Живи, Ахмедия! Или ошибка Азраиля

ПЬЕСА С ПРОЛОГОМ В ДВУХ ДЕЙСТВИЯХ И ДЕВЯТИ КАРТИНАХ ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

1. Ахмедия.

2. Мужчина в серой мантии; он же - Захидов; он же - Верховный Главно- командующий; он же - немецкий военврач.

3. Женщина в голубой мантии; она же - мадам Жанна; она же - медсестра Валя.

4. Сарра; она же - Арзу.

5. Секретарь ЦК; он же - Рашид Исмаилович; он же - Сарвар Алиев; он

же - Кюре.

6. Гости - участники банкета, работники аппарата, солдаты и другие.

ПРОЛОГ

Затемненная сцена. В глубине - маленький столик, на котором стоит свеча. Появляется женщина в платке и зажигает свечу. Вместе с огоньком свечи раздается резкий звук, напоминающий плач ребенка. Женщина уходит, и появляется Мужчина в серой мантии.

Мужчина в сером. Вот еще один несчастный появился на свет милостью Аллаха... Смотрите, как раскричался... Плачет, бедняжка, плачет... А почему бы ему не поплакать? Если бы знал, что его ждет в жизни, то еще не так кричал бы... Попросился бы, наверное, обратно... (со вздохом). Людей больше, а значит, и проблем... несчастий больше... Так зачем... Но, впрочем, это (указывает пальцем вверх) его дело... Однако бывают, наверное, счастливые судьбы... Люди иногда сами не знают, что с ними происходит, ведут себя невпопад. Когда нужно плакать - смеются, и наоборот. Когда рождается человек, радуются... Когда умирает, плачут, огорчаются. А ведь сам человек лучше чувствует и понимает, что с ним происходит. Что его ждет. Вот и теперь. Слышите? Он плачет. И правильно. Что может быть хорошего в жизни... В такой жизни. Но, впрочем, давайте проверим. (Начинает листать книгу, которая была спрятана в полах мантии). Здесь... Здесь. Кажется, это. (Читает). "Впервые я увидел свет... (пауза). Увидев этот старый мир, я заплакал. Не знаю, от испуга ли, от удивления или от изумления. Почему человек, появляясь на свет, плачет, а когда он уходит в мир иной - его провожают со слезами?.." (отрывает взор от книги). В самом деле, почему? Но, впрочем, это - не то. Это - один поэт о себе... (Продолжает листать. Подносит книгу ближе к лицу, которое внезапно становится напряженным). Вай! Ты только посмотри, что о нем, об этом новорожденном... Абсолютно невероятные вещи! Ну, просто фантастические... Впрочем, все мы (смиренно смотрит куда-то вверх) под Богом ходим. Как сказано в Коране, в 3-й Суре, стих 150; "Поистине, Аллах оживляет и умерщвляет. И (опускает голову, грозит кому-то указательным пальцем) Аллах видит то, что вы делаете!" И не так-то просто выдержать тот суровый экзамен, который предстоит сдать каждому из вас, когда Господь призовет к себе... Ведь нужно будет пройти по тонюсенькому, как волос, и острому, как бритва, мосту, ведущему в рай. И тот, у которого есть хотя бы малюсенький грех, непременно свалится под его грузом в разверстый под ним ад. Но, кажется, кто-то идет сюда. Тс... (Уходит в тень кулис).

Появляется пожилой мужчина. Это - Ахмедия, который сперва устремляется к тому месту, где исчез Человек в сером, но затем внезапно останавливается.

Ахмедия. Я, кажется, снова слышал его голос. Как будто он прошёл вот туда... Что-то говорил о жизни и смерти. Но, возможно, это мне опять показалось... Старые раны... Как только заноют, сразу возникает он, будь он неладен... Однако, что я говорю?!. Да... да. В прошлом умирать было легче. Умирали легко, даже радовались, что Бог прибрал их к себе. Ведь никто не считает себя грешным. Все думают, что попадут в рай. Но наши идеологи-атеисты постарались-таки... Лишили людей этой последней радости в жизни. Сейчас думают, что там (показывает вверх) ничего нет, и боятся... (со вздохом). А ведь умирать придется. Не так ли? Впрочем, есть и разные теории. О переселений душ, о том, что один человек может прожить несколько жизней. Но самое приятное, конечно, это - версия о загробной жизни в раю. Гурии... отдых... еды сколько хочешь. Даже не верится (поправляет себя). Поэтому, наверное, и не верится во все это.

Да, а что это за экзамен, о котором здесь, кажется, кто-то говорил? Или мне послышалось? Кто должен экзаменовать: Азраиль или, может, сам Аллах? Да и есть ли человек без греха?!. Грехи сопровождают его от самого рождения и до самой смерти. И потому претендентов попасть в рай вряд ли уж так много (усмехается). Нечто вроде спецсанатория для бывшей номенклатуры...

И еще говорят, что человек имеет не одну жизнь, а несколько. И если он не выполняет своего предназначения, то его забирает Всевышний и вновь возвращает на землю, но на этот раз в новом обличье, как бы давая ему новый шанс. И так может быть несколько раз. Интересно. Очень интересно... (Снова слышится плач новорожденного). А вот и новая жизнь... Плачет почему-то. Радоваться надо, мой дорогой, а не плакать. Ведь жизнь, несмотря ни на что, приятная штука. Эх, если бы сбросить пару десятков лет... Но мы еще поживем, повоюем... Да... (Уходит).

Плач усиливается, заглушаемый мелодией народной песни.

Мужчина в серой мантии (появляется, озираясь и высматривая кого-то): Здесь он, я чую его дух... Я не могу ошибиться (снова оглядываясь, подходит к авансцене, к зрителям). Вы не видели его, а?.. Не там ли он спрятался, среди вас? Он ведь - почти ваш ровесник... Светленький такой, сероглазый, среднего роста... Ах, кто я? Нет, нет, не бойтесь, я не пришелец из космоса. Не гуманоид... Я - последний, кого вы видите здесь, и тот, кто провожает вас туда... Я - Азраиль... Вы слыхали про такого? Ну откуда же вам знать?! Ведь нынче мало кто помнит про меня. Забыли, забыли... А ведь интересуетесь фантастикой... Космосом или НЛО... А я- ангел смерти. Фактически "тоже имею отношение к тому (указывает пальцем в небо).

Между прочим, нас, ангелов, выполняющих поручения Всевышнего, несколько: Джабраил, Микаиль, Исрафиль... И я - Азраиль... Хотя, постойте, есть и такой: Иблис, он же - Дьявол, он же - Шайтан... Его, наверное, лучше знаете... Помните, это тот, который совратил Адама и Еву. За что они и были изгнаны Богом из рая, Эдема. А их потомки, то есть вы, были прокляты на вечный труд и мучения... А все из-за этого Шайтана, который осмелился не повиноваться Аллаху... А между тем о нем, этом Иблисе, написаны десятки сочинений, множество стихов, даже пьес, которые идут на сцене театров. А обо мне - верном, кротком и смиренном послушнике Аллаха, ни слова. И если и говорится что, то. с ужасом или неприязнью. Ну где справедливость, а? И почему он (указывает пальцем в небо) это допускает? Как сказал один поэт (со вздохом): "Все говорят: нет правды на земле. Но нет ее и выше" (оглядываясь, почти шепотом). Хорошо сказал. Толковый был. Поэтому

и забрал его раньше времени туда (указывает вверх).

Знаете, в старину, когда умирал человек, говорили так: "Его забрал Азраиль...". Уважали, значит. А теперь: "Умер от инфаркта..." И все... Притом говорят еще и так: "Безжалостная смерть вырвала его из наших рядов...". Вот с этим я не согласен... Я не безжалостен. А очень даже жалостлив, внимателен, когда намечаю свою жертву. Я высматриваю лишь тех, кто сломался, пал

духом, утратил сопротивляемость трудностям, болезням. Хотя мне симпатичны и те, кто вообще лишен чувства страха, не боится смерти... Бесшабашен, без оглядки может броситься в самое пекло, в объятия смерти... В мои объятия... Но, впрочем, давайте поконкретнее (объявляет): Действие первое! Город Шеки... (Уходит).

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Картина первая

Шеки. Слева -комната в военкомате. Справа- вход в здание У входа плакат с надписью "Что ты сделал для фронта?". В комнате трое: капитан и двое юношей.

