« Главное, чтоб в сердце было место…»

Признания в том, что о человеке, которого знаешь многие годы, писать трудно – стары, как мир. И самое главное – это неправда. Писать вообще трудно, особенно если это не нечто дежурно-газетное. Но не хочешь – не пиши, а жаловаться-то зачем?

Потому начинаю с другого признания: о Савелии Колмановском, которого знаю уже пятьдесят с лишним лет, писать очень легко. Невероятно легко. Потому что личность яркая. Все достоинства – ну, прямо как на ладони. Ну, и недостатки, конечно. Но и недостатки так хороши и безобидны, что так и просятся на страницу... И, если материал, который вы читаете, не будет соответствовать яркости и привлекательности героя – тут вина точно не героя, а автора.

С чего надо начинать? С главного, с определяющего.

Происходит дело в Москве, примерно лет тридцать назад. Местоположение называется Ивановское, ехать туда по шоссе Энтузиастов почти до окружной дороги. В крупноблочном двенадцатиэтажном доме небольшая трехкомнатная квартира на первом этаже. Квартира уютная. В ней – ничего стандартного, начиная с прихожей, увешанной значками и полками с азербайджанской медной посудой, кончая кухней, где чудесная коллекция деревянных ложек. Кроме того, в доме на стенах замечательные английские фарфоровые тарелки («Веджвуд», «Мейсон» или что-то вроде – знания, мне недоступные, зато хозяин дома в этом - профессионал). Добавлю: та часть коллекции трубок хозяина, которая выставлена для обозрения гостей, вызывает у людей, попавших сюда впервые, восхищенные вопросы, изумление и даже недоверие – сколько же лет такую коллекцию надо собирать?

Может возникнуть впечатление, что тот, кто сюда пришел, неожиданно очутился в обстановке почти музейной. Впечатление обманчивое. Музейные залы – это, как правило, тишина и немноголюдье, это редкие посетители, почтительно осматривающие шедевры. А в квартире Колмановских, которую я попытался описать, шедевры (в смысле коллекций), может быть, и есть, но вот тишины и немноголюдья тут точно не бывает.

Тут всегда много гостей. И москвичи – самые разные – и инженеры, и ученые, и врачи. И приезжие из Баку, откуда родом хозяин дома. И еще – в тот период, о котором речь, - «отъезжанты» - люди, решившие перебраться из СССР кто куда – в Штаты, в Израиль, в Германию, в Австралию...

Иногда поражаешься – как живет в этом многолюдье замечательная семья – Савелий Колмановский, его очаровательная жена Эмма и их дочь – Леночка. (Во всяких отношениях есть устоявшиеся стандарты. То, что я называю Елену Савельевну – Леночкой – не амикошонство, а установившийся десятилетиями стереотип, которым с удовольствием пользуюсь).

Итак, представляю семью, которая стоически переносит все особенности быта в доме, куда постоянно приходят чужие люди, а часто и живут здесь... Впрочем, «стоически переносит» - это не о Колмановских. Бывая здесь в самое разное время и в самых разных ситуациях в течение долгих лет, я убедился, что этот человеческий поток – одна из примет жизни этого дома, иначе существование хозяев просто немыслимо.

Значит, хозяева: Савелий Абрамович Колмановский – редактор, сценарист, пишущий для телевидения и радио. Эмма Абрамовна Левина – его жена, опытный инженер, много лет трудившаяся в одном из оборонных «почтовых ящиков» (так в советской время назывались засекреченные предприятия и научно-исследовательские институты, у которых не было открытого названия). Дочь Леночка – программист, успешно работавшая в Москве. В то время никто еще, включая ее самое, не знает, что ей предстоит работа в различных городах США, возвращение в Россию, участие в основании легендарного ныне «Яндекса» - это все еще в далеком будущем.

...А сейчас – третий час ночи. Мы с Савелием осторожно пробираемся на кухню – я оказался неподалеку и, зная, что к Колмановским можно в любое время зайти без звонка, заглянул в окно и увидел, что Сава не спит. Но не увидел, что сегодня здесь в очередной раз ночуют гости... Сколько их? Трое? Пятеро?

Сава смотрит на меня и медлит с ответом. Считает, хочет ответить точно.

- Сегодня семеро! Так что тебя положим в гостиной... Там уже Рауф и Ляля. Есть хочешь?

