Получить забытый пароль
Энциклопедия / Литература
Изменить категорию | Все статьи категории
АЗЕРБАЙДЖАНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
XVIII век во многом предопределил дальнейший путь развития Азербайджана, историческую судьбу его народа. Территория Азербайджана, подвластная Ирану, в первой четверти XVIII в. была ареной противоборства ослабевшей шахской власти с Россией и Турцией. После захвата трона Надир-шахом Афшаром (1736), Иран снова подчинил себе земли Закавказья. Экономический гнет, притеснения завоевателей вызвали недовольство местного населения. В 1747 г. в результате заговора Надир-шах был убит, его обширное государство распалось. Азербайджанские ханства приобрели политическую независимость, а их правители — ханы — возможность самостоятельно решать свои внутренние и внешние проблемы.
Период независимости, драматические события, связанные с междоусобицей, частые войны, сложные взаимоотношения с соседними государствами, рост национального самосознания — все это оставило неизгладимый отпечаток на культуре Азербайджана XVIII в.
В XVIII в. продолжает развиваться музыкальное искусство, в частности ашугское, процветают живопись, архитектура. Уникальными памятниками зодчества являются дворец шекинских ханов, построенный в 60-е годы, украшенный резьбой на фасаде и росписью
500
интерьера, и дом Шекихановых. Часть стенных росписей была выполнена по мотивам известных поэм Низами. Немало крепостей, мечетей и других архитектурных памятников было построено во второй половине века в Карабахе.
Среди ученых Азербайджана следует отметить крупнейшего географа Зейналабдина Ширвани, посетившего многие населенные пункты Кавказа, побывавшего в Иране, Афганистане, Индии, арабских странах (Ираке, Египте, Сирии), Турции и описавшего свое путешествие в широко известных на Востоке книгах «Бустан ас-сияха» («Цветник странствования») и «Рияз ас-сияха» («Сады странствования»).
Ведущим родом литературы в XVIII в., как и в прежние века, оставалась поэзия. Картина поэтической жизни века довольно пестра. Некоторые поэты создавали эпигонские стихи, далекие от жизни и чаяний народа; их язык был усложнен арабо-персидскими оборотами и непонятен широким кругам населения. Однако не это направление отражало истинную картину литературного мира в XVIII в. Выразителями прогрессивной тенденции были поэты, творчески продолжавшие традиции классиков, особенно Физули (XVI в.).
Одновременно усиливается воздействие на литературу устной народной словесности, ашугской поэзии. Письменная поэзия обогащается мотивами и темами народного творчества. Ощущается тяготение к жизненным коллизиям, поэтический язык заметно очищается от канонических норм и стереотипов. В письменную поэзию все более проникают формы народного (ашугского) стиха, основанные на размере хеджа, для которого характерно одинаковое количество слогов в каждой строке. Такова, например, гошма — форма стиха, строфа которого состоит из четырех одиннадцатисложных строк.
Поэма «Киссейи Ширзад» Махджура Ширвани, одного из видных поэтов XVIII в., написанная по мотивам народных сказок, представляет собой наиболее заметный образец эпического жанра. Шах Ардешир многие годы был бездетен, по совету астрологов он женится на дочери правителя владения Хата и вскоре после этого умирает. На трон вступает везир Камил. По его приказу жену шаха убивают, но ее новорожденный сын, благодаря стараниям другого везира, Агиля, сохранившего верность покойному шаху, остается в живых. Мальчик, которого нарекли Ширзадом, преодолевает много препятствий и проявляет себя мужественным и честным человеком. Он женится на Хуршудбану, дочери Кабилского шаха. Вскоре по родовому браслету на руке удается установить правду о его происхождении. Силы добра побеждают, и Ширзада возводят на трон его отца.
В поэме Махджура отражены некоторые важные события современной политической жизни. Она проникнута верой в конечное торжество добра, в ней звучит призыв к борьбе с несправедливостью. В произведении искусно использованы фольклорная образность, народная речь.
