Как делается история

о попытке объявить в 1956 году азербайджанский язык государственным языком Азербайджана

Заметки, написанные в 1988 году,

с предисловием и послесловием 2011 года

Предисловие

“ВРАГ, ЗАЛЕЗШИЙ В РУКОВОДСТВО…”

В январе пятьдесят восьмого писателя Ибрагимова освободили от должности "по его просьбе и в целях создания условий для литературной творческой работы".

— Мы не только будем снимать таких коммунистов, — угрожающе сказал Хрущев, — но поставим вопрос перед партийной организацией, чтобы таких людей выгоняли в шею не только из руководства, но и из партии. Это не ленинец, не коммунист, это националист, враг, залезший в руководство.

— Он же не работает, — заступился за писателя первый секретарь ЦК компартии Азербайджана.

— Товарищ Мустафаев, — резко ответил Хрущев, — вы не такой наивный человек, чтобы не понимать разницы. Вы сами сомнительный человек, вы с партийным билетом, но не коммунист.

Повернувшись к членам президиума ЦК, заметил:

— Он сам такой, он сам сочувствует этому.

Угрозы первого секретаря ЦК КПСС не подействовали. Более того, Мирза Ибрагимов стал народным писателем Азербайджана и депутатом Верховного Совета СССР.

Из книги Л.Млечина “Железный Шурик” 

Сейчас почти никто не помнит, что первая попытка ввести в Азербайджане азербайджанский язык в качестве государственного была осуществлена в 1956 году. Закон об этом приняли…и отменили. Прочтите эпиграф – будет ясно, почему.

Готовя сейчас книгу воспоминаний, я подумал, что было бы правильно включить в нее мои давние заметки о том, важном для республики Азербайджан, событии и о его главном герое – народном писателе, академике Мирзе Ибрагимове.

Почти четверть века прошло…Когда писались те заметки, Мирза Аждарович был жив. Не могу сказать, что у меня был большой опыт личного общения с ним за долгие годы работы в Союзе писателей. А вот после 85-го года, когда мы с друзьями вели работу по созданию первого лингафонного курса азербайджанского языка а потом - первого пособия по деловому азербайджанскому языку, я попросил его написать предисловие к курсу.

Мирза Аждарович просьбу выполнил. Более того – стал рассказывать мне о тех событиях 56-го, связанных с введением государственного азербайджанского языка, о которых я почти не знал

И вот с этой встречи началось наше неформальное общение, которое мне было очень важно и интересно. В результате в 1988 году и появились заметки о роли азербайджанского языка в нашей жизни.

Мирза Ибрагимов

Читатель увидит – это заметки о событии и о теме – не о человеке. Мирза Аждар оглы Ибрагимов был одной из крупнейших фигур в азербайджанской истории минувшего века не только как писатель и ученый, но и как государственный деятель.

Трудно найти, кто кроме него был больше полувека(!) депутатом Верховного Совета СССР (1936 -1989, кроме, кажется, одного созыва), а после - еще и народным депутатом СССР до 1991 года.

Нет смысла перечислять его государственные и общественные должности – самая последняя, если верно помню название – председатель Советского комитета дружбы и солидарности с зарубежными странами в Москве.

О нем написали и еще напишут книги. Но многие, может быть, самые интересные моменты его жизни, его почти шестидесятилетнего пребывания во власти, мы вряд ли когда узнаем в деталях. Я имею в виду, в частности, сталинскую попытку в 40-е годы создания советской республики в Южном Азербайджане, да и еще многое…

А потому сегодня – только два-три штриха из личных впечатлений, не претендуя на большее.

…Начальник одного из подразделений Союза Писателей пришел к М.Ибрагимову, который руководил тогда Союзом, с предложением создать новый отдел.

У начальника была мысль завоевать расположение М.И., поскольку руководителем нового отдела должен был стать его родственник.

Вместо этого он получил нагоняй.

- Вы похожи на лысого человека, который два волоса зачесывает в разные стороны, чтобы их казалось больше, - иронически произнес М.И. – Не надо пытаться оказывать мне услуги таким образом.

…Перестройка. Зайдя по делам, застал Мирзу-муаллима дома расстроенным. Он рассказал, как, проходя по улице, увидел стихийный митинг. И там молодые люди кричали нечто вроде “Азербайджан – для азербайджанцев!” И как он решил вмешаться, но понимания не встретил…Его не захотели слушать.

- Разве это свобода? – горько говорил он, покачивая головой. – Меня всю жизнь называли националистом. Пусть называют, как хотят…Я думаю, я для своего народа сделал кое-что. Но люди, которые слышат только себя, они опасны…

Он был вообще чрезвычайно сдержан и осторожен в комментариях, что понятно при его жизненном опыте. Но, говоря о Горбачеве, однажды не удержался.

“Не ведает, что творит! - заметил М.И., рассказывая об одном из заседаний в Москве. – Говорят, что язык кому-то дается, чтобы скрывать мысли…Только непонятно, что этот человек скрывает.”

Не берусь делать широкие обобщения – но у меня четкое ощущение, что “перестроечными” делами он был во многом разочарован, как, наверное, многие люди его поколения. И не только его поколения, впрочем…

Уже живя в Лос-Анджелесе, я увидел в случайно попавшем ко мне номере “Литгазеты” статью Анара, посвященную памяти Мирзы Ибрагимова. (Совпадение удивительное, потому что я и в последние свои “советские” годы газет не читал, а уж российские газеты в Америке – и подавно…)

Но статью прочел, и будто воочию увидел и запомнил картину, написанную Анаром: Мирза-муаллим, уже старый и больной, приходил в Союз писателей. В кабинеты не заходил. Подолгу стоял перед портретами ушедших мастеров, глядел на них, шевеля губами, будто беседовал с ними…

Роль этого человека в том, чтобы азербайджанский язык занял подобающее место в жизни – переоценить невозможно.

Именно он сделал в этом направлении первые шаги, когда другим это и в голову не приходило.

Я ничего (за исключением небольших сокращений) не менял в статье, написанной, повторю, в 1988 году, в период, который теперь уже стал историей. Пусть читатель сам судит, что к чему.

Не стану делать и длительных отступлений, связанных с тем, что пишутся эти строки далеко от Баку, в Лос-Анджелесе.

Ну, так что? Я опубликую их на сайте “Бакинские страницы”, где зарегистрированы, кажется, 165 тысяч бакинцев, живущих чуть не в 100 странах мира.

Пусть каждый из уехавших сам вспомнит, каково было ему учить американский английский, или иврит, или, скажем, французский, приехав в новую страну.

И – по американскому опыту скажу – какая разветвленная (государственная и частная) система изучения языка здесь существует, какие огромные материальные и людские ресурсы задействованы. Ноль насилия, максимум уважения к твоему “первому” языку, личным склонностям и пристрастиям.

И – огромные возможности учить и совершенствовать государственный язык.

К сожалению, в нашей прошлой жизни о таком и мечтать не приходилось.

Помню, выступает в Баку комсомольский деятель в ранге какого-нибудь инструктора горкома. Учит актив: “Идите в общежития, говорите по-азербайджански со студентами, садитесь на подоконник, играйте на скрипке…”

Между тем, скрипка-то ладно, но ни слова по-азербайджански кроме “салам алейкум!” инструктор не знает.