Капитан. Да, враг силен и коварен. Но фашисты просчитались. Вот такие, как вы, игиды, храбрецы, смогут остановить их. (Обращается к одному из них). Ну, где твоя повестка? (Читает протянутую ему бумажку). Джабраидов Ахмедия... Так... Что-то ты, брат, не вышел ростом. Да и худоват. Но ничего, ничего. Это поправимо: Здесь как раз принесли одну бракованную форму... Сэкономили на фабрике материал, видите ли... (усмехается). Она как раз и подойдет тебе (выходит из-за стола, подходит к полке и подает Ахмедии Шинель и шапку-ушанку). Ну-ка, надень, воин. Примерь... (Помогает надеть на него шинель и шапку). Ну, ты просто - красавец. Возьми-ка тот вещмешок и сверток с одеждой. Пусть дома подгонят по твоему росту. А завтра к четырем часам дня чтобы был здесь. Отправление на фронт - в пять ноль-ноль... Понял? Ступай...

Ахмедия со свертком и вещмешком в обеих руках медленно, озираясь по сторонам, выходит наружу, где сталкивается с идущей навстречу девушкой.

Ахмедия (окликает ее). Арзу... Арзу... Что, не узнаешь меня? Это же я - Ахмедия!

Арзу. А... Что же ты так вырядился? (хихикает). Смешно...

Ахмедия. Я еду на фронт... Завтра...

Арзу. Только тебя там не хватало (смеется). Ты просто пугало какое-то... Напугать можешь кого угодно (с озорством). А... может быть, тебя поэтому и посылают на фронт, чтобы ты попугал фашистов?.. (смеется).

Ахмедия. Не смейся... Я хотел тебя видеть... Сказать...

Арзу. Сказать?! (с любопытством). Что же?..

Ахмедия (опускает вещи на землю, лезет в карман, достает сложенный вдвое листок и, решившись, протягивает его девушке). Вот, видишь, здесь цветок. Редкий, между прочим, экземпляр. Весной, когда мы с моими товарищами по техникуму были на практике, я сорвал его специально для гербария... Но могу отдать его тебе...

Арзу. Мне? Дай, посмотрю (разглядывает). Фи... Высушенный цветок... А что это за бумажка?.. Записи какие-то... Да ведь это стихи... Какого поэта?

Похоже на газель Физули (видя, что Ахмедия молчит). Уж не твои ли?..

Ахмедия. Мои... Тоже тебе... Почитаешь потом, когда я уеду, ладно?.. (Резко хватает с земли вещи и быстро уходит. Арзу, недоуменно озираясь, входит в комнату военкомата, где капитан продолжает какой-то разговор со вторым новобранцем).

Капитан. А, это ты, Арзу? Входи, доченька... А ты, Захидов, иди. Не забудь, помни, что ты мой родственник Я не забываю об этом, и ты не забывай!.. Не могу же я тебя, сына Сафар-киши, послать на войну, на верную... э... э... прямо на фронт. Что скажут люди?! Пока поезжай учиться в Баку, в школу НКВД. Посмотрим, что из тебя выйдет. А потом... потом и поговорим об этом (многозначительно подмигивает ему) твоем деле... Пока... (Захидов уходит). Хороший парень, этот сын председателя колхоза. Послушный и вежливый со старшими... Как ты находишь его? Между прочим, имеет на тебя виды. Отец его хочет прислать к Новруз-байраму сватов (видя, что дочь, смутившись, опустила голову). Ладно, ладно... Это уже - мое дело... Иди... Иди... Да, возьми ту корзину, отнеси домой. Это прислал нам Сафар-киши. Как-никак, а будущий кум, кирве. Да благословен будет весь его род!..

Картина вторая

Мужчина в сером (выходит на авансцену). Ну, вы видели сами. Разве похож этот Ахмедия на героя? Это вы. привыкли всех без разбору называть героями. Без героев никак не можете. Еще в своих школьных сочинениях вместо слова "персонаж..." писали "герой". Да еще и так: "положительный герой". Или еще лучше: "проблема героя". Ни мало, ни много. А вообще-то этот малый - обычный парень. Даже где-то жалок и смешон. Ведь правда?.. Но поди же ты: теперь уже герой. Герой нашего спектакля...

Впрочем, он действительно заявил о себе, как герой, герой, можно сказать, большого масштаба... Национальный герой Франции. Линия его судьбы, как написано в Небесной книге... Какой книге? Ну это вроде информационного бюллетеня в моем пресс-центре, то бишь в Небесной канцелярии... Так вот, в этой книге сказано, что его жизнь будет полна испытаний, неожиданных перемен от счастья к несчастью, и наоборот... Что судьба поведет его в дальние. края, столкнет с самыми разными, добрыми и злыми, малоизвестными и очень известными людьми. Например, такими даже историческими деятелями, как Де Голль, Хрущев, Брежнев. Некоторые будут помогать ему, а иные, например, Сталин лишает его многого... Не раз он будет на волосок от смерти... От меня, значит. Очень, очень много раз... Но он, я уже сказал вам, мне почему-то нравится... И я не хочу, чтобы он страдал там много... Я возьму его сейчас. У меня спокойно... Тихо и не пыльно... Возьму именно сейчас, в самом начале войны, на Украине, где воюет часть Ахмедии... (обращаясь к кому-то за кулисы). Поди сюда, голубчик (появившемуся из-за кулис немецкому солдату с автоматом). Вот, возьми ее (показывает на пулю в руке). Это не простая, а меченая пуля. Она находит жертву сама. А теперь иди и занимайся своим делом. (Солдат уходит). Это произойдет вот здесь (указывает на занавес, который раздвигается под грохот далеких разрывов).

Несколько бойцов и Ахмедия в окопе.

Взводный. (смотрит в бинокль) Захаров, возьми лопату и поправь бруствер... вон там... справа... А то уже обвалился... Горе-работнички..., А ты, Кирилин, вместе с Кайсымовым проверьте связь... Да поживее... Фрицы скоро пойдут... (к Ахмедии). А ты что разлегся?

Ахмедия. Отдыхаю, товарищ взводный командир.

Взводный. Отдыхай, отдыхай... Только смотри не простудись. А то земля здесь сырая, не то, что у тебя на Кавказе... (Уходит).

Ахмедия (про себя). Да я уже, кажется, немного заболел.

Первый солдат (ест кашу из котелка, кричит кому-то). Здесь, здесь твой грузин.

Второй солдат. Да не грузин он вовсе, а азербайджанец...

Первый солдат. А мне один хрен: что грузин, что азербайджанец. Мне что... лишь бы человек хороший был... (обращается к появившейся медсестре Вале), Не так ли, сестрица? Я вот что скажу... Не должно быть никаких нациев. Все люди одинаковы... Все жрать хотят... И должна быть дружба между ними... Чтоб все вместе... Как один кулак... Тогда одолеем супостата... Товарищ Сталин верно сказал: ...пролетарий всех стран, объединяйся!..

Второй солдат. Да это сказал Карл Маркс...

Первый солдат. Ну, в общем, один хрен... (вздрогнув от своих слов, испуганно озирается).

Голоса. Танки... танки... Орудия: к бою... Заряжай... Заряжай...

Валя. Джебраилов... пригнись, пригнись тебе говорят (грохот взрыва. Ахмедия падает. Валя бросается к нему, наклоняется к его лицу). Дышит... Дыши... дыши... родной... сейчас я тебе помогу...

Ахмедия открывает глаза. В тишине, неожиданно наступившей, он слышит резкий свист. Это - звук одиночного выстрела, сразившего Валю. Появляется немец с автоматом в руке. Подходит к лежащему Ахмедии, который под дулом автомата приподнимается, бредет к своим пленным товарищам.

Первый солдат. Вот и соединились... пролетарии...

Картина третья

Мужчина в сером (выходит из-за кулис). Какая досада. Тогда я промахнулся... Стареем, стареем. Эх, если бы не та девушка, которая прикрыла его собой. Откуда она появилась? Откуда они вообще появляются?! (усмехаясь). Забыла об осторожности (поднимает в знак назидания указательный палец). Хотела помочь симпатичному парню. И вот результат. Но я его все равно достану. Он здесь (тычет пальцем в книгу, которую держит в руке. Читает). Юг Франции. Город Мотабан. Концлагерь. Где он и должен был (поправляет себя) мог бы очутиться... Все верно (Продолжает читать по слогам). В немецком плену. Не выдержав испытаний, голода и побоев... (жестко) превратностей судьбы... На волосок от смерти... (закрывает книгу, с удовлетворением). Все так и есть. А что я вам говорил?! Хотя моя пуля и не попала в него в тот раз... Впрочем, я не буду повторяться... Вот, книга сама подсказывает нужный ход: смерть от истощения (снова открывает книгу, читает молча). Что такое? (читает, не веря своим глазам). Шерше ля фам?!1 Что это? Какая такая женщина?!. Да есть ли такая женщина вообще, которая может помешать мне?! (в гневе поднимает голову от книга, вслушиваясь в мелодию, исполняемую на аккордеоне).

Женщина в голубой мантии и с красной лентой в волосах (она появляется с противоположной стороны). Это- я! Я могу...