Примечательной особенностью поэзии XVIII в. следует считать появление больших по объему стихотворений, чаще всего написанных в форме мухаммас (пятистишие). Сюжеты их, как правило, отличаются исторической достоверностью. В этих мухаммасах воссоздаются события, сыгравшие ту или иную роль в истории Азербайджана; в них даны портреты видных государственных деятелей, поэтов, знатных и популярных людей того времени.
В ряде произведений авторы (к примеру, поэт Гаджи Челеби Зари) выражали возмущение политикой Надир-шаха, поборами и жестокостью его приближенных. Подобные мотивы особенно явственно проступают в «Сказании о Ширване» поэта Шакира Ширвани, повествующем о том, как самозванец по имени Сам-Мирза, объявивший себя потомком Сефевидов, возглавил стихийное народное движение и захватил древний город Шемаху. Войско, направленное Надир-шахом на подавление этого движения, сеет смерть и разрушение в мирном городе, уничтожает невинных людей, губит цветущие сады, сжигает дома. Шакир был очевидцем этих трагических событий; в своем произведении, написанном в форме письма к Надир-шаху, он повествует о бедствиях, обрушившихся на его родной город, призывает властелина к справедливости и предвещает неизбежную кару захватчикам.
С историей Шемахи связано и другое произведение, принадлежащее видному поэту Ага Масиху Ширвани и тоже написанное в форме мухаммаса. В нем также речь идет о достоверном событии. В 1749 г. один из феодалов, Ахмед-хан, собирается вместе с некоторыми ханами захватить Шемаху, а затем прибрать к рукам и другие ханства Азербайджана. Жители Шемахи обращаются за помощью к ряду дружественных феодальных правителей. К ним на подмогу прибывают правители Карабахского, Шекинского и других ханств — Панах-хан, Гаджи Челеби и др. Решающая битва завершается разгромом войск Ахмед-хана и его бесславной гибелью. Сюжет произведения динамичен, события развиваются стремительно. Особенно интересны сцены, подробно изображающие расстановку войск, вооружение и маневры противоборствующих сил, батальные эпизоды. Другое значительное произведение Ага Масиха
501
Ширвани, «Шах-наме», посвященное Фатали-хану Кубинскому, не сохранилось.
Поэт Наби часть своих стихотворений посвятил шекинским ханам, в частности использовав достоверный фактический материал о Гаджи Челеби-хане, во времена которого ханство достигло наивысшего расцвета, о его смелой борьбе против Надир-шаха и других военных успехах. В одном из мухаммасов Наби рассказывает о трагической гибели Ага-киши-хана, сына Челеби, ставшего жертвой коварства врагов.
Среди стихотворений разных авторов (в том числе и Наби), посвященных внуку Гаджи Челеби, видному шекинскому хану, покровителю искусств, поэту Гусейну Муштагу (гг. прав. 1759—1780), выделяется «Мусибат-наме» («Поэма бед») известного поэта Молла Вели Видади. В образе Муштага поэт воплотил свой идеал просвещенного и справедливого правителя, что имело известные основания.
В гошме ашуга Шикесте Ширина изображено вторжение иранского войска в Тифлис в 1795 г. С душевной болью рисует поэт трагическую судьбу людей, оказавшихся во власти жестоких захватчиков:
О, яростная скорбь веков!
Глухие вопли стариков!..
Потоками струилась кровь...
Как страшно ты рыдал, Тифлис.
(Перевод М. Алигер)
Социально-исторические события из жизни Азербайджана отражены и в произведениях других поэтов этого времени. Так, Наби в своих стихотворениях протестует против иноземного гнета и царящего в стране произвола; в гошме ашуга Мискина Мухаммеда говорится о жестокости тебризских правителей; Зари в своем творчестве разоблачал бесчинства старост в селениях Шекинского ханства.
Авторы подобных произведений гневно клеймят междоусобные распри, воздают хвалу наиболее гуманным и мудрым правителям, призывают их быть справедливыми. В этих стихах заметна тенденция к более реалистическому и конкретно-историческому осмыслению национальной и социальной действительности.