- Пуфик (имя условное), - говорю ему после выступления, - а ты же не говоришь по-азербайджански!

В ответ – недоуменный взгляд. – Я вам рекомендую это делать, не себе…

Вот на таком примерно уровне…

И в литературе подвизались переводчики, не знающие ни языка, ни культуры народа. И появлялись переводы стихов и прозы, где “джума ахшамы” переводился, как “вечер пятницы”, а не четверг (для человека, знающего азербайджанскую культуру и всё, с понятиями четверга связанное, разница не в днях недели)… Или в переводе путники, усталые после долгой дороги вдруг “делали свечу” (это вместо “садились ужинать”)…

Но что приезжие переводчики?

Думаю, многие бакинцы хотели бы знать азербайджанский лучше, чем знали, живя в Баку… Но этого не случилось.

Давайте же вспомним историю теперь уже более чем полувековой давности и заметки о ней, уже тоже давние.

Может быть, они кому-то окажутся небезынтересны и сегодня – и в новом суверенном Азербайджане, и в дальних странах, которые, когда писался этот материал, были для нас всех экзотикой.

АЛЕКСАНДР ГРИЧ

ТО, ЧТО СЕГОДНЯ КАЖЕТСЯ ОЧЕВИДНЫМ...

Заметки о роли азербайджанского языка в нашей жизни

(Послесловие к книге "Азербайджанский язык" Мирзы Ибрагимова.  Публикация 1988 года. Автор выражает глубокую благодарность главному редактору журнала "Дитературный Азербайджан" Солмаз Ибрагимовой за помощь в получении текста)

Многое, о чем лишь несколько лет назад мы могли в лучшем случае говорить в узком кругу, сегодня обсуждается широко и открыто. Благотворность этой открытости обсуждений настолько очевидна, что нет вроде смысла специально на ней останавли¬ваться. Мы узнаем правду. Верно, правда часто бывает горькой, и ее трудно узнавать. Еще труднее привыкнуть к мысли, что нас обманывали нередко, а временами и сами мы обманывались...

Во всяком случае, заново осознавать то, что пережила наша страна, многое пере¬осмысливать — это удел всех, ныне живущих, никуда от этого не денешься. Сказанное относится практически ко всем сферам нашей жизни, в том числе и к такой деликатной сфере, как роль языка коренной национальности в национальных союзных республиках. Сколько написано ныне по этой проблеме, как много точек зрения о соотношении языка местного и языка русского... И не скоро утихнут эти споры, потому что предмет этот интересует, очевидно, всех, причем самым что ни на есть практическим образом.

Утвердила недавно эстонский государственным языком Эстония, широкая научно обоснованная программа увеличения роли грузинского языка принята в Грузии (там, как и у нас в Азербайджане, язык корен ной национальности наряду с русским записан государственным языком еще при принятии Конституции в 1977 году).

Словом, возрастание роли языка по мере развития народа и роста национального самосознания — объективная действительность. Однако то, что сегодня кажется очевид¬ным, отнюдь не казалось таковым во времена нашей недалекой истории. К одной из ее страниц я и хочу вернуться сегодня.

I

Язык — понятие не обезличенное. Язык принадлежит народу, людям... Вот и для меня, как, очевидно, и для многих неазербайджанцев, родившихся и выросших в Баку, азербай¬джанский язык — неотъемлемая черта окружающего, и с детства его восприятие связано с конкретными людьми — его носителями.

Когда-нибудь я хотел бы написать об азербайджанских домах, азербайджанских семьях, куда ходил с детства, об их укладе жизни, о быте, правилах, привычках... Но сейчас — о языке, он тоже «входил» в мою жизнь естественно и незаметно. Одно могу сказать точно: за последние четыре десятилетия роль азербайджанского языка в нашей жизни постепенно и неуклонно повышалась. И, работая с газетными подшивками, я узнал однажды, что был еще тридцать два года назад принят закон о введении азербайджанского языка в нашей республике в качестве государственного. Был принят, а потом... отменен.

Это тем более интересно, что общественный резонанс, вызванный этими событиями, был связан и с именем народного писателя Мирзы Аждар-оглы Ибрагимова — стало быть, была возможность узнать живые подробности, детали. И, наверное, этот разговор необ¬ходимо начать с напоминания немногих хотя бы штрихов судьбы человека, который вел непростую борьбу за язык. Именно борьбу*— читатель в этом сможет убедиться.

Я не намерен здесь обращаться к литературной деятельности Мирзы Ибрагимова — о разных ее аспектах написаны статьи, книги, защищены диссертации. А вот судьба чело¬века — это, думаю, важно для понимания дальнейшего.

Родился будущий писатель в Южном Азербайджане, в семье бедняка-крестьянина. Тяготы жизни, о которых мы нередко слышим и порой пропускаем мимо ушей эти слова, как некую дань общепринятому, так вот эти тяготы маленькому Мирзе пришлось узнать полной мерой. Может быть, именно это обострило память мальчика... Среди немногих светлых эпизодов, связанных с детством, воспоминания о том, как мать рассказывает им, малышам, сказки. Бедный дом, где голые стены, как будто озарялись волшебным светом. Ребятишки слушали песни, баяты, легенды, сопереживали их героям — и не думали, не могли думать тогда, конечно, что эта музыка, которую они слушают, слова, люди, деревья, страшные джинны и добрые волшебники, и яркие краcки – все это вместе и называется — родной язык. Уже потом, когда человек взрослеет приходит понимание того, что родной язык — это богатство, которое надо ценить беречь и приумножать.

Еще одно ключевое слово из раннего детства писателя: голод. Нам, как бы мы ни старались, трудно представить себе это ощущение не умозрительно — и слава богу. Но маленький Мирза навсегда запомнил раннее утро (светать только начало), когда его разбудил отец: «Вставай, попрощайся с мамой...» Мать умерла от голода на глазах семьи, и двухлетняя сестренка — тоже. Шел 1918 год, Мирзе было тогда семь лет от роду.

Память щадит нас: она часто затушевывает мрачные картины пережитого — тяжело нести через годы такой груз. Но есть воспоминания, от которых невозможно избавиться. Писатель помнит, как в его селе доведенная до отчаяния голодом женщина, помутив¬шись рассудком, съела своего грудного младенца. И помнит, как на окраине села люди забрасывали эту женщину камнями. Он закричал, но отец ему зажал рот: «Не смей! Иначе нас самих убьют...»

А потом вместе с отцом поехали они в Баку — в поисках работы, спасаясь от голода. Баку представлялся Аждару-киши неким подобием деревни, разве чуть побольше. Там любого можно остановить, спросить, где живет их дальний родственник — и встречный тут же объяснит, скажет, как пройти. Город ошеломил приехавших. Автомобили, конка, верблюды, шумные улицы, тысячи людей, спешащих куда-то... Это был иной мир, чем тот, прежний, знакомый с детства. И надо было искать в нем свое место.

Маленький Мирза скоро потерял отца и брата — оба скончались от болезней и голо¬да. Свет не без добрых людей, мальчугану не дали пропасть – он стал учиться, и русским языком овладел (с пятнадцати лет начал читать по-русски Чехова, Горького). Мирза Аждарович рассказывал мне, что горьковский Челкаш сразу стал одним из любимых его героев. Привлекала сила Челкаша и широта души, бескорыстие.