Мужчина в сером: Ты?.. Ты кто такая, а?!

Женщина в голубом: Марианна...

Мужчина в сером: Какая такая Марианна?!

Женщина в голубом: Я - из французской сказки (Мужчина подходит к ней, принюхивается, затем, удовлетворенно кивнув, отходит). Добрая фея, слыхал, наверное?

Мужчина в сером (в сторону): Нет, я в общем-то восточный человек. Кроме этой книжки, где больше говорится о приходе и расходе... Людей, разумеется... Ничего не читаю. Не успеваю. Понимаешь?

Женщина в голубом: Как это: приход-расход людей?! Ты кто?

Мужчина в сером: Я - Азраиль... Да, тот самый... Известный и вполне почтенный (воодушевляясь). Сегодня уже начинают чаще вспоминать мое имя. В мечетях. В науке. Религиозной, разумеется... И дело тут не только в войне, где по существу хозяин - Я... Кстати, что вы здесь делаете? (указывает на книгу). Как вас понимать?..

Женщина в голубом: Я пришла сюда, чтобы спасти Ахмедию от смерти...

Мужчина в сером: От меня?.. Но почему? Он же мой, понимаете?..

Мой...

Женщина в голубом: Нет, он не ваш... Я не дам, его вам. Он нужен мне

самой... Сгиньте, уходите... Слышите?..

Мужчина в сером: Хорошо. Я сейчас уйду. Но недалеко (грозит ей пальцем). Буду здесь, рядом (отходит к кулисам, поворачивается спиной к залу).

Появляется шеренга пленных, среди которых и Ахмедия. Входят немецкий военврач, ефрейтор, мадам Жанна, работающая при лазарете. Ефрейтор к военврачу). Герр офицер, вот вам целая партия пленных для ваших опытов.

Военврач (вглядываясь в пленных). Мне нужен вот этот и указывает стеком на Ахмедию) этот. Впрочем, этот что-то слишком уж плох... Подойди (солдат подталкивает Ахмедию к офицеру). Так... Посмотри сюда (водит стеком перед его лицом). Скинь шинель, рубашку... (пока солдат грубо стаскивает с Ахмедии одежду, надевает ему полосатую робу узника концлагеря, военврач пристально разглядывает его ребра и область живота).

Мадам Жанна (в сторону). Вот мой, как он похож на моего Пьера... Вылитый он. Но какой измученный у него вид... (подходит к военврачу). Герр офицер, нельзя ли этого пленного направить в лазарет для контуженных? Он еле держится на ногах. У него сильная контузия.

Военврач (с досадой). В лазарет для контуженных? А... Да, да, конечно. Я тоже этого хотел (делает знак ефрейтору, сопровождая его многозначительным

жестом).

Военврач ( Иди, иди быстрей. Шнель, шнель! Русишен швайн! (потом. когда уже на них никто из присутствующих не обращает внимание, ударом сапога сшибает Ахмедию с ног и вместе с другим солдатом начинает избивать его. При каждом глухом ударе мадам Жанна инстинктивно вздрагивает; а военврач, довольный, ухмыляется. Появляется продолговатый ящик, в который бросают бездыханное тело Ахмедии).

Гаснет свет. А когда он вспыхивает вновь, тот же гроб с телом Ахмедии - на кладбище, где находятся военврач, мадам Жанна и Кюре.

Мадам Жанна (к немецкому офицеру). Мы вас не задержим, герр доктор.

Все уже готово. Могилу вырыли как раз к пяти, не так ли?..

Кюре. Мадам, Можете быть спокойны. Служители знают свое дело. Господин офицер, я думаю, мы вас долго не задержим. И разрешите поблагодарить вас от своего имени и от имени мадам за вашу любезность и доброту, которую, увы, не часто можно обнаружить в наше тревожное время...

Военврач. Это ваш родственник, мадам? Когда майор Шварцкопф попросил меня помочь вам похоронить родственника отдельно, на гражданском клад-. бище, я не смог отказать вам и потому, что знаю, как ценит вас наш начальник лагеря...

Мадам Жанна. Это не совсем так... Видите ли (поправляет черную вуалетку на шляпе) этот пленный, которого я просила у начальника лагеря похоронить на нашем кладбище, очень похож на моего мальчика, Пьера. Светленький, сероглазый... Он погиб год назад в Нормандии... Когда я увидела похудевшего и больного пленного, у меня сжалось сердце... Я ухаживала за ним, как могла. Разумеется, он не мог заменить мне сына... Но мы, матери, должны быть всегда готовы к милосердию. Помогая ему, я думала, что помогаю сыну." Конечно, это -иллюзия. Но она меня несколько успокаивала. Однако не в состоянии была спасти его... (подносит платок к глазам, в которых боль и неподдельное горе).

Военврач. Да, все женщины сентиментальны. И наши немки в особенности... Но, мадам, сейчас уже пятнадцать минут шестого. А ровно в восемь я должен вернуться в лагерь...

Кюре. Не беспокойтесь, герр офицер, они уже заканчивают. Еще несколько минут...

Военврач. Видите ли, по инструкции я должен осмотреть труп, прежде

чем его предадут земле...

(подходит ближе, чтобы лучше разглядеть покойника).

Майн Годд! Он еще жив... (жестко). Будем надеяться, что недолго... (махнув рукой, он берет под козырек и уходит).

Двое в сером пристально смотрят туда, куда он ушел. Потом помогают узнику приподняться из гроба опускают пустой гроб в могилу и засыпают его. Свет постепенно гаснет.

Картина четвертая

Мужчина в сером (идет, удрученно покачивая головой): Кажется, ему снова удалось ускользнуть от меня. А все женщины... Эти бестии... Не знаю, как у французов, но у азербайджанцев есть такая поговорка: дом, который не может разрушить Аллах, разрушит женщина... И наоборот, добавил бы я... Дом, который не может спасти Аллах, может спасти эта бестия. Могу привести сотни примеров, когда я, потратив массу усилий, загоняю... ну этого... бойца... раненого в угол. Казалось бы, все, конец. Крышка ему. АН нет. Появляется какая-то из них. Посмотришь, ничего в ней нет такого. Приносит цветы ране-ному, еду. И он встает через недельку-другую, улыбается, снова идет на фронт... А эти, в белых халатах. Из кожи лезут вон, чтобы поставить их на ноги.

(В отдалении грохочут выстрелы, и под шум стихающего боя: мужчина в сером уходит).

Появляется Ахмедия, который помогает тащить раненного в руку товарища. Бой в отдалении стихает, партизаны выходят из боя.

Военврач. Армед Мишель. Спасибо, товарищ. Ты второй раз спасаешь мне жизнь... Если бы не ты... Я решил тебя отблагодарить. Пойдем вон туда... Не бойся, я никому ничего не скажу. Вот, видишь, там...

Ахмедия. Что это?! Трупы... Труп... Кто эти убитые?

Военврач. Это - немцы, которые с эшелона. Ну того, что мы два дня тому назад подорвали... Вот... Они твои...

Ахмедия. Мои? Что-то не пойму... На что они мне?!..

Военврач. Как на что? Ведь ты... Вы все... Разве это не так?

Ахмедия. Что именно?

Военврач. Ну, что вы не совсем обычные... Ну, что у вас, русских, самое излюбленное кушанье - это труп врага. Про японцев, у нас об этом писали в газетах, говорят, что они, когда убивают врага, едят его печень... А вы можете съесть его всего... Вот, комрад, кушай... А я, можешь не беспоко-иться... Я ухожу и никому не скажу ни слова. Я все понимаю... Вы привыкли... Ведь часто голодали, не так ли? В 20-х годах, в 30-х... У нас писали о случаях каннибальства в России. Но ты не беспокойся... Никто, никто об этом не узнает... Пока... (собирается уходить).

Ахмедия (с гневом бросаясь на партизана, валит его на землю, поднимает с земли автомат, чтобы выстрелить, но оставляет его). Ах ты, негодяй. За кого ты меня принимаешь? За кого ты нас считаешь?.. Это вы едите всякую. дрянь... Лягушек всяких... Я сам видел... Я человек, понимаешь ли ты, паршивец?! И остаюсь им всегда! И мне от тебя никакой благодарности не нужно, понял?! (более спокойно, укоризненно). Эх ты, комрад, комрад... ты этакий... (уходят).

Мужчина в сером (появляется чем-то раздосадованный). Нет, с французами его рассорить не получится... И моя меченая пуля тут не поможет... Однако нужно что-то придумать... (оживляясь). Ну, конечно же!.. Как я не сообразил сразу!.. Придумать приказы... Я впишу их в эту книгу золотыми... нет, кровавыми буквами. Пусть читают и содрогаются. Приказ номер двести... двести (в задумчивости уходит в глубь сцены, сбрасывает там свою мантию и возникает в форме Верховного Главнокомандующего).

