тайме», в которой дотошные репортеры достаточно полно осведомляли о состояниях некоторых граждан, и даже, при описании светских раутов, прозрачно информировали о расположении комнат в особняках.

Сам того не ведая, Билл был марксистом, — он считал справедливым перераспределение ценностей среди членов общества. Остановившись на варианте, более всего подходящем для... укрепления здоровья тетушки, он сделал пару звонков к знакомым и договорился о встрече с мастером на все руки.

Натаниэл Хантер, вдовец, мультимиллионер, застрахованные бриллиантовые колье на сумму в четыре миллиона долларов... Это было его последнее дело, но никогда он не заходил так далеко... Но тетушка...

Насвистывая, он подошел к окну. Дождь хлестал, смывая копоть с домов. Погода благоприятствовала осуществлению задуманной благотворительной акции. Тетушка прелестной Джейн будет вырвана из лап нищеты, и, может быть, поправит свое здоровье на ранчо.

Образ Джейн, находившейся в затруднительном положении, заставил его извлечь из тайника инструменты, ждавшие своего часа. Он провел пальцем по стали, еще не познавшей священного прикосновения к дверце сейфа, и одобрительно хмыкнул. Старый еврей знал свое дело, изготавливая замысловатый предмет, значившийся в картотеке полиции как инструмент, демонстрирующий достижения двадцатого века. Но и содрал он с Билли сумму, соответствующую этому достижению.

Образ Джейн, комкающей платочек, преследовал Билли. Ни точеные ножки, ни зеленые глаза, ни стройный стан, нет... только промокший платочек... и больше ничего.

Хозяйка борделя, сдававшая Биллу квартиру, была обеспокоена

необычайной тишиной, и немного приоткрыла дверь. К ее великому

удивлению Билли лежал на кровати, неподвижно уставившись в пото

лок. Обычно он в это время фланировал в своем квартале, заигры

вая с девушками всех цветов.

Может быть, неприятности с полицией? Вряд ли. Она бы знала. Полиция бывала у ее девочек через день.

Но, взглянув на застывшее лицо Билла, ее осенило. Любовь! Она печально улыбнулась. Значит, скоро съедет. Она прошла через это горнило пару раз, и у нее остался привкус сладко-горького плода. Была она уже немолода, но к Билли питала чувства, не совсем вписывавшиеся в каноны материнской любви. Она не задала ему вопроса, который вертелся у нее на языке, зная, что Билл был откровенен со всеми, кроме женщин и полицейских.

Время томительно тащило стрелку часов, и когда, наконец, последняя остановилась на единице, он подкрепился бутербродом, запил стаканом молока и вышел на улицу с решимостью человека, бросающегося в омут.

Приблизившись к кварталу богатых особняков, Билл быстро сориентировался. Журналисты не зря ели свой хлеб.

Закинув «кошку», он легко взобрался на каменную ограду и спрыгнул так же мягко, приземлившись на газоне с кустарником.

Окна первого этажа были освещены, что удивило поборника справедливости. Но целью кладоискателя было окно второго этажа.

Взобравшись на дерево, коими неосмотрительно был усажен участок, Билл благополучно вскарабкался на второй этаж. Вырезанное круглое стекло перекочевало в ловкие руки, створка окна бесшумно открылась, и Билл оказался в богатом кабинете. Сейф был вмонтирован в стену. Билл опустился в кресло, вслушиваясь в шорохи.

Едва слышно повернулся ключ в двери, Билл вскочил и нырнул за портьеру. Тихо вошедший мужчина был представителен, строен, смугловат. Облаченный во фрак, он вполне оправдывал кличку «Франт» в квартале Билли. Но он не пользовался авторитетом в кругах, симпатизировавших Биллу.

Он быстро вынул из саквояжа инструмент и принялся за работу.

Билли дьявольски улыбнулся. Сейф открыт был профессионально, и он по достоинству оценил качество выполненной работы.

В коридоре послышались легкие шаги. Франт поспешно закрыл дверцу сейфа и, усевшись в кресло, вытащил сигару. Он почувствовал спиной, как профессионал, тепло Билли и тонко улыбнулся.