И потом Челкаш был как бы старым знакомым: в тех казармах в Балаханах, на промысле Манташева, где жил юноша, собирались самые разные люди — со всех концов страны ехали сюда, на бакинскую нефть, в поисках лучшей доли.

Прерву здесь заметки, связанные с биографией М. Ибрагимова, для того, чтобы подчеркнуть некоторые моменты, представляющиеся мне важными. Первый: с детства впитанная любовь к родному азербайджанскому языку, звучанию родной речи. Второй: трудности судьбы, которая не давала будущему писателю поблажек. Он был, как говорят американцы «self made man» — т. е. человек, который сделал сам себя. И третий момент — русский язык, усвоенный в отрочестве, и среда интернациональной бедноты, в которой жил подросток. Ни одного из этих факторов нельзя сбрасывать со счетов, если мы хотим понять поступки писателя и государственного деятеля Мирзы Ибрагимова в 1956 году и позже.

Я намеренно опускаю дальнейшие штрихи биографии писателя, хотя каждый из них, безусловно, добавил бы что-то к нашему пониманию хода его мыслей, мотивов поступков. Взять ли работу на МТС в начале тридцатых годов, деятельность в Южном Азербайджане — в сороковых...

Но и сказанного, как мне кажется, достаточно для понимания того, почему, став в 1954 году Председателем Президиума Верховного Совета Азербайджанской ССР, Мирза Ибрагимов одним из ключевых для себя вопросов считал вопрос об упрочении и рас¬ширении роли азербайджанского языка в жизни республики. И не только считал, но и первым сделал в этом направлении практические шаги, и потом, несмотря на то, что далеко не все их поняли и приняли, что порой вчерашние сторонники оказывались в стане противников, он свою точку зрения отстаивал всегда. И жизнь доказала его правоту.

II

Итак, в 1955 году Мирза Ибрагимов обратился к руководству республики (поначалу устно) со своими соображениями о том, что надо делать для повышения роли азербайд¬жанского языка. Вопрос этот, он считал, назрел. Были случаи, когда на азербайджан¬ском языке отказывались принимать телеграммы. Были случаи, когда, скажем, в бух-галтерии учреждения заявление рабочего, написанное по-азербайджански, вернули, за¬метив попросту: «Мы вашего французского не понимаем». Были случаи, когда письма из районов республики попадали людям, которые, ничуть не смущаясь, оставляли их без ответа по причине... незнания языка. А случалось и вовсе анекдотическое: начальник писал на обращении такого рода: «Проверить и доложить». А когда ему присылали написанные опять-таки по-азербайджански результаты проверки, он, не разобравшись, снова писал «Проверить и доложить»... Много чего было. Не берусь реконструировать ощущения писателя, скажу о своем ощущении: во всех приведенных случаях люди не стеснялись незнания. Оно было в порядке вещей. Да, но дело-то происходило в столице Азербайджана.

И вот Мирза Ибрагимов беседовал с руководителями республики и получил принципиальное одобрение своих предложений. «Написать?!» – «Нет пока… Сначала обсудим на бюро». Через некоторое время состоялось и обсуждение, которое не выявило разногласий. Идея показалась привлекательной всем. М.Ибрагимову было поручено согласовать ее с руководством Президиума Верховного Совета СССР в Москве. Председателем Президиума был тогда К. Е. Ворошилов.

Тот разговор с Климентом Ефремовичем — долгий, подробный, Мирза Аждарович помнит ясно — яснее многих других, а ведь общаться им в то время приходилось нередко. Председатели Президиумов Верховных Советов республик периодически бы¬вали в Москве, ведя текущую работу (каждый из них — заместитель Председателя Прези¬диума Верховного Совета Союза ССР).

О чем в тот раз говорили? О грозной экологической ситуации — термина тогда такого не было, а тревога и серьезная озабоченность состоянием Каспия уже сущест¬вовала. О том, как загрязнено Каспийское море в черте Баку — а ведь тогда еще стояла памятная старым бакинцам деревянная купальня с башенками, и не было еще у моря нижней аллеи бульвара... Ворошилов вспомнил о том, как приезжал в Баку, как ездил на промысла на «кукушке», какое трудное и тревожное время страна пережила.

Потом писатель сказал о главной цели визита, о своих предложениях, как мог подробно и убедительно, и умолк, ожидая ответа. Ворошилов поднялся с места, подошел к окну. «Но все, о чем вы говорите — естественно, — сказал он. — Разве ваш язык у вас — не государственный?»

Словом, возражений у Председателя не было, и Мирза Ибрагимов вернулся в Баку, доложил о результатах. Вот выписка из протокола заседания Бюро ЦК КП Азербайджана: «О дополнении Конституции Азербайджанской ССР статьей о Государственном языке Азербайджанской ССР.

1. Принять предложение Президиума Верховного Совета Азербайджанской ССР о дополнении Конституции Азербайджанской ССР статьей о Государственном языке Азер¬байджанской ССР следующего содержания:

«Государственным языком Азербайджанской ССР является азербайджанский язык.

Национальным меньшинствам, населяющим территорию Азербайджанской ССР, обес¬печивается право свободного развития и употребления родного языка как в своих куль¬турных, так и в государственных учреждениях».

2. Поручить Президиуму Верховного Совета Азербайджанской ССР внести настоящее предложение на рассмотрение третьей сессии Верховного Совета Азербайджанской ССР (следует подпись)».

Словом, как видно из сказанного, ситуация развивалась нормально, дело шло гладко... Может быть, даже слишком гладко. Указ был принят и вступил в силу. Отношение к нему может быть охарактеризовано, как очень горячее у одной части населения, заметно более сдержанное — у другой. Хотя, если вдуматься, что же необычного? Республика законодательно объявила государственным язык коренной национальности. Было это в 1956 году, когда многим вещам общество стремилось вернуть первоначальный смысл. И это было только естественно, как естественным оказалось и то, что на местах не готовы были к реализации этих решений на практике. Посланные через некоторое время в различные министерства (финансов, сельского хозяйства и др.) комиссии установили, что новый закон в жизнь практически не проводится.

Возникали казусы и другого рода: на собрании одного музыкального коллектива дело чуть не дошло до рукоприкладства во время выяснения, на каком языке говорить ораторам.

Сейчас, три десятилетия спустя, вопросы эти кажутся разрешимыми: в самом деле, любому министерству при переходе (полном или частичном) на иной язык нужна немалая подготовка, какие-то конкретные шаги. А их не делали, мотивируя общими трудностями. Что же до собрания любого — то там, естественно, каждый волен говорить на родном языке. Бакинцам не привыкать было к интернациональным коллективам, где каждый поймет другого, было бы желание. Но все это проще сказать, чем на деле осуществить даже и сейчас... А тогда недовольство новым законом в «верхах» возобладало.

Были вменены в вину Мирзе Ибрагимову и его статья в газете «Коммунист» (1956 год), где он пропагандировал значение азербайджанского языка и доказывал необходимость повышения его роли — в частности, в государственных учреждениях. Несколько позже писатель покинул пост Председателя Президиума Верховного Совета республики, но вопрос о языке оставался больным и волнующим для многих. В конце концов, раз су¬ществовал закон, то его надо было либо выполнять, либо отменять, ибо равнодушных к этому закону, в отличие от многих других, не было, он касался жизни каждого. Дол¬жен, просто обязан был состояться открытый разговор на официальном уровне, и раз¬говор этот произошел на Пленуме ЦК КП Азербайджане 16 июня 1959 года.