В кабинете Сталин и его помощник.

Военврач. А как дела у союзников... англичан? Что они не шевелятся? Ведут позиционную войну (с иронией). Как настоящие стратеги...

Помощник. Зато активно действует сформированное недавно авиационное соединение французов. Летчики эскадрильи "Нормандия-Неман" участвуют в самых горячих местах... Генерал Де Голль благодарит Вас за поддержку. Между прочим, в рядах французских и итальянских партизан есть много наших солдат и офицеров, товарищ Военврач. Они хорошо себя зарекомендовали...

Военврач. Де Голль - не Черчилль... Таким, как Де Голль, предстоит руководить Европой после войны. И хорошо, если мы будем понимать друг друга и после победы... И советские люди, где бы они ни находились, и французы, и другие... делают общее дело. На фронте, в тылу... в партизанах... (вынимает из бокового кармана спички и набитую трубку, прикуривает, прохаживается по комнате). Так вот, насчет послевоенной Европы... Черчилль может, конечно, изменить свое отношение к нам. Де Голль - другое дело... Но это покажет история. И неизвестно еще, как будут руководить страной после меня... Этот Никита Хрущев (он поморщился, словно вспомнив что-то крайне неприятное) одной своей дурацкой речью на XX съезде... внесет смятение в ряды партии... Партии, которой народ верил... Внесет раскол не только в обществе. Но и между нами и нашими друзьями: Китаем, Албанией...

А этот подполковник, кажется, политработник?.. Если не ошибаюсь... Как его (припоминает, наконец) Брежнев. При нем опомнились было, хотя и не сразу... Можно было за это время многое сделать для народа. Ведь война же кончилась. Трудности остались позади... И что же он сделал?!.. Звание маршала себе присвоил... Пять золотых медалей героя (переложив трубку в другую руку, растопыривает пальцы; действующей руки) присвоил себе... Сукин сын... Да я эту Малую землю... (пауза).

Что обо мне только ни говорили, чего только ни писали... Писатели, журналисты, драматурги. Страна находится в разрухе, хотя нет никакой войны. Один народ идет войной на другой. Продукты питания по талонам, как во время войны. Кругом жулики, мафия, преступность... Но никого не ругают, никого не сажают... Только ругают меня, хотя я умер уже сорок лет тому назад... За то, что я делал все, чтобы сохранить страну, укрепить ее, сплотить всех во имя общей цели... Все бросают в меня камнем. Скоро камней в этой стране не останется... Будет дефицит и на камни (он усмехается в усы, шутит)... Только ругая меня, что вы делаете очень успешно, вы не прибавите на прилавках колбасы или мяса... Работать и соображать (кончик трубки показывает на висок) нужно лучше. А обо мне написали уже военные: Жуков, Василевский, другие... И еще напишут... Но я, полагаю, тоже имею право высказаться. Я отказал себе во всем: в семье, сыне, роскоши и удовольствиях. И поэтому с моим именем люди шли на смерть... А эти (трубка указывает куда-то в сторону окна), эти... - иваны, не помнящие родства... История сама всех поставит на свои места...

Возможно, что для кое-кого я уже умер. Но не для этих (указывает пальцем в зал). Для них я еще жив. И буду жив долго... Пока в стране творится такое... я еще буду нужен. И кто знает... Может быть, я даже воскресну. Только фамилия у меня будет другая... Янаев, Язов (досадливо морщится, машет рукой). Или, лучше, Иванов, Федоров, Степанов, может быть... И до вас (указывает пальцем в ложи) доберусь тоже. Не посмотрю ни на какой такой суверенитет (грозит пальцем). Ваше время...

Помощник. (смотрит на свои наручные часы): Сейчас ровно час ночи, товарищ...

Сталин (не обращая внимания на него, задумчиво): И еще... Обсуждают эти приказы... Номер двести двадцать семь и двести семьдесят... А что? Что можно было сделать? Разве можно было допустить, чтобы бежали до Сибири... Конечно же, нужно было остановить. Ни шагу назад (Внезапно раздается свист пуль; он вздрагивает, испуганно пригибает голову, вновь выпрямляется). Или нужно было бы допустить, чтобы вся армия сдалась врагу в плен?!. А!

Звучит один, но короткий хлопок выстрела.

Помощник. Это - в себя, чтобы не попасть в плен...

Военврач. Понятно... понятно... А, может быть, вообще нужно было оставить сопротивление фашистам и попытаться решить войну посредством политического урегулирования. Как это, между прочим, кое-кто сегодня пытается делать такое. Можно ли было пойти на это с Гитлером в тот момент, когда он захватил большую часть нашей территории... (пауза). Кстати, и суверенитет свой тоже нужно уметь защищать... (грохот снарядов обрывает его речь. Раздается автоматная очередь, от которой он вздрагивает и, обращаясь к кому-то за кули-сами, с раздражением бросает) Ара; матах, де бола ли... бола...

Уходит. По пути наталкивается на Женщину в голубом, которая удостаивает его пренебрежительного взгляда.

Женщина в голубом (перед занавесом): Ну что за люди, а? Скажите, пожалуйста. Не могут жить без выстрелов. Без того, чтобы нагонять страху на людей (сбрасывает мантию). Моя бедная дочь... Я, моя дочь Сарра, Армед Мишель... Все мы... Разве мы не заслужили право на спокойную жизнь... Мы участвовали во французском Сопротивлении ради мира, счастливой жизни. Прошло три года, как кончилась война. Париж, наконец, сбросил с себя оцепенение от страха. А успокоения или благополучной жизни всё нет и нет. Казалось-бы, для счастья, моей Сарры все есть. Квартира, куда она переселилась с Армедом, в центре Парижа. Генерал Де Голль ценит Армеда, как отважного бойца Сопротивления. Он стал легендой у нас. Его уважают. Его ждет блестящее будущее... А, впрочем, (вздыхает) смотрите, что получается (показывает на сцену, уходит).

Картина пятая

Послевоенный Париж. Квартира. Раздается звонок, входит Ахмедия, целует Сарру, проходит в комнату, обставленную памятными фотографиями, портретами Де Голля, Сталина, Мориса Тореза... Садится в кресло, достает сигарету, закуривает....

Сарра (начинает накрывать на стол): Что с тобой? Ты уже куришь?.. Иди помой руки. Будем обедать. Я достала по талону замечательную банку тушении... Ты не чуешь по запаху? (нюхает воздух сама). Божественный запах... Проклятая война... Мы забыли не только о деликатесах, но и об обычной копченой колбасе или рыбе. На рынке уже появилась говядина, свинина... Правда, цены еще высокие... Врач сказал, что я должна прежде поправить свое здоровье. (Пока она говорит, Ахмедия выходит на кухню, моет руки, появляется снова в дверях, садится к столу. Смотрит на нее как-то виновато и грустно).

Так ты мне скажешь, что у тебя там произошло?.. Я вижу, что ты сегодня какой-то не тот...

Ахмедия. Да, нет... (начинает есть, предварительно накрошив хлеба в тарелку. Сарра смотрит, невозмутимо поджав губы: с этой привычкой его она, похоже, не может свыкнуться). Наши обеды - пити, кюфта-бозбаш обычно мы едим, накрошив в кясу... Это тарелка такая... чурек... Это такой хлеб... Один или два раза в неделю мать выпекала в тендире чуреков... На второй или третий день они чуть черствели... Поэтому этот способ (указывает рукой на свою тарелку) чем-то оправдан. Ведь у вас - другое дело...

Сарра. Да, у нас на каждом углу булочная, как ты уже говорил. И чтобы купить свежего хлеба, достаточно перейти улицу... Но я тебя не спрашиваю о вашей кухне... Ты уже рассказывал... Что произошло?..

Ахмедия. Мехти уезжает...

Сарра. Куда?

Ахмедия. Домой... То есть в Турцию. Получил от дяди письмо. Меня зовет с собой...

Сарра. Ну а ты?..

Ахмедия. Я сказал, что если уеду, то только в Азербайджан, Советский Союз...

Сарра. А он? Что он сказал?..

Ахмедия. Сказал, что я осел... Он сказал, чтобы я не валял дурака. Там нас ждет холодная Сибирь. А в Турции мы можем надеяться на спокойную жизнь. Я сказал, что не поеду с ним... Что ты ждешь ребенка. Мне и тут хорошо, хотя...

Сарра. Что "хотя"? Договаривай...

Ахмедия. Хотя меня очень тянет вернуться домой. По ночам вижу свой дом...

Сарра. У тебя, по-моему, есть уже дом...

Ахмедия. Я о родине... Как там мои родные?!.. Отец, мать, сестра... Все ждут меня... А знаешь, какая у нас природа? Поля, луга, горный воздух...