Вошедшая девушка, уже не сжимавшая в руке платочек, сказала:

— Мистер Джонсон, тетя почувствовала себя лучше. Она спустилась вниз и хочет познакомиться с президентом автомобильной компании из Детройта.

Франт картинно поднес руку ко лбу и произнес:

— Извините, мисс Хантер, выпитое мартини плохо на меня подействовало, да и устрицы в ананасовом соусе были не очень хороши.

— Да, мистер Джонсон, — сказала Джейн смущенно, — но сейчас подадут омаров с трюфелями, их только доставили из Парижа папиным самолетом...

— Спасибо, мисс Хантер, я сейчас выкурю сигару и спущусь вниз. Он вытащил из кармана жилета коробочку и проглотил какую-то пилюлю.

— Хочется посидеть в одиночестве, — он быстро глянул на кончик башмака Билли. — Надо продумать одну аф... операцию, связанную с продажей филиала в Чикаго, который приносит всего полмиллиона в месяц. Бесприбыльное предприятие. Проблемы, дорогая мисс Хантер, проблемы, кому сказать, во что все это обходится...

Несколько лет назад в Сан-Квентине ему наглядно показали, во что все это обходится.

Джейн учтиво вздохнула и вышла из кабинета, утешать тетушку, только оправившуюся от практически неизлечимой болезни.

— Отбой, Билл, вылезай, — негромко произнес Франт, докуривая сигару.

Билл вышел из-за портьеры.

— Франт, ничего брать не будем.

— Билл, у меня билет на поезд рано утром. Эта посудина уже открыта. Я едва отключил сигнализацию. Я уже просверлил этот проклятый ящик. Если ты не хочешь, я беру все.

Он говорил быстро и отрывисто.

Билл молча подошел к сейфу и хладнокровно набил сумку содержимым,

Джейн покраснела.

— Мне надо идти, Билл. Не вставай. — Она поднялась. — До завтра. В шесть, в Центральном.

Билли сидел некоторое время неподвижно, кляня себя за сентиментальность, которую ему привила покойная мать.

Но чувство, овладевшее им, было сильнее его, и он решил приступить к решительным действиям. Он устремился в свою квартирку, располагавшуюся над борделем. Завтра он съедет оттуда. В этой квартире никто не засиживался, — пожилые люди на пушечный выстрел не подходили к этому дому, открещиваясь двумя руками, молодые люди, студенты поселялись здесь ввиду низкой стоимости, но расположение квартиры отнюдь не укрепляло репутацию проживающего.

Итак, придя домой, Билли уселся в кресло и принялся просматривать светскую хронику.

Он не был заядлым книгочеем, но кое-какую литературу почитывал. Но, в отличие от книголюбов, хранивших фолианты десятилетиями, предпочитал «Нью-Йорк тайме», в которой дотошные репортеры достаточно полно осведомляли о состояниях некоторых граждан, и даже, при описании светских раутов, прозрачно информировали о расположении комнат в особняках.

Сам того не ведая, Билл был марксистом, — он считал справедливым перераспределение ценностей среди членов общества. Остановившись на варианте, более всего подходящем для... укрепления здоровья тетушки, он сделал пару звонков к знакомым и договорился о встрече с мастером на все руки.

Натаниэл Хантер, вдовец, мультимиллионер, застрахованные бриллиантовые колье на сумму в четыре миллиона долларов... Это было его последнее дело, но никогда он не заходил так далеко... Но тетушка...

Насвистывая, он подошел к окну. Дождь хлестал, смывая копоть с домов. Погода благоприятствовала осуществлению задуманной благотворительной акции. Тетушка прелестной Джейн будет вырвана из лап нищеты, и, может быть, поправит свое здоровье на ранчо.

Образ Джейн, находившейся в затруднительном положении, заставил его извлечь из тайника инструменты, ждавшие своего часа. Он провел пальцем по стали, еще не познавшей священного прикосновения к дверце сейфа, и одобрительно хмыкнул. Старый еврей знал свое дело, изготавливая замысловатый предмет, значившийся в картотеке полиции как инструмент, демонстрирующий достижения двадцатого века. Но и содрал он с Билли сумму, соответствующую этому достижению.

Образ Джейн, комкающей платочек, преследовал Билли. Ни точеные ножки, ни зеленые глаза, ни стройный стан, нет... только промокший платочек... и больше ничего.