Чтение стенограммы дает почти «ощущение присутствия». Примечательно вот что: в повестке дня пленума вопрос о языке не стоял.

Но выступил М. Ибрагимов и после резкой критики руководства вновь вернулся к тому, что его очень волновало.

“Например, вопрос о языке, о котором так много говорят. Когда я пришел в Верховный Совет республики, еженедельно я принимал людей, в каждый прием я принимал - 40, 30 и 20 человек. Я получал массу писем, и на приемах, и в письмах мне сообщали о некоторых извращениях, которые имели место в результате деятельности не Мустафаева а людей, работавших до него... Незнание местного языка, пренебрежение к местному языку со стороны отдельных товарищей привело к ущербу в государственной и партийной работе. Надо было против этого выступить.

Нам надо было вмешаться выступить против таких вещей, иначе слова о воспитании интернационализма это пустословие и риторика. Интернационализм можно воспитывать только на основе ленинской национальной политики.

Конечно, наша республика, наша страна, наш Азербайджан благодаря этой политике, благодаря великому русскому народу и партии, достиг того, что на его языке издаются сотни миллионов экземпляров книг. Созданы школы, вузы. Разве я не был в Индии, разве я не был в Иране, в Финляндии и других странах и не видел, что там творится, как угнетают¬ся малые народы, преследуется их язык!

Председатель. 25 минут прошло, какие будут мнения?

Голоса с мест. Дать еще!..”

И писатель продолжал развивать свою мысль. Реакция сидевших в зале была доста¬точно живой. Во всяком случае, почти ни один из выступавших далее не миновал вопро¬са, поднятого писателем. Приведу выдержки из дальнейших выступлений.

Вот что говорил один из руководителей Министерства культуры.

“...Я должен сказать также, что Мирза Ибрагимов должен был сделать правильные выводы из критики в его адрес и рассказать Пленуму ЦК о своих ошибках, поэтому я думаю, что он еще выступит.

В докладе критиковалась позиция тов. Мирзы Ибрагимова в вопросе о языке, факт опубликования им книги без согласования рассматривался как нарушение дисциплины. А он не сделал правильных выводов из этой критики. Я свидетель того, что т. М. Ибраги¬мов, в период, когда он был председателем Президиума Верховного Совета Азерб. ССР, очень настойчиво и нетерпеливо проводил в жизнь это.

Товарищи могут подтвердить этот факт.

...Между т. Ибрагимовым и мной нет никакой личной неприязни. Однако я должен сказать, что, когда товарищ Ибрагимов, находясь на этой должности, поднял вопрос об азербайджанском языке, он допустил много ошибок в путях и формах проведения в жизнь этого дела. Никто из нас не против нашего народа, нашей нации, нашей республики. Если Мирза Ибрагимов вырос по ту сторону Аракса и достиг такого положения, то я вырос по эту сторону Аракса, в условиях Советской власти, и тоже достиг определенного положения. И я с 1930 года член партии, и я люблю свой народ, я всеми своими силами и способностями служу своему народу. Но тем путем, каким идет Ибрагимов, нельзя служить интересам народа. Почему это ошибочный путь? Могу привести несколько примеров.

После принятия Закона об объявлении азербайджанского языка государственным языком, т. Мирза Ибрагимов в спешном порядке направил людей в ряд министерств для того, чтобы проверить, как осуществляется там переход на азербайджанский язык. Вы меня простите, я немного волнуюсь. Ибо в такое напряженное время для нашей респуб¬лики поднимать такой вопрос стыдно.

Товарищи, я привел этот пример для того, чтобы показать, что политика, проводимая Мирзой Ибрагимовым в вопросе азербайджанского языка, была ошибочной. В результате этой политики, нужно сказать это откровенно, начали сомневаться, правильно или непра¬вильно в Азербайджане проводится национальная политика. Сейчас об этом везде го¬ворят.

Заканчивая свое выступление, я хочу сказать, что пленум должен потребовать от т. М. Ибрагимова, чтобы он признал допущенные ошибки в этой области.”

Слово берет работник одного из сельских райкомов партии:

“... Несколько слов хочу сказать по поводу выступления т. М.Ибрагимова. Мы знаем М. Ибрагимова как хорошего писателя. Однако его сегодняшнее выступление мне не понравилось. Его статья по вопросу о языке действительно разжигает националисти¬ческие чувства. Разве все дело заключается в том, чтобы заменить написание букв «я», «а» или «о»? Действительно, публикация этой статьи имеет своей целью разжигание националь¬ных чувств. А это нехорошая цель...”

Говорит представитель руководства промышленности:

“... Вы же меня, тов. Мирза, не можете обвинить в отсутствии своего мнения. У меня сложилось в отношении вашего выступления мнение как о безосновательном, и, я бы сказал, ваше выступление может быть результатом, как говорят литераторы, копеечной хитрости.

Каким образом ваше выступление — одного из ведущих литераторов — не является вдохновляющим примером для рабочего класса нашей республики? Разве ваше выступ¬ление помогает, например, мне... выполнять задание партии? Помогает любому рабочему вкладывать свою энергию для выполнения семилетнего плана вовремя и досрочно?

Ваше выступление этим вещам не помогает.

Я в историю возникновения вашей книги не вхожу, я не знаю, что вы писали, потому что очень плохо читаю на азербайджанском языке, так как отсутствовал в республике длительное время. Но ваше выступление необоснованное, неаргументированное, больше того, оно не исходит из речи товарища Хрущева на съезде советских писателей (голоса: правильно). (Аплодисменты).

Почему вы заходите с черного хода для рассмотрения вопросов нашей респуб¬лики? Войдите с парадного хода. Посмотрите, что у нас сделано в промышленности.

Я тоже читал речь товарища Хрущева, причем я читаю его речи по два раза глубже понять. Я тоже получал эстетическое наслаждение от этой речи. Я тоже восторгался великой ленинской деликатностью души товарища Хрущева.

А какая душа у вас? Что вы сказали Пленуму, чтобы Пленум мог сделать для себя выводы?

Голос из президиума. — А почему Мирза Ибрагимов не может критиковать?

Выступающий — Я хочу, чтобы критика базировалась на конкретных фактах, чтобы я мог сделать для себя выводы. Ведь Мирза Ибрагимов не вчерашний ребенок.

А почему мне нельзя его критиковать? Я хочу, чтобы нас правильно поняли. Речь идет о том, чтобы каждый вложил бы свой труд в дело строительства коммунизма, сде¬лал бы все для того, чтобы первый год семилетки был бы выполнен. Это касается и меня, и Мирзы Ибрагимова. Поэтому я на эту тему и говорил.

Что касается нас — работников Совета народного хозяйства, то пленум Центрального Комитета может не сомневаться в том, что все задачи, возложенные на Совет народного хозяйства партией и правительством, будут безусловно и досрочно выполнены.” (Аплодис-менты).

Председатель. — Слово имеет тов. Поленов.

Поленов. Почему я задал такой вопрос? Потому, что товарищи (называет фамилии) одну треть своего выступления посвящают той повестке дня, которую утвердил пленум, а две трети времени, не укладываясь в регламент, говорят по поводу выступления т. Мир¬зы Ибрагимова.