Сарра. Хочешь, съездим к моей кузине в Альпы? Я была там до войны... Очень красиво... Коровы с колокольчиками бредут по лугам... Цзынь-цзынь... Хрустальный звон и чистый воздух... А? Побудем немного и вернемся...

Ахмедия. Нет, ты меня не поймешь (откладывает ложку в сторону). Послушай, какая корова? Какой воздух?!..

Сарра. Но ведь ты сам сказал, что тебе хочется "лугов, полей, горного воздуха".

Ахмедия. Но это - тоска по родине... понимаешь!

Сарра. Родина твоя - здесь... У тебя должно быть чувство ответственности... за меня... за дочь...

Ахмедия. Дочь? Почему дочь, а не сын?..

Сарра. За нашего ребенка. Нет, вы подумайте, ему предлагают целое предприятие, кучу денег... Он окружен уважением, его ценит сам Президент... А он размечтался о родине, которая даже не интересуется, что с ним стало... Ты думаешь, что тебя примут - с распростертыми объятиями? Как бы не так... И вообще забудь об этом. Я тебя скорее убью, но никуда не отпущу. Ты знаешь... (пауза). А, может, ты вспомнил ту девушку, которую прочили тебе твои родители?

Впрочем, ты свободен... я не могу держать тебя... привязать к себе... Ты же не в плену... (пауза).

Ты действительно свободен, Армед. Не надо оправдываться или объяснять... Мы женщины - эгоистки. Ты делай так, как тебе виднее. Не думай обо мне... о нас...

Ахмедия. Но я без тебя не поеду. Если ты согласна, то мы поедем вместе... Я, устроюсь... и ты ко мне приедешь...

Сарра. Правда? Ты этого хочешь?..

Ахмедия. Очень... Тебе понравится у нас, ты увидишь сама. Я агроном... Буду работать... Наш мальчик пойдет в школу...

Сарра. Девочка... Наша девочка...

Ахмедия. Ну, ладно, я согласен и на девочку... (Ахмедия радостно улыбается и принимается за еду).

3 а т е м н е н и е

Картина шестая

Мужчина в сером. Ну, все... Все... все... Да, там, за бугром, за границей, то есть... я его взять не смог. Мне помешали. Да и эта штучка... В голубом... Ангел-хранитель... Все же, что ни говори, а действовать приходилось на поле противника (поправляет себя) на чужой территории. А теперь... Слыхали? Он едет... Едет сюда... Сам... Добровольно... (нежно). Милый, голубчик ты мой... (оглядывается, проходит в глубь сцены, сбрасывает свою мантию и превращается в капитана Захидова).

Шеки. Кабинет капитана НКВД Захидова, Сарвар Алиев вводит Ахмедию в кабинет.

Захидов. Ну что дружок за сколько монет продал .Родину?.. Расскажи. Да не торопись. Времени сколько угодно. А ты, Сарвар, открой свою тетрадь и записывай. Да поподробнее... Число, месяц, год... 10 июня 1948 года... Написал?..

Начнём вот с чего... Ты сдажи,пожалуйста, что это за ордена, кто тебе их дал и за что?.. (указывает на лежащие на столе пять иностранных орденов и медалей).

Ахмедия. Мне дали их там...

Захидов. Где "там"?

Ахмедия. Ну, во Франции.

Захидов. Это в какой Франции? Оккупированной, что ли?

Ахмедия. Так точно. В оккупированной...

Захидов. Вот и хорошо... Я вижу, что мы с тобой понимаем друг друга с полуслова. Присядь-ка, дружище, сюда и постарайся вспомнить, за что и при каких обстоятельствах ты удостоился вот, например, этой медали. Ты, должно быть, неплохо говоришь на иностранных языках, не так ли?

Ахмедия. Я говорю на немецком и французском... Ну и на русском, и своем родном азербайджанском.

Захидов. Родном... (саркастически) азербайджанском.. Ну и как в отношении медали? Кто тебе ее вручил?

Ахмедия. Мне ее вручил полковник Дельпланк...

Захидов. Это было в тылу? У немцев, не так ли?..

Ахмедия. Да, это было на немецкой территории, то есть (поправляет себя) на оккупированной немцами территорий...

Захидов. Какое задание ты выполнял в связи с немцами... в тот раз?

Ахмедия. Ну, это... как вам сказать... было обычное задание. Немецкая рота (Ахмедия обеими руками показывает на себя, точно говоря: "ну, все мы"...) должна была пройти через французскую деревню, точнее окраину деревни, выйти к намеченному пункту...

Захидов... Так... так... (капитан кивает и делает знак Сарвару, чтобы он не забывал вносить все в протокол). У тебя хорошая фантазия, дружок. Но ячто-то не пойму. Или, прости, кажется, я плохо слушал тебя. Скажи-ка... Вы пошли на задание... Ваш отряд... немецкий, разумеется. В немецкой форме. Так ведь? Вы подорвали эшелон. Потом была перестрелка. Ты оказался в немецком госпитале. Это - тоже вполне понятно. Не в советском же ты должен был оказаться (он хихикает, как бы давая понять, что это понятно и ребенку). Непонятно только, почему ты уходишь из госпиталя и, еще более непонятно, почему ты, как ты сам говорил (делает ударение на этом - "сам"), оказываешься у французов. Ведь ты вернулся на базу, тебя встретили, накормили... Накормили солдаты, которые были одеты в немецкую форму. Так ведь? (Ахмедия согласно кивает головой). Ну вот, я же и говорю, что встретили тебя немецкие солдаты...

Ахмедия. Да нет же... Это же были мой друзья...

Захидов. Я и говорю, что это были твои друзья. Знаешь, не думай, что я не понимаю. Мне ясно все. Только остается выяснить, кто преподнес тебе медаль... Де... де... Как его?

Сарвар. Дельпланк, товарищ капитан.

Захидов. Да помолчи ты. Тебя не спрашивают. Так вот (он снова обращается к Ахмедии), этот Дельпланк... В каком звании был этот немец?..

Ахмедия. Он не немец. Он - француз...

Захидов. Француз?! Он что... работал на немцев?

Ахмедия. Да нет, он работал на себя. То, есть на французов...

Захидов. Ну вот что, ты прекрати это хулиганство! Ты что, издеваешься надо мной? (Вскочив со стула, он хватает Ахмедию за ворот рубашки, приподнимает его и бьет кулаком по лицу). Ах ты, гад паршивый, фашист проклятый. Издеваешься над советским офицером?!.. Работником НКВД?!..

Ахмедия. (пытаясь приподняться с пола, на который его свалил кулак Захидова). Что вы, что вы, товарищ капитан. Я- честный человек... Попал в плен.... был в концлагере.... Бежал... Был похоронен... (Внезапно поняв абсурдность последних слов, он сник, опустил голову, безнадежно махнув рукой, словно говоря: "Ну, как хотите... Будь по-вашему...").

Захидов. Клянусь Аллахом, я устрою тебе такую жизнь, что по сравнению с нею фашистские застенки и всякие их концлагеря покажутся тебе настоящим санаторием!.. Курортом!..

Захидов подбегает к привставшему на колени. Ахмедии и сильным ударом ноги в грудь сшибает его снова на пол. Начинает бить ногами по рукам, по ребрам, по голове, которую Ахмедия, сжавшись всем корпусом, старается обеими руками прикрыть от ударов...

Мадам Жанна (выходит из-за кулис, порывается помочь Ахмедии,которого отделяет от нее невидимая граница). Не сметь! Слышите, вы... Не трогайте его больше (она гневно смотрит на Захидова, который, не обращая на нее никакого внимания, однако перестает бить Ахмедию, отходит в сторону, надевает серую мантию, вновь превращаясь в Азраиля).

Мужчина в сером (указывая на распростертую на полу фигуру Ахмедии). Все... Теперь ему конец. Таких несколько дней, и можно ставить последнюю пулю... э... точку в протоколе...

Мадам Жанна. Ну, почему, почему вы его мучаете. Ведь вы должны гордиться им... Быть благодарным ему за все, за то, что сражался, чтобы освободить вас от фашизма, тирании, деспотизма, от тоталитарного режима...

Мужчина в сером. От тоталитарного режима? Какого?

Мадам Жанна. Немецкого... Какого еще...

Мужчина в сером. Вот именно, немецкого...

Здесь он ничего не смог сделать. И не сделает. Здесь ему не место. Пока здесь командуют вот они (показывает на сцену, где за опустевший стол Захидова усаживается дородный мужчина, которому помощник услужливо подает на подпись какие-то бумаги).