В лирическом наследии поэтов XVIII в. довольно заметное место занимает любовная тематика, а также философские мотивы — о смысле бытия, о жизни и смерти. Один из видных поэтов-лириков Нишат Ширвани прославился как автор газелей. В этом же жанре создавали стихи Ариф Ширвани, Ариф Тебризи, Ага Масих Ширвани и многие другие. Для творчества этих поэтов характерны настроения печали, одиночества, разочарования в жизни, недовольство существующими порядками, протест против несправедливости. В некоторых стихах социальный протест выражен довольно отчетливо и конкретно, в других — иносказательно.
Так, перу Арифа Ширвани принадлежит ряд сатирических стихотворений, в которых обличается лживость правителя Ширвана Мустафа-хана, заклеймлены алчность, эгоизм, невежество его придворных.
В одном из произведений Нишат Ширвани жалуется на судьбу:
Где лекарь, чтобы вылечить недуг? — Не вижу.
Где окончанье бед моих и мук? — Не вижу.
Где хоть один на свете верный друг? — Не вижу.
Где благодарность? — Вот смотрю вокруг — не вижу.
(Перевод П. Антокольского)
Созвучны этим настроениям и раздумья Ага Масиха:
Не спрашивай, душа, где правды свет? — Исчез.
Он в прошлых временах, а нынче нет — Исчез.
Где хлебосольство, где благой привет? — Исчез.
Где крепкий тот бальзам, что не во вред? — Исчез.
Где дух, что не сдался от стольких бед? — Исчез.
(Перевод П. Антокольского)
Близко по духу этим поэтам и творчество поэтессы Хейран-ханум (конец XVIII — начало XIX в.), автора любовных и философских газелей.
В XVIII в. продолжается расцвет ашугской поэзии с ее древними традициями. Ашуги — народные поэты и музыканты, исполняли свои песни и сказания в сопровождении народного инструмента — саза. Ашугское искусство пользовалось широкой популярностью в народе, иногда даже проникало во дворцы феодальных правителей. Ашугскую поэзию традиционно относят к устному народному творчеству, но среди ашугов было немало грамотных людей, записывавших свои стихи.
Тематически ашугское творчество выросло на народной почве; эту поэзию в целом отличают жизнеутверждающий пафос, близость к стремлениям и чаяниям простых людей. Ашуги развивали народные формы стихосложения. Именно в ашугской поэзии выкристаллизовалась такая распространенная форма стиха, как гошма.
В ашугской поэзии преобладают любовные мотивы, в ней воспевается женская красота, душевные переживания героя:
О слуга возлюбленной моей!
Обо мне ты рассказал? Каков ответ?
Ты отвел ее в укромный уголок,
Все подробно передал? Каков ответ?
Вон в саду красавица с цветком,
Я пришел навеки в этот дом.
502
Ты ответь на все, на все, о чем
Я просил ее! Узнал? Каков ответ?
Я лицо любимой полюбил,
Расскажи, я мил ей иль не мил?
Все, о чем Валех тебя просил,
Ты красавице сказал? Каков ответ?
(Перевод Е. Долматовского)
По этой гошме ашуга Валеха можно составить представление о духе и настрое ашугской любовной лирики. Наряду с интимной лирикой, немалое место занимают в поэзии ашугов и жалобы на социальное неравенство, на бедственное положение простого люда, назидательно-нравоучительные стихи. Наибольшей славой среди ашугов пользовался Хаста Касум, которого многие считали своим учителем. Вот характерные строки из его гошмы:
Невежда подведет, обманет плут,
Выращивать полынь — никчемный труд,
Растенья от корней своих растут,
И розою сорняк степной не станет.
(Перевод В. Кафарова)
В Грузии, Армении и Дагестане образцы азербайджанской поэзии пользовались широкой популярностью, многие из них были записаны в армянской и грузинской транскрипциях. Ярким примером взаимовлияния народных литератур Закавказья является творчество замечательного армянского поэта и ашуга Саят-Новы. В азербайджанских стихах Саят-Нова умело применяет художественные приемы и находки ашугской поэзии.
