Получить забытый пароль
RSS
Старая Еврейская Песня или Две Совсем Разных Истории, Связанные с Одной Встречей
Участники «Бакинских страниц», возможно, помнят главы из книги Александра Грича «Осенняя остановка».
Предлагаемая сегодня вниманию читателей история – новая глава из готовящегося второго издания книги.
И, как прежде, нам предоставлено эксклюзивное право первой публикации.
Встреча с читателями в русской библиотеке Иерусалима. Библиотека сама по себе замечательная – тысячи томов, очень многие из них – с автографами знаменитых писателей и ученых... Коллекция бесценных книг, собранных и ревниво оберегаемых замечательной хозяйкой – Кларой Эльберт.
И аудитория чудная – небольшая, человек сорок примерно, но ведущий вечера писатель Петр Люкимсон рассказал, что они приехали из разных городов – послушать стихи, пообщаться с бакинцами... Так что случайных людей, наверное, нет.
И еще огромный подарок: из Тель-Авива на встречу приехал замечательный поэт Вагиф Самедоглу с женой Нушабой-ханум. Вагиф проходит в Израиле лечение, ему в принципе не до любых, даже самых теплых, посиделок.
Но вот он здесь, и выступил прекрасно, и надписал в подарок немногим счастливцам несколько экземпляров привезенных книг...
Прошло больше месяца, жизнь давно увела от чудесной поездки в Израиль к лос-анджелесским будням.
А я всё вспоминаю подробности этой встречи. Встречи в Иерусалиме – это ведь не просто так.
...Был момент на вечере, когда я стал рассказывать о том, как мои стихи, которые назывались «Старая еврейская песня», при советской власти не печатали. Не печатали просто потому, что слово «еврейская» в названии зажигало красный свет самой возможности публикации.
Ни в газетах нельзя было их опубликовать, ни в журналах, ни в книге. Помню, главный редактор издательства, выпускавшего мой сборник, учинил мне допрос:
«Нет, ты объясни, что ты хочешь этим стихотворением сказать?»
Что я ему мог ответить? Он, этот редактор, жив и сейчас, и снова на каких-то должностях, такие при любой власти благоденствуют.
Стихи мои желающие могут прочесть в приложении – угрозы власти в них нет. Но название...
И тут Вагиф сказал с места: «А ты помнишь, у меня был киносценарий с таким же точно названием - «Старая еврейская песня»? Между прочим, задолго до твоих стихов. А картина не была сделана – зарубили в Госкино».
Я вспомнил давно забытое – как рассказывал мне эту историю еще в 80-х годах Интигам Гасымзаде. Помню своё удивление – зачем азербайджанскому писателю создавать сценарий с таким именем – в советских-то условиях? Необычно как-то.
...А на днях я добрался до книги, подаренной нам в Иерусалиме Вагифом. Называется она «После меня останется море». Автор – литературовед Шовкет Керамова проделала большую, серьезную, кропотливую работу, собирая факты жизни Вагифа Самедоглу, его стихи, отрывки из дневников.
Начал читать – и не мог оторваться. Книга привлекает многим, и прежде всего -яркостью личности, о которой написана. По мотивам материалов этой книги и написаны эти заметки, плюс – личные впечатления и наблюдения.
Вагифа Самедоглу я знал, конечно, еще в «той» жизни.
Но – «лицом к лицу лица не увидать». Приведу некоторые факты его биографии, пусть сам читатель судит, что это за человек.
Рожден в семье Самеда Вургуна. Имя это – национальный символ Азербайджана. Пока существует азербайджанский язык – будет жива поэзия Самеда и его имя.
Трудно родиться и расти в такой семье.
Из воспоминаний Вагифа: « Я с детства ненавидел Сталина. О преступлениях его я тогда ничего не знал, а ненавидел по причинам сугубо личным. Я всегда понимал, что мой отец – очень большой человек. Но Сталин, по моим детским впечатлениям, был намного больше. И вот я ненавидел Сталина и хотел, чтобы его не стало, и чтобы мой отец был самым большим человеком...»