Немая сцена

Ахмедия на полу. Появляется генерал с буденовскими усами, следом - ординарцы. Генерал изумленно таращит глаза на распростертого на полу Ахмедию, суетится, стремясь поднять его с пола. Ему помогают ординарцы. Один из них начинает переодевать его в новый костюм, завязывает галстук, сует ему в руки чемодан. Как важную персону его сопровождают на вокзал. Бравурная музыка сменяется лирической мелодией. Вновь появляется Ахмедия с чемоданом в руке, с плащом, перекинутым через плечо, и со шляпой на голове. Из глубины сцены выходит помощник и почтительно приглашает его в кабинет секретаря ЦК.

Мужчина в сером (наблюдавший эту немую сцену, сопровождая ее выразительной мимикой и жестикуляцией). Нет (вздыхает). Они все равно не дадут ему спокойно пожить. Доконают окончательно. Все же жаль парня... Нужно помочь ему. Для него же будет лучше, если я возьму его к себе. В свою самую что ни на есть ценную коллекцию (мечтательно улыбается, но, спохватившись, утвердительно кивает). Но это я сделаю после перерыва, во втором действии (уходит).

З а н а в е с

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Картина седьмая

В кабинете за столом - секретарь ЦК. Здоровается приветливо с Ахмедией, которого вводит в кабинет помощник.

Секретарь ЦК. Ну, как поживаешь, герой? Как дела? Как семья? Работа?

Ахмедия. Спасибо, все хорошо.

Секретарь ЦК. Ну, чем мы можем тебе помочь? Ты полностью заслужил это. Воевал... воевал храбро... И вот результат. У тебя, говорят, есть ордена и медали Франции? Это - очень хорошо, что мы (он указывает пальцем себе в грудь) - азербайджанцы воевали не только за нашу (указывает в сторону) советскую родину, но и за тех (рука его теперь показывает в противоположную сторону, не сообразив, что показывает нетуда (смутившись), которые там... ну этих...

Помощник (подсказывает). Наших союзников.

Секретарь. Ну... что ты просишь? Говори!

Ахмедия. Я ничего не хочу... У меня нет жалоб... Если можно, только (вопросительно смотрит на помощника, ища у него совета, как быть, увидев, что тот утвердительно кивнул ему, продолжает). Я просил бы вернуть мои награды (видя, как пошли вверх брови секретаря ЦК в знак вопроса и недоумения, он повторил), мои ордена и медали, которые отобрал у меня капитан НКВД Захидов...

Помощник. Он немедленно вернет вам ваши награды. Не беспокойтесь...

Секретарь ЦК. Ты вот что, дорогой товарищ Ахмедия. Время такое, не обижайся на свое начальство. Они - тоже люди... Пока от нас распоряжение дойдет до них, идет время, иногда годы... И все равно, бывает, не доходит. А иногда смотришь... (обрывает себя). Хорошо, что еще жив остался, здоров. Машаллах, Машаллах... У тебя все впереди. Скажи, что тебе еще дать?

Ахмедия. Товарищ председатель...

Помощник (поправлят). Товарищ секретарь.

Ахмедия. Товарищ секретарь, я живу в маленьком селении Охуд. Это- недалеко от Шеки. Река наша горная... Полноводная весной. Бывают сели и паводки... Очень разрушительные... В прошлом году сель унес трех человек и около двух десятков голов скота... Разрушил дома односельчан...

Секретарь ЦК (нетерпеливо). Ну, так что же?

Ахмедия. Вот если бы вы приказали построить дамбу, чтобы обуздать реку, спасти сельчан от селя...

Секретарь ЦК. Партия и правительство делают все, чтобы своевременно обеспечить сельских тружеников от нездоровых (исправляет себя же) вредных (ищет подходящее слово)...

Помощник (подсказывает). Разрушительных, стихийных.

Секретарь ЦК. Вот именно... Разрушительных и стихийных проявлений природы (палец назидательно поднят кверху). Но все это делается по пятилетнему плану. А ты хочешь, дружище, чтобы это произошло так просто, сти-хийно?!.. (довольный собственным каламбуром он тихо беззвучно смеется).

Помощник (к Ахмедии). А сколько метров нужно построить дамбу там, где река особенно опасна?

Ахмедия. Да метров четыреста-пятьсот...

Помощник. Всего-то?! Это можно сделать...

Секретарь ЦК. Хорошо, хорошо... Ну, а теперь расскажи, как съездил в Москву. Ну, был у Никиты Сергеевича? Как принял он тебя? Не торопись, время есть, рассказывай...

Ахмедия. Как рассказывать? Про то, что говорил товарищ Хрущев? Или с самого начала?..

Секретарь ЦК. С самого начала, да... (недовольно оглядывается на появившегося Мужчину в сером, который вслушивается в беседу).

Мужчина в сером (смотрит на растерявшегося Ахмедию, на которого падает луч света, оставляя в тени хозяина кабинета и его помощника, которые затем неслышно исчезают). Ну что я говорил тебе. Помогли они тебе? Эти бюрократы в Баку, в ЦК? Как бы не так. Лучше давай продолжим наши упражнения (снимает мантию, превращаясь в Захидова). Давай, давай, иди сюда. Пора завершить наш разговор, ставить точку (похлопывает по кобуре, висящей на поясе).

Ахмедия (с недоумением). Какую точку?.. Разве вам не позвонили? Разве я не оправдан после всего этого?!.

Захидов. После всего этого я и хочу поставить точку в твоем деле... (садится за освободившийся стол). Ну, давай... Садись, пиши (это - вошедшему Сарвару)... А ты рассказывай... Время не ждет... Я должен написать рапорт и отправить тебя, как преступника, в Баку...

Ахмедия. Я - не преступник.

Захидов. Не преступник, говоришь! Ну так станешь им... Да, скажи-ка (это - Сарвару), ты допрашивал родственников женщины, которая умерла после того, как па нее наехал мотоцикл с коляской? Да?.. Что они сказали? Что никого не подозревают?!.. А хозяина мотоцикла, который сшиб женщину, нашли? Не-е-ет... И не найдете... И, знаешь, почему? Потому что он уже здесь... Вот он (радостно указывает он обеими руками на Ахмедию). Ты, кажется, умеешь водить машину, а? Привык иметь дело с машинами. Так вот, не хочешь рассказать о своих преступлениях та-а-м, придется открывать дело о преступлении... твоем здесь...

Ахмедия. Я ничего плохого та-а-ам не совершал. Я... меня уважали...

Захидов. Кто? Фамилия, имя, должность.

Ахмедия. Морис Торез...

Захидов. Кто? Это кто?

Ахмедия. Морис Торез- Друг товарища Сталина.

Захидов. Что-о-о? Какой еще друг?

Ахмедия. Морис Торез и вручил мне собственноручно орден "Боевой крест"...

Захидов. Крест?! Ах ты, фашист проклятый. И ты смеешь называть этого негодяя Ториса Мореза другом (задыхаясь) нашего любимого вождя?! Да (капитан задыхается от негодования) за одно это тебя следует шлепнуть... Прямо здесь... без суда и .следствия...

Захидов вынимает пистолет и медленно поднимает его к груди Ахмедии, потом еще выше - на уровенъ глаз... Стреляет, но промахивается. Ахмедий вовремя отвел голову в сторону. Захидов растерян.

Ахмедия (кричит). Сам генерал Де Голль вручил мне другой орден "Крест за храбрость"...

Захидов (еще не оправившись от шока, задыхаясь от возмущения). Опять "крест"?!

Ахмедия. Да, "крест"... и еще медаль "За личную храбрость в бою"... При этом он пожал вот эту руку (вытягивает ее) и сказал, что эта медаль дает мне право шагать на парадах в Париже впереди генералов...

Захидов. Что ты го-во-ришь?! (издевательски тянет слова). Не знаю, как насчет парадов... в Париже... А вот сейчас ты пойдешь впереди этого младшего лейтенанта, который (вспомнив о пистолете в руке, быстро прячет его в кобуру сдаст тебя в республиканский НКВД. Кстати, кто еще (делает знак Сарвару записывать) тебе вручал награды!

Ахмедия. Капитан... (поправляет себя Ахмедия) полковник Дальпланк... Это в его отряд я попал после похорон...

Захидов. Каких еще похорон?..

Ахмедия. Да моих же... похорон...

Захидов. Так... так... похорон (выразительно и глубокомысленно смотрит на Сарвара, как бы говоря: "Этого я не учел, понимаешь... Ведь все это и есть бред .сумасшедшего").

Захидов выходит на середину сцены: Свет падает только на него, в то время, как Ахмедия и Сарвар растворяются в темноте, постепенно опускающейся на сцену. Захидов задумчив, вспоминая, что-то. Звучит задушевная музыка. Она - о быстротечности времени.. Захидов вздыхает; подходит к столу, снимает фуражку, достает из ящика стола белый парик, надевает на голову. Сверху укрепляет фуражку. Потом, снова вздохнув, но уже не так печально, снимает свои погоны капитана и надевает погоны полковника. Потом, подумав немного, достает из ящика стола колодку орденов и медалей, цепляет себе на ГРУДЬ.