Если так пленум будет идти, то мы от повестки дня пленума уйдем, а, видимо, т. Мир¬за Ибрагимов мог выступить с той критикой, которую ему представляется нужным сде¬лать на этом пленуме.

После перерыва первым выступил секретарь Мир-Баширского райкома партии. Свою речь он закончил так:

“...Азербайджанский язык это наш родной язык. Мы любим наш язык, любим нашу республику точно так же, как любим языки и других народов Советского Союза. Вопрос о том, на каком языке будет обучаться ребенок, должны решать сами родители. Совершенно неверно запрещать азербайджанцам учиться на другом языке. Мы не должны допускать проявления мелкобуржуазных, националистических тенденций под прикрытием разговоров о языке.

Пусть отдельные товарищи не используют азербайджанский язык для националистичес¬ких целей. Товарищи, это имеет опасную тенденцию, мы любим свой язык, свою родину, а также Советский Союз и русский язык, и поэтому не надо использовать мелкобуржу¬азное понимание в партийных принципиальных вопросах, в интернационализме и т. д...”

Затем выступил один из руководителей республиканского Совета Министров.

“...Я бы хотел остановиться на одном вопросе — вопросе о языке. Какая необходи¬мость была принимать указ о государственном языке, скажем, в прошлом или позапрош¬лом году? Была ли в этом необходимость? Я лично считаю, что никакой необходимости в этом не было. Что хотели сказать этим указом? Что в Азербайджане нет своего сво¬бодного языка? Если взять наши достижения за годы Советской власти, то именно после Советской власти мы стали полноценными людьми со своим языком, университетом, литературой, культурой. Посмотрите на ту сторону Аракса и увидите, кем мы были и кем стали. Разве нам требуется доказывать, что наш язык имеет для нас государственное зна¬чение? Разве наш язык нуждается в документах, чтобы это подтвердить? Я думаю, что нет. Это было неправильно.

Тов. Ибрагимов обосновывает тем, что кто-то вернул заявление об отпуске, говоря, что не хочет понять заявление, написанное на французском языке. Разве на одном - двух фактах можно было делать вывод? Тов. Ибрагимов очень образованный человек, государ¬ственный деятель. Разве можно на основе одного - двух фактов делать вывод? А что дал практически этот указ? До сих пор у нас не было дано политической оценки этому. Я бы хотел сейчас дать политическую оценку именно потому, что своевременно мы политической оценки не дали, и именно поэтому до сих пор отрыжки того .настроения продолжаются. Политически это привело к тому, что произошло оживление некоторых людей, некоторых элементов, националистически настроенных. Они подняли некоторую волну национализма, и поскольку т. Ибрагимов оказался инициатором этого вопроса, они его превратили, вольно или невольно, в своего национального героя. Поддалась этому некоторая часть людей, особенно молодежи, студенчества. Отсюда эти продолжитель¬ные и долго несмолкаемые аплодисменты каждый раз, когда т. Ибрагимов выступает...

...Нельзя сбить с правильного пути трудящихся Баку, нашу партийную организацию в этих вопросах. Не ясно ли после этого, что эти выступления о государственном языке объективно, независимо от того, желали этого или не желали автора, нанесли ущерб интернациональному воспитанию трудящихся. Потом ведь приходилось в течение года или полутора лет выступать, давать объяснения, разъяснения, пока водворился порядок, а сейчас опять начинают мутить...

...Я всегда питал и сейчас питаю большое уважение к тов. Ибрагимову как к писателю, но т. Ибрагимов с этой трибуны должен был бы говорить о своей крупной политической ошибке, приведшей к тому, что мы никак не можем с этим разделаться. Это его инициатива, приведшая к различным кривотолкам. Но кто бы о чем бы ни говорил, Советский Азербайджан был и останется навсегда верным ленинской России, ленинскому Центрально¬му Комитету партии.

Я присоединяюсь к мнению других товарищей о том, чтобы т. Ибрагимов высказал свое отношение к этой критике после его выступления и держал перед пленумом ответ за свое неправильное отношение к национальной политике в нашей республике.” (Аплодисменты).

никто у нас его не отнимает, но ведь в Баку живут представители всех народностей Советского Союза.

Если пойти по этому пути, то перед ЦК нашей партии, перед Советским правитель­ством пришлось бы поставить вопрос, что представителей всех народностей выселить в пределы своих республик, установить разные условия, ограничения въездов и выез­дов и т. д...

И, наконец, последнее выступление, где подвергался критике не только Закон, но и упомянутая книга «Азербайджан дили».

...Теперь отдельные выдержки из его книги. Чтобы их оценить, просто трудно найти слова.

Страница 41:

«Известно, что язык, особенно художественный, красивый, культурный язык, не созда­ется одними писателями или одними газетными работниками, язык создается всем народом. Поэтому народ хорошо должен знать его, особенно руководители учреждений, работники партийных, советских, кооперативных организаций должны знать этот язык, знать хорошо, чисто. Знание языка вышеуказанными работниками не только является их граждан­ским долгом, но и государственным долгом, вытекающим из требований, предъявляемых занимаемыми ими постами. К сожалению, приходится отметить, что у нас в этом отношении имеется много недостатков. Вопрос литературы и языка— это не мелкий и не частный вопрос, это большой, общегосударственный вопрос. Это вопрос морали, вопрос бытия».

В последней части он прав: язык — большой государственный вопрос, но разве мож­но с марксистско-ленинской точки зрения заставить человека, независимо от занимаемой должности, обязательно знать азербайджанский язык? Как же вы можете заставить че­ловека другой национальности, если это прекрасный инженер, врач и т. д., как вы мо­жете сказать ему, что это его гражданский долг — знать азербайджанский язык, раз он занимает эту должность? С каких марксистских научных точек зрения вы считаете это правильным и как об этом можно писать?..

...Страница 65: «А все сыновья и дочери, кормившиеся молоком честной матери-азербайджанки, с большим, священным чувством и вдохновенной любовью уважают, ценят и любят свою родину, свой родной язык... На этом пути каждый азербайджанец пойдет даже на смерть, потому что любит свой родной народ, свой родной язык. Это завещано нашими предками»...

Кто же ведет у нас борьбу против азербайджанского языка? С кем же вы хотите, то­варищ Ибрагимов, вести смертельную борьбу за азербайджанский язык?

Ибрагимов М. (С места). Я очень извиняюсь, эта статья была написана в Тавризе, в разгар демократического движения, направленного против иранских деспотов... (не слыш­но).

Председатель. Тов. Ибрагимов, если нужно, мы вам дадим слово для справки.

Выступающий. Книга называется «Азербайджан дили», там не говорится о Баку или о Тавризе.

Ибрагимов М* (... не слышно). 

Председатель. — Давайте договоримся так: если у вас будет желание, мы вам дадим слово для справки.

Выступающий. Человек, который претендует на культуру, не может даже сидеть и слушать, это ведь элементарные вещи.

На 69-й странице мы читаем: «Природа человека такова, что он проявляет свои боль­шие творческие и человеческие качества там, где существует свобода, равенство, на любовь отвечает любовью. Там, где господствуют сила и принуждение, там не стоит го­ворить о любви и преданности».

Может быть, это действительно относится к Тавризу, но зачем сейчас, в Советском Азербайджане, в советской действительности писать сумбур, печатать такой материал?

Оставим эту часть для Тавриза.