Вагиф рано начал писать стихи. Стихи были совершенно непохожи на стихи отца.
Расул Рза, который увидел его подборку, был поражен – и рекомендовал стихи в печать, и написал предисловие.
Вагиф тем временем блестяще закончил консерваторию. Отправился в Москву, где его прослушал легендарный Яков Флиер, одобрил, и готов был взять в свой класс.
Но молодой человек впрямую заявил, что музыкантом быть не собирается, а будет поэтом.
Реакция Флиера была однозначной: «Вы с ума сошли! Такого говна, как поэты, у вас на Востоке – пруд пруди, а таких рук, как у Вас – не найти...»
Музыка осталась в жизни Вагифа. И стихи остались навсегда. Причем скажу, не желая обидеть замечательных литераторов, переводивших его – на русском языке поэзия Вагифа еще не представлена эквивалентно оригиналу.
Его стихи - парадоксальные, ёмкие, гротескные и лиричные одновременно. Это – поэзия высокой пробы. Эти стихи очень трудно переводить. Но там, где это удается – в Прибалтике, скажем, в Латвии – стихи В.Самедоглу входят в школьные курсы литературы. В Германии десятки стихов Вагифа переведены на немецкий – и был вечер, где он читал свои стихи. Причем, по требованию аудитории – как музыку, на азербайджанском. Целый вечер!
Вагиф стоял у истоков возрождения азербайджанского джаза вместе с легендарным Вагифом Мустафазаде. Предложили ему в советское время вести передачу о джазе на телевидении. Самедоглу поставил условие: «Говорить о джазе, не упоминая Америку, нельзя. Буду говорить без всяких «довесков» о том, какое Америка зло. Или – не будет передачи...»
Ему разрешили. Отличная была передача.
А вот эпизод совсем другого рода. Дом творчества в Пицунде. Вагиф – в компании писателей вместо того, чтобы загорать, полночи играет в карты...
Вагиф часто выигрывает. Помню, как он в лифте хлопает по животику проигравшегося в пух поэта Николая Доризо: «Коля, ты, главное, не огорчайся. В следующий раз я у тебя еще больше выиграю!»
Одним словом – везунчик, да и только.
Но на самом деле – всё куда сложнее. В жизни Вагифа были периоды депрессии, неустроенности, отчаяния. И длится они могли долго...Когда он жег написанные стихи или подолгу не писал. Или жил, по собственным словам, «между стихами и смертью». Трагическая нота в его поэзии всегда была очень сильна.
Это – часть его жизни, из песни слова не выкинешь.
В конце 80-х, в трудный для страны период, когда уже было ясно, что СССР приходит конец, но никто не знал, что будет дальше, мы с Интигамом пригласили Вагифа на нашу телевизионную передачу. В это время передача расширила диапазон – жизнь требовала говорить не только и не столько о литературе, сколько о насущных переменах. У нас в передаче были яркие люди и яркие выступления, но то, что говорил Вагиф – я помню до сих пор. Повторю – никто не знал, что будет со страной – конфедерация, Федерация... О выходе из Союза если и говорили, то с оглядкой... Но Вагифу вообще оглядка не очень свойственна.
«Я хочу, - сказал он в эфир, - чтобы Азербайджан стал суверенным. Чтобы возродилась его государственность. Чтобы мы как страна прошли все трудности становления, которые проходит сувереннная страна. Фашизма – не хочу, но пусть мы его пройдем, если придется... Тоталитаризм – не хочу, но пусть... Если нельзя иначе – пусть мы всё это пройдем. И станем в итоге полностью независмым демократическим государством.»
В суверенном Азербайджане и старший брат Вагифа - Юсиф, о котором я писал, к памяти которого отношусь трепетно, и сам Вагиф – были парламентариями.
Причем Вагиф пять лет представлял Азербайджан в Совете Европы, регулярно бывая на сессиях в Страсбурге.