Захидов (вздыхая и словно успокаивая себя, печальным голосом). Годы, брат, не остановишь, нет. Не засадишь в тюрьму как человека на пять-десять лет... Не скажешь: ты сиди спокойно... подожди немного, пока я поживу...

Звонок. Захидов поднимает трубку.

Это ты, Сарвар? Я слушаю тебя, капитан Алиев (слушает, лицо его мрачнеет). Так ты говоришь, что этот писатель и как его... Из Народного фронта интересуется тем, как мы с тобой мучили Ахмедию Джебраилова?!.. Смотри ты, какие... Они меня плохо знают. Ну. ничего... Еще узнают. Материалы, говоришь, спрашивают... Архивы НКВД?.. До чего же мы дожили, если каждый мальчишка... Успокойся, успокойся... Я подумаю... Подумаю, говорю... Пока... (кладет трубку). Как я не понял сразу?! Стареешь. Захидов! Перестал чуять опасность... Может быть, уже пора и на покой?!.. Слава Аллаху, все-то у тебя есть. Дом - не дом, а целый дворец. Всех детей пристроил... Деньги... В двух местах хранятся, лежат себе в земле, во дворе... На черный день... Надо бы проверить, чтобы не сгнили, как у того секретаря райкома... Героя Соцтруда... А то еще позора не оберешься... Да и эти... из Народного фронта... Они ведь тоже могут опозорить... И .еще как...

Рука полковника тянется к селектору, нажимает кнопку. Чуть повернув толстую шею к селектору, он спрашивает:

- У тебя там, как его... шофер, таксист... (вспомнив о чем-то, испуганно оглядывается). Подожди, возьму трубку (в трубку). Родственник нашего Ис-маила-киши... Что? Женщина, которую он сбил, в тяжелом положении? Ничего. Отпусти... Знаю (пауза), знаю, что нужно быть у первого секретаря... Гости, знаю... Доставить ветерана... Джебраилова... Знаю... (в сторону). Будь он проклят... (в трубку). Да, да... Идет праздник... Конечно... Юбилей классика... Поэта... (с раздражением). Ну, это одно и то же: поэт или драматург (кладет трубку, встает, направляется к авансцене, сталкивается с Ахмедией, который одет в военную форму маки и при орденах)... А вот и ты, товарищ ветеран. Тебе, уважаемый Ахмедия-киши, нужно быть в этот час среди самых почетных и дорогих гостей (праздничная музыка усиливается). Ведь ты, как-никак, важная птица. Гордость здешних мест, мой дорогой...

Помощник (появляется в сопровождении двух замов, которые держат в руках папки и блокноты; увидев Ахмедию, обращается к одному из замов). Ну-ка, посмотри, где должен находиться сейчас Джебраилов?!..

Помощник (смотрит в блокнот). В Караван-сарае, Рашид Исмаилович.

Помощник (укоризненно). Вот видишь, Джебраилов: в караван-сарае... Среди гостей. Ну-ка быстрей отправляйся туда! Одна нога здесь, другая там. Ну, что стоишь?..

Ахмедия (задыхаясь от гнева). Вы... Вы... Не смеете... Не надо командовать! Я - человек, а не марионетка, которую можно переставить, куда хочешь. Вы, молодой человек, вы... я вам в отцы... в деды гожусь. Не смейте .на меня кричать! Ясно?..

Помощник (с изумлением). Послушайте, вы только послушайте... (к своим помощникам и Захидову). Что он говорит?.. Да вы понимаете всю важность, этого мероприятия?! У нас гости из всего Союза, из-за рубежа... Мероприятие, можно сказать, под контролем ЦК (при слове "ЦК" вздрогнув, бросается дальше вместе с помощниками. Его голос раздается уже за кулисами). А он: "не смейте кричать!".. Да на меня так крикнут в ЦК, что я вспомню свадьбу моего отца Исмаила-киши...

Захидов (с усмешкой смотрит вслед Рашиду Исмаиловичу). Да, времена меняются, ничего не скажешь. А ведь было время (как-то игриво и многозначительно смотрит па Ахмедию), когда (со вздохом разводит руками). Конечно, война... Враги... Враги народа... Дисциплина... Приказы военного времени. Беспрекословное подчинение... Да, времена изменились...

Ахмедия. Видишь ли, дорогой, мы изменились. Мир изменился... Для нас война имела очень большой смысл. Мы не ощущали себя в отрыве от нашей земли, родины... Она у нас у всех - русских, украинцев, грузин, азербайджанцев-была одна... Мать-родина... которую мы защищали... И считали это делом

святым (закуривает).

Сейчас другое время. Никто уже всерьез не думает о враге. Не верят, что такой враг у нас есть... Не верят пропаганде... Мы говорим: нужно быть готовым защитить свою родину, а сами оказываемся в Афганистане... Или еще где... Мы говорим об угрозе со стороны Америки, а наша молодежь мечтает очутиться там... Сотни тысяч покидают страну, чтобы пожить там, у них (он показывает куда-то рукой)... Один народ идет войной на другой. И это в стране, где, может быть, ничего не было, но была дружба народов. И это действительно, так было... (после небольшой паузы). Что касается моей судьбы... Может, у меня и ничего нет, но я сам был се хозяином... Сам решил вернуться... и вернулся... Вот только людей жалко... Того парня...

Захидов. Какого парня?

Ахмедия. Которого я убил впервые... на мосту... Он мне иногда снится по ночам... Сам удивляюсь, почему... С рыжими усами... В чем-то был похож на меня... Мне даже кажется... это во сне... что я убиваю себя... И тогда я думаю, что схожу с ума... Просыпаюсь... И жить не хочется... А...?

Захидов. Когда это было?..

Ахмедия. Да вскоре, как я попал в партизанский отряд. Уходят.

Появляется Рашид Исмаилович в сопровождении нескольких мужчин и женщин, среди которых выделяется заслуженная актриса.

Рашид Исмайлович. Ну что же. Теперь начинается художественная часть... Прошу всех на банкет.

Заслуженная актриса (наигранно). Как? Ведь мы были в театре, на юбилейном спектакле... Разве все это не было художественной частью?

Рашид Исмайлович. А кто сказал, что банкет - это производственное совещание или собрание?

Все уходят.

Картина восьмая

Фойе ресторана. Звучит танцевальная мелодия. Снуют с подносами официанты. Банкет в разгаре. С разных сторон выходят мужчина в сером и женщина в голубом.

Мужчина в сером. Вот веселятся, забыв обо всем на свете: о прошлой войне, о юбиляре-писателе... Не думая о том, что надвигается новая война... на Карабах... Странная война: война и, вроде бы, не война... Уже гибнут люди... А они веселятся...

Женщина в голубом. Не надо удивляться этому. Тем более сожалеть... Ведь люди же они. А людям свойственно радоваться. Они должны радоваться жизни. Что же касается странностей войны, то я уже видела одну такую войну, которая также странно начиналась... во Франции это было, и называлась она поначалу именно так: "Странная война"... Видимо, история ничему не научила людей...

Мужчина в сером. Замолчи, женщина! Ты ничего не смыслишь в этом деле. Эта война, которая разгорается здесь, ниспослана им свыше... За их грехи...

Женщина в голубом. За какие такие грехи?

Мужчина в сером. А за то, что жили во мраке рабства. Терпели, подчинялись всякому, кто был над ними. Забыли о собственном достоинстве, чести, гордости. А ведь что может быть выше человеческого духа... Духа свободолюбия, независимости, отваги, гордости... У них были поэты и писатели. И хорошие, кстати... Они звали их беречь, как самое святое, чувство собственного достоинства... Но они их не слушали... Отмечали юбилеи... Вот как этот... Но не вникали в смысл того, чему учили их классики...

Женщина в голубом. Я тоже всегда восхищалась людьми смелыми, решительными, отважными... Способными на подвиг. Как это сказано у немецкого классика?.. (вспомнив, цитирует). "Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой!".. Я готова аплодировать таким людям...

Мужчина в сером. А они аплодировали лишь тем, кто с мечом или кнутом стоял над ними. И редко кто из них осмеливался возвысить голос. А тот, кто не боялся, был тут же наказан... И знаешь, кем? Не властителем, не тираном... А теми, кто не осмеливался на такой шаг. Рабами... Они же скручивали руки своему несчастному товарищу... Ну, доносы, анонимки, ложные показания и тому подобное... А лотом бросали его на жертвенный алтарь деспота... Вот и Ахмедия... Ты говоришь, он - герой... Я не верю. Нет... Рабы не могут быть героями... Расспроси его как следует, и ты увидишь, если он и совершал героическое (видя, что женщина в голубом пытается возражать). Верю, верю, что подвигов у него было много... Об этом писали в печати много. Здесь за границей... Но я убежден: эти подвиги он совершил от... страха! Да, да, от страха! Чтобы не обмануть доверия его новых друзей-французов. Чтобы не осрамить престиж советского бойца... русского... Ведь его звали в партизанском отряде "Рус Армед!".. Чтобы его не убили как предателя новые его, товарищи... Так, он из страха, что его примут за предателя, вызвался убить часового на мосту в первый раз... А потом дальше... Пошло... Поехало...