Я точно знаю: если бы я сказал «да!», нашлась бы вкусная еда, и стопку крепкой зеленой настойки мне тоже поднесли бы. Но мне неловко... И я спрашиваю о том, о чем как-то не спросил Саву раньше.

- Слушай! Не обижайся, Б-га ради, но как вы можете жить в таких условиях? Ведь элементарно – повернуться негде, места нет!

(Хорош вопрос от человека, который сам ввалился среди ночи... Но так было.)

Неожиданно для меня Сава тогда ответил сразу же:

- Главное, чтобы здесь (он показал на грудь) место было... Остальное – не проблема.

Говоря это, он достал из шкафа одеяло и простыни и вручил мне. Слова, которые он произнес – читаются почти как тост. Но на деле они были произнесены совершенно не пафосно. Это – информация. Информация к пониманию характера этого дома. Информация к пониманию Савелия Колмановского.

Вопрос: Сава, сколько народу прошло через ваш дом в тот период? Хотя бы примерно?

Ответ: Понятия не имею. Но если уж ты так хочешь заниматься арифметикой - вот, пожалуйста. Как-то мы с Эммой через девять лет после переезда в Москву подсчитали, сколько же времени наша семья жила без гостей. Оказалось - три года. А шесть лет у нас кто-то жил. Иногда один человек, иногда - пять. Точные цифры неизвестны.

И Сава, уходя от темы, начинает рассказывать очередную байку, запас которых у него неисчерпаем, а я продолжаю несложные вычисления. Шесть лет - это 2191 день. По одиночке в гостях у Колмановских бывают редко. Умножим на два. Получается, что в этом доме за 9 лет гости прожили примерно 4500 (четыре с половиной тысячи человеко-дней)! Ого! Есть для чего писать такую сумму прописью и в комментариях она, кажется, не нуждается.

Значит, вот первая и главная черта характера Савелия Колмановского – умение дружить. Не только с близкими... Умение быть полезным людям. Умение приносить радость. И все эти умения – ненавязчивы. Естественны. Как бы незаметны.

Встречаются люди, которые делают тебе небольшую любезность, но обставляют это так, что ты чувствуешь себя чуть не вечно признательным. Есть люди, которые помогают в вещах жизненно важных - но так, будто ничего особенного не произошло. Б-г милосерден ко мне: среди моих друзей есть такие люди. И Сава – такой.

Дальше можно и нужно бы приводить примеры. Как много лет назад Сава ездил зимой без автомобиля через всю Москву, доставая и доставляя необходимые лекарства. Как они с Эммой звали гостей, чтобы справить день рождения тяжело больного человека, и Сава был, что называется «на манеже», и пел, и читал собственные стихи, написанные к этому случаю, а Эмма устраивала роскошный стол... Между тем особого материального достатка в доме тогда не было, да и времена были советские, с пустыми магазинными полками. Плюс к тому Эмме утром надо было встать в шесть часов и на автобусе ехать в свой «почтовый ящик». Сейчас вспоминаешь – и не верится. Но так было.

А когда старшие сыновья - мой Роман и Руфат, сын нашего с Савой близкого друга Эльдара Кримана, переживали «трудный возраст» после окончания средней школы (тоже тогда, в середине восьмидесятых) они, по приглашению Савы, жили в доме Колмановских. И, судя по нынешним отзывам этих матерых пятидесятилетних мужчин – «школа Колмановского» сработала хорошо. Хотя я уверен, что спроси Саву – он будет в недоумении уверять, что никакой школы собственно и не было.

Сказать, что Сава Колмановский умеет дружить, не требуя ничего взамен – было бы неправильно. Сава требует многого. Не словесно требует. Хотя иногда эти несформулированные требования имеют и словесное выражение. У меня это называлось «синдром бородинского хлеба». Дело было так – Сава жил в Москве, а семья – мать Фаня Эммануиловна и старший брат Виталий, Вика (он играл большую роль в судьбе Савелия, о нем еще пойдет речь позже) – они жили в Баку. И вот Сава просил о любезности – передать своим в Баку бородинский хлеб московской выпечки.

Такого хлеба, по крайней мере тогда, в Баку действительно не было. Так что «передача» имела и прямой смысл. Но в то же время (во всяком случае, в моем понимании) важным для Савы было отношение – как принято это поручение, как исполнено...