Но на странице 70... Это уже не для Тавриза написано. Вчера, правда, т. Ибрагимов от­ветил, что писал это для других целей.

«Царизм с целью угнетения, уничтожения народов, растворял их внутри империи, старался насильно заполнить отдельные окраины русскими переселенцами. Царизм своей такой дикой политикой позорил великий русский народ, искусственно создавал в душе угнетенных народов ненависть против империи».

Ибрагимов М. (С места). Следующую фразу тоже читайте.

Председатель. Тов. Ибрагимов, мы ведь договорились, что если у вас будет желание, мы дадим вам возможность выступить.

Выступающий. Разве можно, говоря о народе, говоря о царе, приписывать действия царя народу? Разве не русский народ свергнул этого царя, разве не русский народ свергнул гнет царя? При чем здесь народ?

Вот, прежде чем так писать, надо было немного поразмышлять, а потом уже и писать, и говорить. Вы пишете, что царизм — это позор русского народа. При чем здесь народ?

Об остальных подобных вещах я не хочу говорить, потому что т. Ибрагимов делает выкрики и нормально говорить невозможно...”

Вот эти выступления, они достаточно красноречивые. Рамки статьи не позволяют привести многие из них полностью даже в той части, которая касается интересующего нас вопроса. Но общий дух, думаю, ясно виден. И, уверен, стоит вернуться сегодня к этим событиям почти тридцатилетней давности, чтобы осмыслить их и постараться извлечь какие-то уроки на будущее.

…Первое и, может быть, главное, когда читаешь упомянутые материалы — прискорб­ное единодушие всех выступающих. В выступлениях заметен, конечно, разный почерк, разные индивидуальности, разные культурные уровни... Но мнение — мнение у всех, как мы видели, одно. Критика М. Ибрагимова в вопросах о языке и требование (непремен­ное!) признать свои ошибки.

Неужели и впрямь каждый, кто сидел тогда в зале, был всей душой за отмену того самого решения, за которое Бюро единодушно голосовало не так давно? Или срабатывал безошибочно отлаженный механизм безгласности?

Все выступавшие, как видим, говорили о своем патриотизме, критиковали упомя­нутый закон с позиций интернационалистских. Но разве кто-то отказывался от этих позиций? Неужели существуют только две крайности: «интернационализм без берегов» и махровый национализм? Или неясно, что идеал, к которому всегда стремилось и стремится наше общество — воспитание человека, обладающего богатствами и национальной (что немыслимо без знания языка), и мировой культуры? И что сама жизнь наша должна гарантировать равноправие любому народу и языку? И что любые факты насильственного внедрения любого языка противоречат этому положению.

Но ведь закон, о котором речь, по существу, давал правовую основу более широкому использованию азербайджанского языка в Азербайджане. Он призван был и, если хотите, воспитывать уважение к языку, стимулировать качественно иной, чем прежде, к нему подход.

Недоразумения? Были они тогда наверняка. Но вот мы видим, как с новым всплеском интереса к азербайджанскому языку и стремлением пошире ввести его в жизнь сейчас — недоразумения возникают снова. Там пожилому инженеру предлагают с завтрашнего дня начать вести документацию на азербайджанском языке... Там от русской девушки с четвертого курса медицинского института требуют (опять же с завтрашнего дня!) запол­нять на азербайджанском историю болезни. Ох, уж это наше «с завтрашнего дня!» А если бы закон об азербайджанском языке, принятый в 1956 году, остался в силе? На­верняка, тогда многое бы изменилось...

—   Как относитесь к подобным требованиям немедленного внедрения азербайджан­ского языка для тех, кто им не владеет, и как тогда к ним относились? — спрашиваю я у Мирзы Ибрагимова.

—   Это идиотизм чистой воды, простите за резкость. И тогда думал так, и сейчас ду­маю. Введение государственного языка в широкую государственную практику — процесс, требующий постепенности, планомерности, подготовки. Закон был, как и любой закон, своего рода вектором, указывающим направление движения.

Что же, действительность за минувшие десятилетия показала, что то направление было реалистичным. Думаю, даже тот, недолго просуществовавший закон сыграл свою позитивную роль в том, чтобы азербайджанский язык в Азербайджане занимал достойное место.

Во всяком случае, от тех неприятных явлений с языком коренной национальности, которые, по свидетельству Чингиза Айтматова, происходят в Киргизии (да и не в ней од­ной), — мы избавлены. «Отмирание» азербайджанскому языку не грозит.

Но произошло это не благодаря линии, выбранной тридцать лет назад, а вопреки ей, ибо линия расходилась с уже тогда достаточно четко проявившейся жизненной тенден­цией, которую и попытались законодательно оформить. Не очень успешно, как видим. Последовал окрик — и...

Снова читаю и перечитываю выступления. Нет (или почти нет) оснований сомне­ваться в искренности говоривших. Как не разделить их гордость интернациональным и революционным прошлым Баку! Как не присоединиться к их благодарности русскому языку, как к средству межнационального общения. И кто же станет спорить с недопус­тимостью любого высокомерного отношения к человеку, не владеющему языком — рус­ским ли, азербайджанским ли... И с недопустимостью любой дискриминации по этому признаку. И вовсе не надо так понимать, что с «огосударствлением» азербайджанского языка русский язык попадает под некий запрет.

Однако почему же тогда никто из выступавших, хотя бы «равновесия ради», не ска­зал о необходимости повышения внимания к азербайджанскому языку? Пусть в Баку тогда было~ 40% азербайджанцев (сейчас ~ 80%, очевидно), но он и тогда, и сейчас — столица Азербайджана.

Нелегко об этом говорить, но говорить надо. Иначе рискуешь оказаться в положении того члена СП, который, придя на партсобрание азербайджанских писателей, удивился: «А что, здесь по-русски не говорят?» Тут даже не незнание языка досадно, а фактор удивления.

Можно, можно было прожить в Азербайджане, в Баку особенно, не зная ни слова по-азербайджански. Сейчас — труднее, а будет, думаю, еще труднее. И дело тут не в выставлении хороших или плохих оценок, а в тенденции, совершенно объективной и естественной.

Процесс демократизации нашего общества не случайно дал возможность проявиться национальному самосознанию — точно так же, как дал проявиться и многим другим тен­денциям. И там, где этот рост интереса к национальной культуре своего народа, истории, языку не перерождается в шовинизм, в высокомерное отношение к другим нациям и народам — там его можно только приветствовать.

Давайте скажем откровенно — недопустимо хамски высокомерное отношение к азер­байджанскому языку (помните того бухгалтера, которая вернула заявление рабочему: «Я по-французски не понимаю!»). Но недопустимо и обратное хамство: «Ты азербайджан­ский хлеб ешь, говори только по-азербайджански!» Ладно, хамство вообще ни в чем недопустимо. Но как быть с реалиями, с тенденциями? Это самое двуязычие, о котором мы говорим, — как, если не достичь его, то хотя бы к нему приблизиться?

Ill

Тут, я считаю, есть о чем поговорить и подумать — применительно к условиям, в частности, и Азербайджана, и Баку.

Хотел написать, что в этой части мои заметки будут носить личный характер — но ведь это неверно, они целиком таковы. Потому я и обратился к давним событиям, что они лично мне важны, лично для меня интересны и, кажется, достаточно типичны.

