Черные скалы

Ариф любил море. И совсем не боялся его. И еще ему нравилась Афет — его шестнадцатилетняя дачная соседка.

Вот, пожалуй, и все, что успел он за свои 17 лет: полюбить море и Афет, да еще с грехом пополам закончить десятилетку.

И сейчас, вместо того, чтобы заниматься с платными педагогами в городе, он, в цветастых японских трусиках, загорал на пляже под июльским солнцем, совсем не думая о том, что через два дня первое августа и первый вступительный экзамен по литературе.

Так он мог сидеть на берегу целый день в ожидании Афет, которая показывалась только на час — на два, да и то с родителями. И странное дело: он не мог заниматься. Учебник с утра до самого вечера оставался раскрытым на одной и той же странице.

На пляже, кроме дачников, обычно никого не бывало. Да и пляжем нельзя было назвать этот маленький амфитеатр, облюбованный дачниками из-за чистоты песка и прозрачной голубизны морской воды.

Было жарко и безветренно. Неподалеку от Арифа, черный от загара, как смола, сидел старик Давуд. Это был хромой, несколько помешанный старик с выцветшими глазами. Говорили, что у него утонул сын в прошлом году, и с тех пор он каждый день приходил к морю и усаживался на берегу. Его никогда нельзя было увидеть в воде, хотя о нем говорили как об отличном пловце. Высохший, как тростинка, с копной седых волос под бескозыркой, старик сидел под самым солнцем, устремив какой-то невыразимый взгляд на еле виднеющуюся в дали от берега белую полоску пены.

Ариф знал, что там находятся большие подводные скалы, и вода там темно-синяя от большой глубины. Эти скалы дачники назвали «черными», и еще говорили, что там и утонул сын старика Давуда,

Как-то с ребятами постарше Ариф поплыл к черным скалам, а когда вернулись обратно, Агиль, самый старший, сказал при всех, что Ариф умеет плавать и что он «свой парень».

Жаль, Афет это не слышала, не знает она, как я плаваю, думал Ариф. А что если... Да, он поплывет к этим «черным скалам» один, без ребят, и Афет убедится, что он смелый и совсем не боится моря.

А потом... а потом можно будет подойти к ней и сказать ей все, многое сказать.

Но где она? Солнце в самом зените, море гладко, спокойно, хочется разбежаться, окунуться в прозрачную воду, в его прохладу...

— Здравствуй, Ариф!

— Афет... Здравствуй!

Он рванулся с места, сделав еще несколько прыжков в воде, нырнул, мощно оттолкнувшись ногами. Проплыв под водой метров двадцать, Ариф вынырнул и сильными гребками стал быстро удаляться от берега.

Она, конечно, видела, как я нырнул, — первое, о чем подумал Ариф.

Вот уже оставлен позади и последний купальщик, впереди — ровная голубая гладь и где-то у самого горизонта белая полоска пены — «черные скалы»... Хорошо, мамы нет на берегу, — уже кричала бы «вернись». Ариф перевернулся на спину и закрыл глаза. Он любил так плавать, на спине, делая взмахи обеими руками и сразу... Уже второе лето — «здравствуй, Ариф» и только... А, сам виноват. И верно, не зря мать называет меня красной девицей...

Он вспомнил первую встречу с Афет под инжировым деревом у дороги, когда они ждали фургон с хлебом.

— Вы наши соседи?

— Да.

— А у вас на даче есть змеи?

— Иногда появляются. Но у меня ружье.

— А я боюсь их. Даже по ночам иногда не сплю. Все кажется, что под подушку лезут...

— Э, трусишка...

— Сам трус!

Волна, захлестнувшая лицо, прервала цепочку воспоминаний Арифа. Он резко перевернулся в воде и вдруг где-то близко, у самого горла, почувствовал частые удары сердца.

Только ветра не хватало, подумал он. Резко похолодела вода. Ариф понял, что места пошли глубокие. Он стал плыть быстрее, но, подумав, что так его не хватит и до скал, сбавил. Конечно, с ребятами было легче и увереннее. Знал, что в случае чего помогут... А так... Ты что трусишь? — укорил он себя.

А Афет, она же смотрит. Сейчас я, наверное, как точка, а может, меня и вообще не видно. Надо плыть. Смелее,

Резко оттолкнувшись, выскочил над водой до самого пояса и огляделся. Пенистой полосы не было видно. Отклонился, подумал он, и тут же мелькнула другая мысль: если не отдохну на скалах, то до берега не доплыву. Как-то вдруг он почувствовал усталость. Ариф перевернулся на спину отдохнуть и только сейчас заметил, что солнце скрылось за облаками и поднялся крепкий ветер.

Большая волна подняла его на гребень, и Ариф, как бы надломившись, перевернулся в воде.

Нет, волна не даст отдохнуть, надо искать скалы. Они где-то рядом — эти двести метров острых, покрытых водорослями скал, никогда не выступающих над водой. На них можно встать, там вода по грудь, и отдохнуть, чтобы вернуться обратно на берег, к Афет.

Ариф поплыл параллельно берегу. Черт знает, где эти скалы: справа или слева? И ветер все крепчает. Еще унесет под. какую-нибудь подводную скалу, как сына старика Давуда., Арифу стало холодно. Кажется, он действительно устал, а скал все ещё нет. Стрит ли искать их и растрачивать силы. А если он не найдет их и окончательно устанет? Нет, лучше возвращаться, пока еще есть силы, хоть не много, но есть. Он вспомнил совет дяди плыть брассом, от него меньше утомляешься.

Хотя бы солнце вышло из-за облаков. Холодно, и ветер, и водны... Надо плыть экономно. Взмах руками, вдох, толчок ногами, выдох, взмах руками, вдох, толчок ногами, выдох... вдох... выдох...

Только бы не сбить дыхание.Это самое главное. Совсем забыл Афет, вдруг поймал он себя на мысли. Руки и ноги машинально взмахивали, отталкивались, сердце гулко стучало, готовое вырваться из груди. Иногда он забывался. Перед глазами, словно мираж, появлялось лицо Афет... «Здравствуй, Ариф»... — и снова исчезало.

Тогда ему становилось легче, и он на мгновение забывал о свин-цово отяжелевших руках и ногах, о том, что до берега еще так много. Что она сейчас думает обо мне? - Э, чего только не делали рыцари ради своих возлюбленных. А я только плаваю. Однако, что с левой рукой? Судорога? Афет, у меня судорога. Это плохо. Почти не соображая, он укусил левую руку, нe почувствовав боли. Руки продолжали взмахивать, однако взмахи становились все слабее. Ариф чувствовал, что совсем не приближается к берегу, а наоборот, волны тащат его обратно в море. Неужели я не выплыву? Так же, как и сын старика Давуда. Но Афет... Ведь она на берегу, моя Афет... Нет, я не должен утонуть, ведь я люблю...

Берег, уже близкий, стал расплываться перед глазами Арифа. ...Нет, он будет сопротивляться до конца, он не крикнет о помощи, он ведь не боится моря. Афет, ты слышишь, я не боюсь моря, Афет... Афет!

...Он пришел в себя на берегу, на их дачном пляже. Пришел в себя от грохота волн и шума ветра.

Рядом торчал занесенный песком учебник литературы и белая парусиновая тапочка. Берег был пуст. Афет не было.

Неподалеку от Арифа, подвернув под себя хромую ногу, сидел старик Давуд.

Седой старик смотрел на поседевшее море, туда, где в дали от берега еле угадывалась белая полоска пены...