Справедливо и другое – когда Сава обращался (что бывало редко) с какой-то просьбой – он ожидал, что к этой просьбе отношение будет такое же, какое проявлял он. А в жизни иногда случалось иначе. Скажем, в давние времена Сава помог устроить в институт к профессору-офталмологу С.Федорову знакомого из Ленинграда. Устроил. Тот полечился, выписался... Естественно, во время лечения Сава навещал его в больнице, сам ленинградец и его родные бывали у Колмановских дома – как же иначе? Через несколько месяцев Эмма собралась в Питер. И Сава позвонил этому человеку, рассказал о предстоящем приезде. И услышал в ответ: «Ну и что? Я что, почетный караул должен выставить на вокзале?» Скорее всего, собеседник Савы просто неудачно выразился... Но, как я понимаю, этот человек испытания «тестом Колмановского» не выдержал.

Отдельный разговор о Виталии Колмановском, Вике, старшем брате Савелия. Его, увы, нет с нами... А был он человек необычный, яркий, замечательный – и эрудит, и ученый, и литератор. Его все любили, а его роль в жизни Савы просто нельзя переоценить. И вот случилось так, что весть о смерти Вики в Калифорнии (а он умер, как жил – легко и беззаботно: просто упал у металлической калитки, ведущей во двор его дома)... Так вот, эта скорбная весть из Калифорнии застала нас с Савой и Леночкой в нашем родном Баку. Мы с Романом были приглашены на писательский съезд, а Колмановские прилетели из Москвы специально, чтобы с нами увидеться. Звонок из Сан-Хозе застал нас в застольи, где мы сидели с нашими прекрасными бакинскими друзьями – Интигамом и Фуадом... И был с нами в тот вечер легендарный Фикрет Годжа, живой классик, прекрасный поэт и человек редких душевных качеств.

Так вот: вряд ли можно представить себе известие, более тяжелое для Савы Колмановского, чем то, что он получил тогда... Но он нашел в себе силы не сказать ни слова за столом. И только потом, уже на улице, когда расходились, отведя меня в сторону, сообщил о смерти Вики. А до этого - ни слезинки, ни даже гримасы боли на лице. До сих пор не знаю, как ему удалось так владеть собой...

Хорошо, что мы были в это время в Баку! Думаю, в этом городе, который Савелий нежно любит, ему насколько-то, хоть чуточку легче было перенести тяжелую утрату...

А в Баку – что же? Баку всегда был прекрасен... И в дни нашей молодости, и теперь.

Сава терпеть не может пафосных выступлений, но о любви к Баку говорит почти стихами... Когда-то, в первые годы после его переезда в Москву, я спросил его, как ему там живется.

- Хорошо живется... - ответил Сава меланхолично. Покрутил головой и добавил: - Но Баку есть Баку, сам знаешь...

К счастью, в последние годы Савелий бывает в Баку часто – он любит эту землю и людей, и его здесь любят. А в результате этих поездок обогащается репертуар рассказов Савелия. Я бы назвал этот жанр «устные поэтические зарисовки». Слушаешь Колмановского – и видишь людей, им отмеченных – хозяина лавочки, выставляющего поутру на улице медную посуду так, чтобы она ярче отражала солнце. Продавца, настойчиво заманивавшего покупателя, но услышав, что тот устал, предложившего ему просто войти внутрь, посидеть. Да еще и чай принес хозяин. «Покупать ничего не надо, отдыхай!»... Женщину, пекущую чурек в земляном тендире...

Не стану пытаться даже вкратце пересказывать эти живописные зарисовки. Впрочем, желающие могут найти на Интернете чудную книжку Елены и Савелия Колмановских. Она называется «Ай, Баку, джан, Баку!» Прочитайте – и перед вами предстанет галерея неповторимых мини-портретов.

- Знаешь, где бы я ни рассказывал свои бакинские истории, – делился со мной Сава, - в Москве, в Санкт-Петербурге, парижским друзьям, знакомым в Венеции или в Хайфе, ответ всегда одинаков: «Такого не бывает!»

А я им объясняю, - Сава поднимает указательный палец, - что если бы я мог сам такие истории придумывать, я бы был великим писателем! И с простыми смертными – такими, как вы, - не общался бы...

