Поездка на хлопок
Историю эту я услышал в начале 70-х, когда у нас дома в очередной раз собрались друзья моего отца. Один из главных героев той «эпопеи» рассказывал ее под хаш с водочкой под хохот остальных участников застолья. Все «герои» этой истории (да и все присутствовавшие на «утреннике», за исключением меня) давно ушли из жизни, поэтому имен и фамилий упоминать не буду.
Итак, в 52-м году Союз писателей Азербайджана решил направить работников пера «на хлопок». В состав «бригады», которая получила творческую командировку в Али-Байрамлинский район, вошли: известный на весь Союз писатель (орденоносец, депутат Верховного Совета СССР и прочая, и прочая), именуемый в дальнейшем Язычы; известный в республике (но не более того) поэт, именуемый в дальнейшем Шаир; молодой переводчик (и «по совместительству» поэт, пишущий на русском), именуемый, понятное дело, Терджуман.
У Язычы была персональная «Победа» с личным шофером, но члены «бригады» решили, что вести машину будет Шаир. И вот утром шофер Язычы подогнал машину к его дому и оставил ее у подъезда, а через некоторое время подошли и остальные участники поездки. Когда в квартиру Язычы вошел Шаир, Терджуман и Язычы не смогли удержаться от хохота. Если Язычы и Терджуман оделись соответственно своему рангу (Язычы даже орден надел), то Шаир выглядел куда менее презентабельно: старая соломенная шляпа, давно потерявшая форму, красная рубашка, узкие короткие парусиновые брюки и какие-то кривые туфли, что при кривых ногах создавало потрясающее впечатление. Шаир страшно обиделся (он был очень обидчивым человеком, тем более, что собратья-писатели его частенько подначивали и изводили «розыгрышами») и сказал – «вы там дурака валять будете, а я пойду в поле работать». Ну, сели за стол, слегка «приняли», поговорили и отправились в путь.
Приехали в Али-Байрамлы. Проезжая какой-то перекресток, Шаир что-то там нарушил. Стоявший неподалеку от перекрестка (возле чайханы) лейтенант милиции погрозил ему пальцем, на что Шаир высунулся в окно и покрыл его отборным русским матом (кстати, по-русски он говорил неважно, но русскую ненормативную лексику знал в совершенстве), после чего со спокойной душой поехал дальше, к гостинице.
Ну, не знаю, как сейчас, но в прежние времена милиционер в районе был царь и бог, а уж офицер милиции… Лейтенант, естественно, обиделся, взял с собой сержанта и отправился за нарушителем («вычислить» маршрут «Победы» было, понятно, несложно – Али-Байрамлы не Баку).
И вот к находящемуся в вестибюле Язычы (Шаир и Терджуман уже зашли в номер) подходит сержант и робко (он же орден увидел!) спрашивает – «кто Вы?» – «я – Язычы» - «дорогой Язычы-мюэллим, мы Вас глубоко уважаем, но вот Ваш шофер оскорбил нашего начальника, Вы сами видели» – «да, оглум, я все видел, мне очень стыдно за него. Покрывать его я не собираюсь, накажите его как следует» – «мы его посадим на сутки, не возражаете?» – «конечно, оглум, пусть посидит». В это время из номера выходят Шаир и Язычы. Сержант хватает Шаира и тащит его с собой, тот вырывается, кричит «помогите», но сами понимаете… Короче, сержант привел бедного Шаира в отделение (при этом, поскольку тот оказывал сопротивление, врезал ему под глаз, где образовался здоровенный фингал) и вместе с лейтенантом стал допрашивать. Заявления типа «как вы смеете, я Шаир» были решительно отвергнуты – «не обманывай, ты шофер, Язычы-мюэллим сам сказал и вообще посмотри на себя, разве Шаир в таком виде вышел бы на улицу?». И Шаира посадили в камеру.
Хорошенько насмеявшись, Язычы с Терджуманом отправились сначала в чайхану и напились чаю, а уж затем – в милицию. Объяснили ситуацию лейтенанту, тот пришел в ужас и лично (!!!) отправился в камеру за Шаиром. Он долго извинялся, клялся, что готов искупить вину, и даже процитировал стихотворение Шаира, которое, по его словам, выучил еще в щколе. Лесть подействовала, Шаир смилостивился, и примирение было окончательно оформлено за обильным столом, причем Язычы и Терджуман в дополнение к милицейскому угощению выставили Шаиру от себя по бутылке водки. Хорошенько посидев, члены «бригады» отправились в гостиницу спать на вызванной лейтенантом машине.
Утром Язычы и Терджуман отправились в райком, оставив Шаира в номере (не идти же с подбитым глазом в учреждение!). Первый секретарь принял высоких гостей радушно и поинтересовался, где Шаир («я так люблю его стихи!»). Пришлось соврать, что Шаир что-то неважно себя чувствует. Естественно, первый секретарь предложил вызвать врача, но члены «бригады» сказали, что ничего страшного – Шаир немного отлежится и встанет.
«Бригаду» направили в один из колхозов, где уже готовился мощный гонаглыг. Собрались руководители колхозов со всего района. И когда приехала бригада, председатель принимающего колхоза потихоньку спросил у Язычы: «А Ваш шофер где будет сидеть – с нами или со всеми шоферами?» – «Конечно, с шоферами». И Шаира отвели в помещение, где собрались шофера.
Гонаглыг начался с традиционных тостов «за величайшего вождя Иосифа Виссарионовича», «за мудрого руководителя Азербайджана, нашего дорогого Мирджафар-мюэллима», «за любимую партию», ну, а дальше – за гостей: «за нашего дорогого Язычы», «за уважаемого Терджумана», за любимого нашего Шаира… позвольте, а где же он?».
Язычы объяснил ситуацию, и председатель колхоза самолично помчался за дорогим гостем в помещение для шоферов. К чести Шаира, он наотрез отказался покинуть компанию – «мне с ребятами хорошо, я такой же простой человек, как они». Веселье, конечно же, было безнадежно испорчено…
Над этой историей смеялся весь Баку. Отношения между Шаиром и Язычы с Терджуманом были испорчены навсегда. Более того, жена Терджумана, будучи младшей сестрой Шаира, обиделась за брата и ушла от мужа, прихватив, естественно, единственного сына с собой.
Кстати, Терджуман так и не женился во второй раз…