Хозяйка борделя, сдававшая Биллу квартиру, была обеспокоена необычайной тишиной, и немного приоткрыла дверь. К ее великому удивлению Билли лежал на кровати, неподвижно уставившись в потолок. Обычно он в это время фланировал в своем квартале, заигрывая с девушками всех цветов.

Может быть, неприятности с полицией? Вряд ли. Она бы знала. Полиция бывала у ее девочек через день.

Но, взглянув на застывшее лицо Билла, ее осенило. Любовь! Она печально улыбнулась. Значит, скоро съедет. Она прошла через это горнило пару раз, и у нее остался привкус сладко-горького плода. Была она уже немолода, но к Билли питала чувства, не совсем вписывавшиеся в каноны материнской любви. Она не задала ему вопроса, который вертелся у нее на языке, зная, что Билл был откровенен со всеми, кроме женщин и полицейских.

— О'кей, Билл. Утром я у тебя. Там на три миллиона. Мы сможем надолго бросить работу.

Билл молча скользнул в окно.

Хозяйка борделя видела, как промокший насквозь Билл поднялся к себе, поджала губы и поняла нюхом старой лисицы, что в жизни ее постояльца предстоят большие перемены. Она немедленно распорядилась, чтобы девочки привели себя в порядок и с утра чтоб не было ни одного мужчины в доме. Она ждала полицию.

Билл, не спавший всю ночь, упаковал все, что взял из сейфа, в пакет, даже не поинтересовавшись ни формой колье, ни количеством других ценностей, и молча вышел из дома.

Вернулся он через полчаса, а в шесть к нему заявился Франт.

— Я тебе сказал, что в этот раз не выйдет, Франт. У меня их нет. Мы из одного квартала, можешь поверить на слово, просто Джейн...

Франт приподнял одну бровь и с интересом посмотрел на Билла, оказывается, он его не знал.

— Так что, Франт, извини, я не мог иначе. Это не значит, что я к тебе плохо отношусь, понимаешь...

— Кажется, понимаю, Билли. — Он вынул сигару из жилетного кармана.

Билл стоял, засунув руки в карманы, и смотрел в окно. Франт молча курил сигару.

— Что собираешься делать, Билли?

— Есть одна идейка.

Франт отметил раскрытый чемодан и тонко улыбнулся. Он был игроком и умел проигрывать. Он встал и протянул руку Билли.

— Удачи, — и вышел.

Дождь прекратился, проглянули первые лучи солнца, но это не принесло облегчения Биллу. Он мерил комнату из угла в угол, натыкаясь на предметы.

В полдень пришла полиция в лице старины Джо, как называли обитатели квартала за глаза сержанта, в ведении которого они находились и который знал всех вдоль и поперек.

Он тяжело опустился на кровать, кресло было ему маловато.

— Кофе у тебя найдется, Билли? — Его голосом можно было резать металл.

Билл молча отправился на кухню.

— Этой ночью за десять кварталов от нас были похищены ценности на сумму в три миллиона. Натаниэл Хантер. Слышал о таком? Билли пожал плечами.

— Так вот, по всем полицейским участкам пошел такой перезвон, какого я давно не видывал. Этот Хантер большая шишка. Но что самое любопытное, в пять тридцать тот же Хантер заявил, что произошла ошибка, ценности на месте. Вроде бы ничего особенного, но наши ребята из Центрального управления обнаружили, что сейф был взломан, сигнализация отключена... а ценности на месте. Самое интересное в этом деле то, что обитатели дома, мистер Хантер, его сестра и дочь, категорически утверждают, что ценности из дома не пропадали, и никак не могут объяснить, почему сейф взломан, вырезано оконное стекло, а... —Он махнул рукой. — В общем, наши решили закрыть глаза на всю эту галиматью и не сердить Натаниэла Хантера. А как ты бы объяснил все это, Билли?

— Не знаю, сержант, по радио об этом не говорили. Джо допил кофе и попросил еще.

— И не скажут, сынок, это дело спустили на тормозах, раз нет заявления потерпевшего. Ты куда-то собрался, я погляжу, укладываешь чемодан, снял со стены свою грамоту. Неплохо ты выступил тогда против мексиканца. Уезжаешь?