Отдельно стоит сказать о том, как относится Савелий к Фикрету Годжа. Обычно в жизни бывает так: человек знакомится с произведениями большого писателя, а уж потом, если повезет – с ним самим. А Савелий познакомился с Фикретом Годжа лично в один из приездов в Баку, в дружеском кругу, и был совершенно очарован и разговором с Фикретом, и его суждениями – всегда парадоксальными и неожиданными... Словом, личность поэта произвела такое сильное впечатление, что Колмановский прочел практически всё, что было переведено из произведений Ф.Годжа на русский. А потом был счастлив услышать, как поэт сам читает стихи на азербайджанском... Плюс – личное общение в последние приезды.

Говорит Колмановский о Фикрете только в превосходных тонах. Он считает Фикрета Годжа выдающимся наследником великих традиций поэзии Востока. И среди употребляемых при этом слов – «Глыба, Мыслитель, Классик...» Всё с большой буквы. Фикрет Годжа ничем не обделен: и народной любовью в Азербайджане уже многие десятилетия, и регалиями, и должностями... А все-таки отзыв Савелия Колмановского в этом почетном списке – совсем нелишний. Недаром Фикрет рассказывал мне, как приятно было получить поэтическое поздравление Савы к дню рождения. Незадолго до этого Колмановский прочел поэму Фикрета «Размышления в Рамадан», где Годжа обращается ко Всевышнему. И вот отрывок из поздравления Савелия:

С Аллахом говорить на равных

Достоин истинный поэт.

У правоверных, православных,

У иудеев своенравных

В поэзии религий нет.

И вездесущий, всемогущий

И бытия познавший суть

Из адской гущи к райским кущам

Всем, терпеливым и орущим,

Поэт указывает путь.

Кому и сколько там десят

Считать не будем: это бред...

Пусть годы у виска свистят -

Вы вечно молоды, Фикрет!

Савелий сам пишет стихи. Пишет, совершенно не претендуя на поэтический профессионализм – а просто, чтобы доставить людям радость. И доставляет. Сам видел, с каким удовольствием читали люди его стихотворные поздравления – всегда веселые, остроумные, изящные. Добавлю экзотики: Колмановский может подойти к незнакомой женщине в кафе и, спросив разрешения, прочитать ей только что придуманные строки. Я видел, как это бывает. И как расцветают от этих неожиданных посвящений не привыкшие к стихам среди суровых трудовых будней фемины... Несколько лет назад Колмановский выпустил маленькую книжку стихов, я с удовольствием ее храню. И с неменьшим удовольствием ожидаю выхода новой книжки – говорят, она выйдет в ближайшее время. И это будут стихи о наc.

Нас жизнь несёт, как Волга струги,

И крутит, словно в центрифуге,

Порой танцуя буги-вуги,

Порой людей сгибая в дуги.

(Хоть мы достаточно упруги,

Но все — святые и хапуги -

И в час труда, и на досуге

Своей судьбы всего лишь слуги).

Да, вот такая именно у нас с вами жизнь...

А завершить этот разговор о Саве хотелось бы просто процитировав его ответы на некоторые вопросы. Рад, что эти вопросы задал ему письменно – иногда на бумаге человек виден даже лучше, чем в обычном общении. Итак, слово Савелию Колмановскому.

1. Расскажи о родителях?

Мой отец - из многодетной бедной семьи.Но (ура!) пришла Советская власть и папа поступил в Бакинскую консерваторию по классу альт, учился у Ростроповича-старшего, будучи студентом третьего курса уже давал концерты (сохранились афиши). Потом женился на маме, за которой ухаживал 8 лет. Но (увы!) вмешалась Советская власть и папу решением комсомольского собрания исключили из консерватории. Дело в том,что папа-то был из бедной семьи, а мама из зажиточной. Дед был провизором и владел аптекой на одно торговое место. А, значит, и он и все его (деда) близкие были «чуждый элемент».

В 1928 году папа был в числе энтузиастов, основавших в Баку Театр Рабочей Молодёжи (ТРАМ), впоследствии - ТЮЗ. И более 40 лет (до ухода на пенсию по болезни) был в театре зав. музчастью и дирижёром театрального оркестра. Попутно ради "живота своего" преподавал в муз. училище, играл в оркестрах театра оппереты, Азербайджанской киностудии, Еврейского и Украинского театров. Подрабатывал перепиской нот.

К слову: папин запал и организаторский талант ещё раз принесли пользу родному театру. В 1962 году папа стал создателем и председателем первого в Баку жилищно-строительного кооператива ТЮЗа, что потребовало больше усилий, чем открытие ТРАМа. И ещё. В театре папа руководил оркестром, но дома роль первой скрипки, по праву, была за мамой.