Женщина в голубом. Побойся Бога... Ты дела ешь его каким-то бездушным,

лишенным высокой морали...

Мужчина в сером (передразнивает). Морали... Скажу тебе прямо, он - скользкая личность. Бесшабашный герой? Может быть. И потому я хотел бы забрать его к себе. Да, в этом смысле он, безусловно, заслуживает попасть в мою коллекцию. Но он, говорю я тебе, не таков. Это - герой-трус. Очень даже думающий о последствиях своих действий... Можно сказать, расчетливый, хитрый герой, бросающий вызов смерти... (с гневом) мне, Азраилю... (с воодушевлением) Азраил-бею!.. А такой мне ненужен... Он может подпортить ценность моей коллекции. Тем более, вы сами видели, у него в последнее время прорезался голос... Голос протеста... Браво, Ахмедия!

Женщина в голубом. Вот и хорошо. Оставьте вы его, наконец, в покое. Тем более, как вы говорите, он такой хитрый...

Мужчина в сером. Что хитрый, то хитрый. Вы знаете, среди азербайджанцев... теперь уже тюрков, встречаются прехитрые бестии, которые не прочь обмануть меня, обвести вокруг пальца. Бывает, при рождении ребенка записывают его под одним именем (смотрит в свою книгу), а зовут по-другому... Это - чтобы я его не нашел, когда будет нужно. И этот тоже записан был как Ахмедия, потом стал "Армед Мишель", "Де Голль Армед", "Рус Армед". Я даже чуть - было не потерял его след в этой книге. Вот почему он и стал таким храбрым в последнее время. Думает, что ушел от меня, запутал след, как говорили у них в разведке, где он считался лихим и изворотливым. А... (догадываясь) так ты хочешь показать пример своим соотечественникам, которые столетиями (считает на пальцах) сто пятьдесят... плюс семьдесят два... жили в рабстве..?! Не имея собственного голоса. Но ты, дорогой Ахмедия, должен знать, что Моисею понадобилось сорок лет, чтобы иудеи изменили отношение (задумывается) к чему? (не вспомнив, досадливо) кое-чему. А твоему народу, может быть, понадобится еще (считает на пальцах) десять, а то и все двадцать-тридцать лет...

Женщина в голубом. Не очень ли долго придется ждать? Что, ты не видел - разве героев, борцов, вышедших из их среды, которые не хотели верить самым заманчивым обещаниям об эпохе всеобщего счастья?!.. Обещаниям демагогов, которым нужно было забрать у них свободу, превратив в рабов?!..

Пусть и хорошо устроенных: спецмагазины, номенклатура, звания и награды...

Мужчина в сером. Почему же... Среди их соотечественников нет-нет, да и встречались борцы. Редко, но встречались... Одного я помню хорошо... Я долго сохранял ему жизнь... Помог даже ему вырваться из лап ЧК, самого

Сталина... Знаешь, что это такое?!.. Он не только красиво говорил (задумывается, припоминая). "Знамя, которое взвилось однажды"... Но и сопротивлялся,

.звал к борьбе. Но они забыли его надо-о-о-о-лго... На семьдесят с лишним лет...

Вычеркнули из истории, из книг, из памяти... И если бы не (указывает пальцем наверх, а потом, подумав, куда-то в сторону) они, может, и не вспомнили бы вовсе... Что поделаешь, рабы есть рабы... Правда, сегодня многие думают, что сбросили с себя цепи рабства. Но на деле они лишь заменили цепи: железные на золотые... Освободились от идолов, которым подчинялись, чтобы поклоняться новому - золоту, богатству, ездить на "мерседесах", иметь свой кооператив, свое дело... Быть хозяином... Но это - иллюзия. Еще более изощренная форма рабства.. Когда человек .становится рабом денег... Это еще хуже, чем быть рабом у хозяина. Ведь среди, хозяев бывают и люди неплохие.

Женщина в голубом. Уж не Захидов ли этот хороший хозяин? А, может, скажете...

Мужчина в сером. Захидова трогать не нужно, нет... Конечно, с ним бороться можно... Но лучше не надо... Они, Захидовы, -.нужны... И, я думаю, долго еще будут полезны обществу.

Женщина в голубом. То есть, как. это полезны?

Мужчина в сером. .Чтобы у людей возникало, желание сопротивляться злу..... Бороться с ним... Хотя бы ради этого. Но меня сейчас интересует не он, а Ахмедия. Ведь пуля...

Женщина в голубом. Не трогай его, пожалуйста. Он свое уже получил. Оставьте его. Пусть доживает свои дни...

Мужчина в сером. Есть вещи, которые от меня не зависят...

Женщина в голубом. То есть?..

Мужчина в сером. Видишь ли... Уж кому-кому, а тебе, добрая фея, дол жно быть известно, что все мы под богом ходим. Что есть такое понятие: рок, гисмет... Понимаешь? И пуля, впервые выпущенная мной в Ахмедию там, на Северном Донце, на Украине... Его еще не достигла. Видишь ли: она несколько раз прошла рядом. Даже задела его. Но в него не вошла... А между тем... Ты знаешь, можно изменить законы математики. Помнишь: (другим голосом) сколько будет два плюс два? (изменив голос). А сколько вам нужно? А роковое предначертание изменить нельзя... И это предначертание исполнить должен я. Я - исполнитель! Понимаешь?!.. (озабоченно думает). Но (радостно), кажется, я нашел!.. Нашел наконец-то очень оригинальный ход...

Женщина в голубом (с тревогой в голосе). Что, еще ты имеешь в виду. Не трогай Ахмедию, прошу тебя... Ведь у него большая семья. Здесь, там... Дети, внуки... Ведь он не виноват, что все так случилось... Если бы не война... Да еще сын Микаил в Карабахе...

Мужчина в сером. Война... Вот... Вот... сегодня война... Люди страдают... Ты права... Страдают за своих близких. Сколько жертв... Ты знаешь сказку про дива? Впрочем, откуда тебе знать восточные сказки... Так вот, слушай. Дива нельзя было победить никак... Нужно было сперва найти то место, где находилась его душа. И вот герой переплывал реку, проходил сквозь огонь, взбирался на высокое дерево, на котором висел сундук, охраняемый драконом. Убивал дракона, открывал сундук и находил в нем сосуд. В сосуде, как ты помнишь, и находилась душа дива... Знаешь, почему эту сказку я вспомнил сейчас? Я вспоминаю ее всякий раз, когда думаю об отцовском чувстве... Ведь душа отца - в его детях. Убить его может лишь... потеря сына. И наш герой...

Женщина в голубом (чуть не плача). Не надо... Не делай этого (в ужасе отступает за кулисы).

Мужчина в сером. Это не я... я ведь - исполнитель... Раб... У меня нет никакого выбора. Поверь... Даже своего мнения... (Отступает за кулисы).

Картина девятая

Горы. Тревожные сполохи огня. Взрывы и грохот боя. На эти звуки накладывается фонограмма переговоров по рации на непонятном языке, отчетливо слышны слова: "ара", "бола", "Аствац", "стеха"... Они чередуются с русскими словами, которые слышны как бы из шлемофонов.

2-й голос. "Чайка"... Я - "Урал" - я "Урал"... Как слышите? Прием...

2-й голос. "Урал", я слышу хорошо. Что у вас там стряслось?

2-й голос. Да боевики опять... Окружили точку Джебраилова. Жду приказа.

Появляется Ахмедия, одетый в защитную форму бойца французского Сопротивления. Он в берете. На груди- ордена и медали. Он спешит туда, где идет бой. Где его сын...

2-й голос. "Урал", "Урал". Откройте заградительный огонь. Не прицельный. Пугните малость, чтоб только отошли... Не нужно лишних жертв.

2-й голос. "Чайка", "Чайка"... Отсюда они хорошо видны. Их человек двадцать пять... Может, тридцать... Они окружают группу Джебраилова... Если выйти навстречу, еще можно успеть...

2-й голос. Не лезьте, говорят вам... Только отпугивайте. Подумай о своих тоже... Поменьше жертв... Слышь, Скворцов? Не забудь: у наших тоже есть, между прочим, семьи, матери.

Ахмедия спешит на грохот боя. Он - на авансцене. Увидев впереди себя что-то и недоумевая, пятится назад. Выстрелы усиливаются.