Я — бакинец в третьем поколении, и, как у каждого бакинца, среди моих друзей и приятелей — и азербайджанцы, и евреи, и русские, и армяне... А также лезгины, татары, украинцы, грузины — да мало ли кто. Мы — имею в виду поколение моих ровесников-бакинцев — росли, не разбираясь, кто какой нации. Поэтому всякие такого рода проявления — скажем, задержку и снятие сначала в журнале, потом и в книге у меня стихот­ворения под названием «Старая еврейская песня», я, будучи уже в весьма зрелом воз­расте, воспринимал с досадой и недоумением. Но это ничего — в одной из предыдущих книг у меня (по тем же непонятным соображениям) сняли стихи, которые начинались так: «Хлеб и масло, Масло, хлеб и нож... Ну так что, приятель, как живешь?..» и т. д. Сняли, мотивируя тем, что с хлебом и маслом трудновато. Но с хлебом и маслом лучше не стало, а стихи в следующей книге вышли. Так что и «Старая еврейская песня», надеюсь, выйдет. Речь не о стихах, а именно о чувствах досады и недоумения, которые возникают у моих близких любой национальности, когда приходится сталкиваться с глупостями не безобидными, с глупостями национального порядка. Мы так воспитаны.

Но теперь-то я вижу, что в этом воспитании, при всех его замечательных сторонах, были и изъяны. И один из них — плохое знание языка народа, на земле которого живешь. Это в равной степени относится к людям всех перечисленных национальностей. Языком нашего общения был русский, все мы учились в русских школах. Азербайджанский су­ществовал, как второй язык — в крайне малом объеме. В этом смысле преимущество имели те, у кого родители дома говорили по-азербайджански — но так было далеко не о всех азербайджанских домах.

Ни детский сад, ни школа, ни институт ровным счетом ничего для улучшения знания азербайджанского языка не дали. В детском саду этих занятий просто не было (ни у меня, ни у старшего сына, которому теперь двадцать один год, да и сейчас маловато таких занятий). В институте — тоже ничего подобного. (Кстати, вспомнился случай, когда на институтской отчетно-выборной комсомольской конференции поднялся парень из азербайджанского сектора с претензией — почему так мало людей из азербайджанского сектора вошло в комитет комсомола. «Да, но ведь из 12 членов комитета — 10 азербайджанцы!» — возражали ему. — «Но из них же только один учится на азербайджанском!» – настаивал парень. И был в какой-то мере, как я сейчас понимаю, прав — мои азербайджанские коллеги по комитету КСМ владели языком чаще всего слабо, и институт ничего в этом не менял).

Итак — ни детсад, ни институт. Школа? Кроме детских стишков типа «Ала-була боз кечи, ай гоша буйнуз кечи...» — тоже ровным счетом ничего. И после института — и во ВНИИ, и на заводах были обязательные занятия по политграмоте и гражданской обороне, курсы повышения квалификации и военные сборы,.. Но никаких — ни занятий, ни лекций, ни курсов азербайджанского. Нигде. Никогда. И, только серьезно занявшись переводами из азербайджанской поэзии, я принялся специально изучать язык. Знание его и сейчас у меня далеко от совершенства, но я спокоен в том смысле, что смогу сам читать и пе­реводить и стихи, и прозу, и даже литературоведческие работы с их тяжелым словесным инструментарием. Но до чего непросто дается сейчас то, что в детстве и в юности можно было взять спокойно, естественно, почти шутя. И снова я думаю о недолго просущество­вавшем законе о языке 1956 года. Если бы его не «прикрыли», испугавшись издержек (как будто без них возможно любое серьезное дело), то, наверное, и у меня, и у моих де­тей со знанием языка дела обстояли бы иначе.

Хуже другое — и сейчас, когда, кажется, никто в целесообразности широкого при­менения азербайджанского языка не сомневается, для практического его внедрения в жизнь и государственные дела — делается еще крайне мало.

Существуют различные хорошие постановления на этот счет — они важны, они играют свою роль. Но нет комплексной программы по широкому изучению азербайджанского языка. Нет — и не знаю, готовится ли она? Уточнить не удалось, хотя я интересовался этим по самым разным адресам. Но необходимость такой программы, включающей самые разные аспекты — и в деле преподавания азербайджанского — начиная с детских садов и далее — и в деле художественного перевода с азербайджанского и на азербайджанский, и во многих других сферах. Эта необходимость, мне кажется, сомнений вызвать не должна. Такая программа должна быть рассчитана на долгие годы и, конечно же, должна быть двусторонней. То есть, заботясь о расцвете азербайджанского языка, ни в коем случае не следует принижать значение русского.

Не стану говорить о роли русского языка в нашей жизни — о ней написано и сказано очень много верного. Но годами — смотрите выдержки из стенограммы, приведенные выше, — абсолютно правильно подчеркивая эту роль, оставляли в тени другое — невни­мание к изучению азербайджанского языка. Пора, наверное, этот перекос поправить. Очень боюсь только, чтобы при выправлении этого перекоса не возникли перекосы об­ратные. Уже приходится сталкиваться с тем, что люди, прилично владеющие русским языком, отказываются говорить по-русски для телепередачи об азербайджанской лите­ратуре, выходящей в эфир на русском языке. В иных аптеках перестали, было, принимать рецепты на лекарства, написанные по-русски. Этим ли утвердится в жизни азербайджан­ский язык? Нет, конечно. Такая самодеятельность способна только оттолкнуть людей, для которых азербайджанский язык — не родной.

Рассказывал мне один старый бакинец, ученый, интересовавшийся давно азербайд­жанским языкам и культурой: «Что прежде я делал сам, от души, то теперь воспри­нимается кое-кем, как сделанное под чьим-то давлением, по чьей-то воле, из-под палки... Но нельзя ничего и никого уважать из-под палки, тем более — любить». Скажете — тон­кости, нюансы... Но там, где речь идет о национальной принадлежности, о языке — нюан­сы решают многое. Мне самому очень не хотелось бы в один непрекрасный день ока­заться чужим в городе, где я родился, где жили и работали мои родители и деды. Кое-что, думаю, они сделали полезного, внесли свой скромный вклад в развитие здешних дел. Печально было бы это для меня.

Слышу голос оппонента: зачем же так? Говорили сами о гармонии, о двуязычии. Верно, говорил и говорю. Но давайте посмотрим, как обстоит дело с обучением азер­байджанскому языку тех, кто хочет ему обучаться. Плохо обстоит, прямо скажем. С этим парадоксом я столкнулся впервые лет десять-двенадцать назад. Найти репетитора для занятий английским, немецким, французским, испанским в Баку куда легче, чем для занятий... азербайджанским. Таковые отсутствовали тогда, и сейчас их что-то не видно.

Низкий мой поклон светлой памяти Айдына-муаллима Абилова, доцента универси­тета. Он, подготовивший ряд переводчиков с азербайджанского для других республик — для Украины, главным образом, — взялся заниматься со мной. Категорически отверг деньги, а занимался самозабвенно — благодаря ему мне удалось сделать важный для себя первый шаг к серьезным знаниям. Мы подружились семейно, и тогда Айдын-муаллим и Тамилла-ханум подарили нам много замечательных встреч. С благодарностью и призна­тельностью вспоминаю этот истинно азербайджанский дом и всегда буду вспоминать.