Мама художник-прикладник. Когда 1939 году в Москве открывалась ВСХВ (позже ВДНХ т.е. Выставка Достижений Народного Хозяйства), маме поручили и доверили оформить стенд лёгкой промышлености в республиканском павильоне Азербайджана. В пятидесятые годы мама первая в Баку применила технику "батик" в росписи по шёлку.

Но это всё - сухая официальщина. Главное: мои родители были умные, весёлые и жизнерадостные люди. Умели жить интересно, умели любить и дружить. Умели довольствоваться тем, что есть и не бояться невзгод. А что касается отношения к нам, детям... Да, все мы обязаны родителям: они нас растили, воспитывали, делали для нас всё, что могли и более того. Помню бакинское шутливое: "Ты на кого рот открываешь?! На родного мама-папа, который тебя кормил-поил-ел; который тебя вынул из эвакуации и засунул в институт!?"

В эвакуации мы не были, а вот всё остальное совпадает. Нет, не всё: мы "рот не открывали".

2. Чему научила тебя жизнь?

любить книгу и уважать знания;

любить и уважать людей;

почитать старших;

не бить лежачего;

ценить дружбу;

блюсти честь и достоинство;

посмеиваться над хвастунами;

при случае ставить на место зазнаек:

ценить чужое мнение, но иметь и отстаивать своё;

понимать, что точка зрения, не совпадающая с твоей, не есть неправильная – она просто другая;

держать слово;

не гибнуть "за металл";

пониманию того, что человечество делится на две половины только по одному принципу: хорошие люди и плохие. Всё остальное (раса, рост, национальность, язык, цвет глаз, образование; менталитет и пр. и пр.) важно, но не принципиально;

делиться с близкими радостью, а не горем; не страдать прилюдно;

ценить добрый юмор и острое слово;

обязательной самоиронии;

не быть злопамятным, но иметь хорошую память и на злое, и на доброе. И не оставаться в долгу;

не жадничать;

определять уровень своих способностей, знаний, ума, умений и навыков в сравнении с самыми высокими образцами;

гостеприимству;

радоваться чужому успеху;

прощать близким мелкие недостатки;

ни в коем случае не ходить "в чужой монастырь со своим уставом";

никого не унижать;

никому не завидовать;

не идти за толпой;

оберегать детей и женщин.

3. Расскажи о твоей профессии?

Бездельник. Нет, не банальный лентяй и отморозок - тунеядец, а высокий профессионал в деле ничегонеделания. Ну, а в свободное от основного занятия (безделья) время, а это - 16 часов (при установленном 8-часовом рабочем дне), учился, занимался спортом, был слесарем, инженером, преподавал в вузах Баку и Москвы, занимался журналистикой, писал сценарии для Центрального телевиденья, подвизался в "Вестях" и на ТНТ, редактировал и издавал научную литературу. В моей трудовой книжке: БМЗ и троллейбусный парк, АПИ им.Ахундова и нархоз, Московский институт Стали и Сплавов и Третий мед, телевиденье и...и... Основной вид заработка - окололитературная деятельность.

Кстати, хочу предупредить своих гипотетических последователей:

безделье - сложная и тяжёлая специальность.Она требует огромного напряжения сил и, увы, малодоходна.

4. Охарактеризуй себя в двух словах

Homo sapiens (надеюсь)

5.Наибольшее достижение:

Дочь.

(Комментарий АГ:Дочь – это, конечно, упоминавшаяся неоднократно Леночка, она же – Елена Севельевна Колмановская, одна из создателей и основателей «Яндекса», создательница и спонсор портала «Хороший текст». Благодаря Леночке Савелий приобрел в некоторых кругах почетное звание “Папа «Яндекса»”)

6. Самая большая неудача?

У меня и маленьких не было. Конечно, не всё получалось, не всё сбылось, как хотелось. Но сам виноват: где-то недодумал, где-то поленился... Нет, "неудач" никаких не было.

7. О чем мечтаешь?

Мечтают о чём-то несбыточном, а я реалист и оптимист. Поэтому, пока дееспособен, я не мечтаю, а надеюсь. А вообще хотелось бы не пережить близких.

* * *

Вот такая мини-анкета. Она завершает попытку рассказать об одном из больших подарков, которым наградила меня судьба. Впрочем, не только меня наградила, а как видно из написанного – очень многих.

У этого подарка судьбы есть имя – Савелий Абрамович Колмановский.