Выступал он нечасто, но всегда парадоксально...
Скажем, был кризис в Панкинском ущелье. Россия заявила, что использует военную силу против террористов, расположившихся в Грузии, в этом ущелье. Все знали, что в действительности там находятся беженцы из Чечни, которые бежали от российских бомбежек... Но как сказать об этом?
И вот выступил Вагиф.
«При советском режиме, - сказал он, - у нас было два символа свободы. Глобальный – это Америка и локальный – Грузия. Все лучшие, самые талантливые поэты, писатели, просто интеллигентные люди – часто ездили в Грузию, чтобы здесь почувствовать себя свободными. Знали – здесь можно говорить что угодно – никто не напишет донос. Сюда ехали из Москвы, Ленинграда – и в 60-е, и в 70—е годы... Грузия – символ свободы.
Да, Россия права! Проблему в Панкинском ущелье Грузия не может решить. Это может решить только и только Россия, решив чеченский вопрос.»
После этого выступления народный поэт Азербайджана Вагиф Самедоглу стал почти национальным героем Грузии...
Строки из дневников и стихов Вагифа.
Цезарь придумал юристов, чтобы оградить себя от поэтов.
* * *
Самые добрые намерения рано или поздно приносят зло, точно также как победившая революция.
* * *
Человек, словно ива, что выросла во дворе сумасшедшего дома – никогда не может он родиться и жить там, где хотел бы.
* * *
Закон – жена, преступление – любовница
* * *
Убеди, ну убеди меня, что Соломон был нормальным человеком...
Что еще сказать о Вагифе? Женат третьим браком и счастлив вот уже много лет с очаровательной Нушабой-занум. Замечательный отец и дедушка (в книге – фотографии с дочерьми и внуками). Построил маленький домик у моря.
Ездит на велосипеде жарким апшеронским летом. Пишет стихи.
А в стихах – вдруг – другое время, другое пространство, другой Вагиф.
...Был бы 23-й год.
И был бы я в Чикаго,
Сидел бы в баре,
Курил бы трубку.
И там обязательно звучал бы свинг.
Его играли бы
На коричневом, расстроенном вконец рояле.
Играл бы я сам, конечно.
И к тому же наверняка был бы негром...
Впрочем, как это – не Вагиф? Это и есть – Вагиф.
Вернемся к встрече в Иерусалиме. От нее осталась книга с надписью
«Дорогим друзьям – Люде и Саше – с любовью. 31.Х.2013 Jerusalem.»
Остались фотографии, которые прилагаю. Осталась память от замечательного выступления на этом вечере Вагифа Самедоглу – мужественного человека, который борется с тяжелой болезнью, сохраняя оптимизм и чувство юмора.
Вагуля (позволю себе назвать его так по праву долголетнего знакомства) сказал, выступая: « Еще лет тридцать назад я сказал Саше: «Встретимся в Иерусалиме!» Честно говоря, и сам не знаю, почему я это сказал, но видите – всё сбылось!»
И ещё остались от этого вечера две истории – о сценарии В.Самедоглу с названием «Старая еврейская песня» и об одноименном моем стихотворении.
И истрию о сценарии, взятую из книги «После меня останется море», и текст стихотворения я выношу за рамки этих заметок – те, кто захотят, могут их прочесть ниже.
А мне очень хотелось поделиться с завсегдатаями «Бакинских страниц» радостью встречи с большим поэтом и рассказать о нём хоть немного.
* * *
О СЦЕНАРИИ Вагифа Самедоглу «СТАРАЯ ЕВРЕЙСКАЯ ПЕСНЯ»
(Из книги Ш. Керамовой «После меня останется море»)
В начале 70-х Вагиф пишет сценарий «Старая еврейская песня!»