—Да.

— Далеко?

— На Запад.

— Там, конечно, теплее, чем у нас. Надолго?

— Билет у меня вроде в один конец.

— Беспокойств у меня от тебя было немало, сынок, но я всегда замечал, что ты неплохой парень. Шикарные часы у тебя, Билли, не помнишь, откуда?

— Наследство, сержант.

— Наследство, — захохотал Джо, — да у тебя никого нет, один ты как перст. Ладно, сынок, раз ты уезжаешь, положу я заявление того туриста подальше, мне тоже не понравилась его физиономия.

Как ни странно, но квартал спаивал всех без разбора, некая солидарность плутов и полицейских, своего рода клановая общность.

— Ладно, сынок, пойду посмотрю, чем занимаются твои дружки. В дверях он остановился и, сунув руку под плащ, извлек странный инструмент, еще сегодня ночью бывший у Билли.

— Старик здорово работает, а, Билли? Таких он сделал два. Один у нас на стенде, а второй... он, скажем, подарил одному парню, вернул бы я ему подарок, да уехал, видишь ли, на Запад, где теперь его искать. Хорошая вещь, — он задумчиво смотрел на Билли, — лежала себе у этого Хантера на подоконнике, но сейф просверлили не ею... Надеюсь, Франт находится в добром здравии?

— Спросите у него, — улыбнулся Билл. Джо с грохотом хлопнул дверью.

В назначенный час он обреченно сидел на скамейке Центрального парка, не обращая внимания на обступивших голубей, прыгающих белок, не ожидая ничего и ничего не видя.

— Привет, — сказала подсевшая девушка, обошедшаяся на сей раз без платка. Билли замер.

— Язык проглотил? — осведомилась она.

— Нет, — сказал он, хрипло кашлянув. — Вероятно, грипп.

— А... аспирин?

— Не помогает.

— Змеиная шкура?

— Пробовал, не помогает.

— Полежи на битом стекле, тебе это будет полезно. Он поднял голову и увидел, что Джейн смотрит на него загадочно.

— Билли, милый, —она положила руку ему на плечо.

— Не надо, Джейн. Я уезжаю.

Она замерла. Билли стал чертить на земле какой-то узор сухой

веткой. -

— Когда? — слабо спросила она.

— Сегодня, через четыре часа.

— На Запад?

— Да.

Она помолчала,

— Я хотела сказать, что у... тети есть в тех краях небольшое ранчо. Поедем вместе.

Билл усмехнулся. Он представил себе, что означает в понятии Натаниэла Хантера слово «небольшое».

— Нет, Джейн, я уж как-нибудь сам... Так что, прощай, Джейн. Она посмотрела на часики.

— У меня мало времени, до свидания, Билли.

Он смотрел на удаляющуюся стройную фигуру в простеньком лег

ком плаще, но теперь-то он понимал, что все это далеко не прос

тенькое.

Ну вот и все. Что-то дрожало внутри...

Дома его ждал сюрприз — его ожидала целая делегация, снаряженная кварталом,и, не дав рта раскрыть, потащила его в ресторан. Там собрались соратники, друзья и недруги. Кое-что из ночной операции просочилось, и на Билли смотрели как на героя квартала, долго еще потом будет мусолиться этот случай, обрастая все новыми живописными деталями. Здесь был даже старина Джо.

Гвалт стоял невероятный, каждый хотел перекричать другого, хлопали пробки шампанского, хлопали Билли по плечу, по спине.

— Билли, напиши с Запада, как они там живут, говорят, вообще ничего не едят с жары...

— Билли, прихвати меня с собой, дадим там жару...

— Билли, говорят, там интересные девчонки...

— Билли...

Джо подошел к нему улучив минуту.

— Билли, ты не знал, что та девочка — дочь Хактера, ведь так? — Билл кивнул. — Мне показалось, что она к тебе... дело твое. Прощай, Билли.

Провожали на нескольких автомобилях с таким же шумом; начинающие «деляги» боролись за право нести чемодан Билли, в котором уместился весь его багаж.

Наконец, поезд тронулся под крики «ура».