Да, но это — подвижничество, это не будни. А где взять людей, которые сегодня поставили бы дело на государственную основу? Так, чтобы обучение азербайджанскому языку для тех, кто им не владеет, стало если не праздником, как было у меня, то, во всяком случае, приятной работой — о пользе уж и не говорю, она и так понятна.

В самом деле, человек решил выучить азербайджанский. Что ему делать? Непросто достать словари (то азербайджанско-русского нет, то русско-азербайджанского), еще труднее — разговорники, почти невозможно — самоучитель. Не существует в природе ни одного (!) лингафонного курса. Ни радио, ни телевидение такого обычного, кажется, такого естественного курса азербайджанского языка не вели. Начало теперь положено — но это лишь первый робкий шаг. Преподавание в школах и учебники — ниже всякой критики. Так откуда же человек узнает азербайджанский?

Энтузиаст, конечно, найдет пути. Уж насколько хорошо он самолично овладеет язы­ком — бог весть. Но речь-то не об энтузиазме, речь о деле государственной важности, и энтузиазм здесь должны проявлять в первую голову те, кто искренне заинтересован в повышении роли азербайджанского языка. Не видно пока этого энтузиазма, нет возможнос­ти хорошо выучить язык у подрастающего поколения. Так что же — будем ждать еще трид­цать лет? Или же того дня, когда интернациональный характер города Баку уйдет окон­чательно в прошлое и таким образом языковая проблема решится сама собой? Но и тогда жителям Азербайджанской ССР понадобится знание своего государственного языка. И не на разговорном уровне — а в полном объеме, во всем богатстве оттенков.

Стало быть, не создав условий, не поставив дело обучения должным образом, не вы­пустив нужных пособий, не организовав системы курсов — общих, профессиональных, государственных, кооперативных — разных, мы по-настоящему государственным азербайд­жанский язык вряд ли сделаем.

И еще один важный акцент— на обучении языку преимущественно детей и людей молодых. Человеку в годах, естественно, труднее овладевать языком. Надо, конечно же, и это учесть, и никакого неравноправия и в этом случае не допустить.

А создать все условия для того, чтобы молодое поколение могло изучать азербайд­жанский язык и знать его хорошенько — какие тут, казалось бы, могут быть возражения? Но возражений нет, а дело, увы, не движется.

И снова возвращаюсь к событиям тридцатилетней давности. Закон, принятый тогда и отмененный вскоре, должно, необходимо было не отменять, а подкрепить системой проду­манных шагов, многие из которых и по сегодня еще не сделаны. А ведь я назвал далеко не все. Серьезнейшие проблемы существуют с разработкой и совершенствованием термино­логии на азербайджанском языке для самых разных отраслей знания, с повышением уровня знаний языка теми, кто знает его, как говорят англичане, «в объеме домохо­зяйки», да мало ли...

Думаю, останься в то время закон о государственном языке в силе, многие из этих проблем были бы сегодня если и не решены, то куда сильнее продвинуты к решению, чем сейчас. Хотя — еще раз повторюсь — принижать роль русского языка нельзя никак. И примером тут, думаю, должны быть те писатели, которые, блестяще владея азербайджан­ским и неизмеримо много для своего языка и культуры сделав, прекрасно владели рус­ским языком. Вспоминаю с благодарностью Расула Рза, написавшего на русском языке рецензию на мою первую тоненькую книжку стихов. Как он ратовал за расширение прав азербайджанского языка, как новаторски язык использовал и обогащал! И русский знал хорошо.

И Мирза Ибрагимов, с рассказа о котором начал я эти заметки, который столько сил отдал в свое время для принятия закона о государственном азербайджанском языке — он в совершенстве владеет русским. Иногда и пишет по-русски — статьи, не художест­венную прозу. Таковы аксакалы. Возьмем поколение пятидесятилетних — тончайшего мас­тера письма Акрама Айлисли. Я поразился четкости и чеканности его формулировок в написанных им по-русски материалах. Или Анара — который, кажется, иногда мог бы и художественную прозу писать на русском, если б захотел, уровень знания языка именно таков.          

Я хочу сказать, что истинные патриоты своего народа и своего языка никогда не страдают замкнутостью, ограниченностью. Так пусть же миновавшие годы нас чему-нибудь научат.

В частности, не шарахаться из стороны в сторону, не отменять принятые важные решения, не осуждать их дружно, предварительно одобрив. Изучение азербайджанского и все более широкое внедрение его на самых разных направлениях—дело большой важности, дело деликатнейшее. Ни прямолинейности не терпит оно, ни администрирования или нажима.

А вот забота — ежедневная, ежечасная — тут необходима. И шаги надо предприни­мать — практические, реальные, с дальним прицелом рассчитанные. Не терять же еще тридцать лет, в самом деле...

Баку, 1988

Послесловие

ДВАДЦАТЬ С ЛИШНИМ ЛЕТ СПУСТЯ…

…Закончил чтение и вышел во дворик. Летняя жара отступила наконец. Кивают калифорнийскому ветерку бордовые цветы какого-то здешнего растения – мои домашние зовут его “фьюша”, не знаю, что это на самом деле. И персиковое деревце шевелит листьями, и инжир в кадке – он с нами переезжает из дома в дом уже лет десять… Сейчас на нем завязи и жена снова волнуется, не склюют ли плоды прожорливые горлинки.

Уже девятнадцать лет я живу в Лос-Анджелесе.

Что мне, кажется, прошлая жизнь, и Баку, и проблемы азербайджанского языка?

Все изменилось. Нет той страны, где писались эти заметки, возникли новые страны, выросли новые поколения. И тот Баку, в котором я жил, куда приезжал потом, уже отсюда, из Америки, теперь, говорят, не узнать…

Все изменилось…

Тогда –зачем?

А затем, что, как писал Эренбург, “жизнь не вычеркнуть из жизни”. 

Это – часть моей жизни, и вашей – тех, кто читает эти строки

где-нибудь в Иерусалиме, в Нью-Йорке, во Владивостоке, в Питере, в Баку и на каких-нибудь Сейшельских островах…

Знал ли Мирза Ибрагимов, куда приведет путь, который он начал в 1956 году? Вряд ли… 

Но история подтвердила его правоту. Желая того или нет, он заглянул туда, куда другие и заглядывать не решались.

Но сегодня речь не об этом.

Сместились акценты – теперь, наверное, следует заботиться о русском языке в Баку.

В Баку остались наши друзья и знакомые. В Баку осталось русскоязычное население самых разных наций. В Баку выходят русские газеты и журналы, субсидируемые государством. Есть Славянский университет – сколько я знаю, единственный за пределами России. Много раз меня в Америке собеседники пытались поправить, заменяя “университет” на привычный в Штатах “славянский факультет”. Но Университет – не ошибка.

 Это – лишь некоторые из фактов отношения к русскому языку и его носителям, которое всегда существовало в Азербайджане. 

Хочется надеяться – и будет существовать.

Вот примерно о чем думалось, когда читал эти давние строки.

А кто-то другой подумает о совсем другом.

Лос-Анджелес,

Сентябрь 2011

Продолжение

1957

Книга "Азербайджанский язык" Мирзы Ибрагимова (Фото 1)

1988

Книга "Азербайджанский язык" Мирзы Ибрагимова. В этой книге опубликовано послесловие, написанное Александром Гричем.

1985

Мирза Ибрагимов