Из рассказа В.Самедоглу: «Захотел увидеть фильм, художественный фильм по своему сценарию. Работал безотрывно, без устали. Завершил сценарий «Старая еврейская песня». История о судьбе группы актеров, которые во время войны разъзжали по фронтам, выступали перед советскими солдатами. История о войне, но без войны. Ее перевели на русский язык. Наш худсовет принял этот сценарий. В то время сценарий утверждали в Москве в Госкино. Весной 1972 года поехали в Москву я, Интигам Касумзаде и Октай Миркасимов с женой Наилей. О.Миркасимов должен был стать режиссером фильма. Во время нашего разговора с одним из чиновников Госкино мне стало ясно, что он, возможно, не только он, «хорошо» оповещен о сценарии. Он зпведомо знал, как нужно отреагировать на этот «антисоветский» сценарий. Через некоторое время мы получили отказ.
Я также встречался с другом моего отца – Константином Симоновым, который был весьма влиятельным человеком в кругах кино и литературы. Я дал ему для ознакомления один экземпляр сценария. Через несколько дней он позвонил мне и сказал:
- Через полтора часа я улетаю. А письмо, где я излагаю свои мысли, оставил у своего помощника.
В письме говорилось: «Дорогой Вагиф! С удовольствием прочитал твой замечательный сценарий. Влюбился в твоего прекрасного клоуна Асада... Но в сценарии полностью отсутствует война, как таковая. Поэтому я согласен с мнением Госкино. Любящий тебя Константин Симонов».
Через несколько лет на советских экранах появился фильм «Случай с Полыниным» на основе сценария К.Симонова. Фильм рассказывал о группе актеров, которые разъезжали по фронтам, давали концерты советским воинам, а картины войны... отсутствуют. К.Симонов только «присоединил» карельский фронт, ноябрь 1941 года и влюбленность Полунина в 27-летнюю актрису, - почти жизнь самого писателя.
В моем сценарии хоть один раз концертная бригада попадала под бомбежку.
Во время встречи с редактором Госкино Раисой Соломоновной Зусевой, которая курировала кинофильмы Закавказских республик, она сказала:
- Слушайте, у вас есть Муслим Магомаев. Пишите. Снимайте музыкальные фильмы. Тема войны предназначена для России...»
-----------------
Комментарии, наверное, не нужны.
* * *
Александр Грич
СТАРАЯ ЕВРЕЙСКАЯ ПЕСНЯ
И не поверишь — быстро время катится.
Пел песню кто-то, Эппельбаум, кажется.
Народную, старинную, изустную
Веселую, а вовсе и не грустную.
И речь в ней шла о том, что Ицик женится.
И никуда приданое не денется.
Слов мало знал я, разбирал едва.
Но главное-то в песне не слова.
Год пятьдесят шестой. Весна просторная.
Шумит неподалеку речка горная.
Со взрослыми впервые в этой местности
Предпринимаем вылазку в окрестности.
Пикник. Пришел фотограф со штативчиком.
Увлечены затейливым мотивчиком,
Танцуют все. И щелкает затвор.
И — песенка на фото до сих пор...
Ах, детские наивные понятия
Мироустройства, мировосприятия,
Где жизнь и вправду выглядит, как целое.
Просты различья: красные и белые,
Свои — чужие, дальние и близкие...
А миллионы - не под обелисками,
Во рвах, в оврагах, в пасмурных степях.
По всей Европе их развеян прах.
Стреляли, жгли, морозили, мурыжили —
Ан нет... И песня — вот, и люди выжили.
На фотографии увековечены,
Они танцуют. Двое искалечены,
Другие целыми остались, правыми
В войну и после. Офицеры бравые
Партнерш ведут, за талью обхватив,
Под этой самой песенки мотив.
Где, кем, когда ты, песенка, придумана?
Гляжу на фото – стылым ветром дунуло,
Пластинка кружится, река куражится
И все на свете нам прекрасным кажется.
А то, что рядом, за хребты недальние
Плывут грядою облака печальные –
Мы не заметим этого пока.
Ну что нам, в самом деле, облака?
загрузка