Билл швырнул чемодан подальше и сел у окна. Проплывали сверкающие огни Манхэттена, небоскребы горели в ночном освещении. Он почувствовал, что устал. Бессонная ночь, Джейн, проводы. В разгар пиршества в ресторане кто-то узнал, что Билл едет третьим классом, раздались вопли. Кинулись в машину, срочно заменили на первый класс: кумиру не пристало появляться на Западе в третьем!

Открылась дверь, и в купе вошла Джейн. Она села напротив и весело посмотрела на Билла, у которого участился пульс и резко поднялось давление.

Она была одета в светлый костюм, который превратил ее в зрелую женщину. Открыв сумочку, она вынула оттуда сигарету и щелкнула золотой зажигалкой.

— Уже на втором свидании я знала, чем ты занимаешься, где живешь, одним словом, все.

Билл непонимающе поднял брови.

— У нас дома был начальник полиции, и, когда мы на пять минут остались одни, я поинтересовалась, он мне все и выложил. Так, Билли, — сказала она тихо, — я все про тебя знала.

— Надеюсь, тетя выздоровела.

— О, да! Она передает тебе привет и сообщение, что то, что ты решил сделать для поправления ее здоровья, ее очень тронуло.

Билли не поднимал глаз, зная, что наткнется на лукавую физиономию Джейн.

— Папа, когда я ему все рассказала, а я от него ничего не скрываю, и от тети тоже, папа сказал, что он в молодости был точно таким, ты заочно ему понравился. Он сказал, что терпеть не может маменьких сынков... Вот так... Извини, что я курю, это бывает редко, только когда я нервничаю.

— Ты нервничаешь? Я полагаю, что нервничать должен был бы я.

— Что тебе нервничать, ты крепкий, красивый мужчина, я тебя изучила, Билли, ты сам не знаешь насколько глубоко. Ты из той породы что нигде не пропадет. Я видела, как тебя провожали, сидела в машине у ресторана и через стекло видела, что там творилось. А я не знала с какого вокзала ты поедешь, в каком вагоне, пришлось

следовать по пятам. Ну вот. А теперь... лучше уж я тебе сразу все скажу. Получается, что я навязалась тебе. Я тебя люблю, Билли. Если ты не хочешь жить на па... тетином ранчо, мы можем жить где ты захочешь. И у нас есть такой выбор. — Она вынула из сумочки чек. — Папа выписал тебе вознаграждение за возвращение ценностей, которые, он не сомневается, хотел украсть некий Джек Кейн, по кличке «Франт». Чек на полмиллиона. Я тебе дам его утром, когда ты выспишься и поразмыслишь на свежую голову, а то, глядишь, возьмешь и выкинешь его. Он, конечно, выпишет другой, но зачем. Чек на имя Билла Бейли. Все правильно? Он ошеломленно кивнул.

— А что со мной, Билли... Если хочешь, я сойду на следующей станции... и брошусь под встречный поезд.

Он присел на колени и уткнулся ей в юбку. Напряжение медленно отпускало его.

Он сел у ее ног, не сводя глаз с мокрых у Джейн.

— Папа сказал, что он вычтет из моего приданого стоимость испорченного сейфа, — сказала она сквозь слезы. — Я полуеврейка, и потому очень практичная женщина, Билл. — Она улыбнулась. — И потом, я... у меня не было Мужчин, хоть в это никто не верит. Ложись спать, ты очень устал, у нас все впереди. — Она сняла жакет и стала стягивать юбку. — Я ведь твоя жена, можно, наконец, не стесняться. Ты не хочешь лечь спать?

— Конечно, — не сказал, а каркнул Билл, поднимаясь с пола. Он обнял ее, почувствовав, как напряглось ее тело.

— А ведь мы с тобой даже не целовались, а я так ждала этого, но у тебя был очень церемонный вид... Ты, я вижу, не очень устал...

— Интересно может получиться, если наш первый ребенок спросит у нас, где он родился. — Она глянула в окно на мелькающие огни. — И не будешь знать, что ему ответить, а, Билли? Вон, парни хвастаются: я родился в Майами, там у нас такой-то дом, этот — я родился в Нью-Орлеане, там так-то... а наш бедный ребенок должен будет говорить — я родился в купе, там так-то...

Билли захохотал.

Поезд мчался на Запад.