Вершинные достижения поэзии XVIII в. связаны с именами двух художников — Молла Панаха Вагифа и Молла Вели Видади. Многое сближает этих поэтов. Вместе они преобразовывали язык поэзии, форму стиха. Именно в творчестве Вагифа и Видади достигнута гармония письменных (классических) и народных (ашугских) традиций. Однако каждый из этих поэтов по-своему, отлично от другого, воспринимал жизнь, ощущал мир, что выразилось в своеобразии их творчества.
Молла Вели Видади (1709—1809) прожил долгую и тяжелую жизнь. Пламенный гуманист, ранимая душа, он остро переживал народное горе. Настроения грусти преобладают в его лирике. Особенно явственно звучит эта грусть в стихах, посвященных родному краю. Свидетель зла и несправедливости, бессильный помочь беззащитному, Видади страдает от чувства безысходности:
Создатель, одинокого храни,
Трудны его безрадостные дни.
Он окружен заботой и печалью —
Где друга нет, там властвуют они.
Он предостерегает своих современников:
Будь преданным, но каждому не верь,
И душу всем не открывай, как дверь,
Товар души не выноси на рынок,
Где нет ему ценителей теперь.
(К. Симонова)
Одним из лучших образцов лирики Видади является гошма «Журавли». Это аллегорическое произведение, в котором явственно отразились приметы времени:
Я скажу, и в словах моих правда живет:
Вас крылатый злодей на дороге ждет,
Злобный сокол размечет ваш перелет,
Алой кровью окрасите грудь, журавли?
(Перевод В. Луговского)
«Не нужно россыпи богатств, ни роскоши эмира, ни суеты, ни хитрости — болячек древних мира. Друзья! Лишь только вспомню я о нищих и о сирых — глаза мои не солью слез, а кровью изойдут», — вот квинтэссенция гуманизма поэта, крик его души.
Миросозерцание Видади раскрывается в его поэтическом состязании с Вагифом. В этом диалоге Видади критикует друга, предсказывает ему, что тот скоро поймет мрачные стороны жизни и вместе с ним будет скорбеть.
Видади прозорливо указывает, что не надо обольщаться благодеяниями сильных мира сего и ждать от них благодарности:
...И в борьбе
На мир не надейся. Жесток он к тебе!
Когда он тебя не подпустит к себе,
Лягнет, как корова теленка, — заплачешь!
(Перевод К. Симонова)
Видади не питает никаких иллюзий. Слишком много он видел, перечувствовал, выстрадал — он не может веселиться и радоваться. Трагическое мироощущение Видади наиболее ярко выражено в программном мусаддасе (шестистишии) с рефреном: «Всему наступит конец». Это стихотворение — как бы итог раздумий поэта о мире, о человеческих страстях, его поэтический манифест. Герой его поэзии — личность страдающая. Не вечны зло и мрак, но бренно, увы, и добро. Всему наступит конец:
Умрет властелин вселенной, — что выживет он — не верь.
И царство его погибнет. Во власть и закон не верь.
Все в мире непостоянно. Что мудр Соломон — не верь.
Вращению мирозданья, если умен, не верь...
(Перевод К. Симонова)
503
Вместе с тем Видади свойствен стоицизм, он воспевает честность, смелость, мощь разума и мудрости, славит самоотверженных борцов за правду:
Смерть за достойного — славная смерть,
Великой жизни она равна,
Жизнь пожертвуй за душу ту,
Тысяча душ которой цена!
(Перевод К. Симонова)
Молла Панах Вагиф (1717—1797) — один из крупнейших лириков в азербайжданской поэзии. Оптимизм, многокрасочность, богатство образов, отточенное художественное мастерство, живой и выразительный язык — вот наиболее существенные особенности творчества Вагифа.
Стихотворения Вагифа еще при его жизни пользовались огромной популярностью в народе. Они заучивались наизусть, записывались в рукописные антологии и тетради.
Вагиф прожил полную драматизма жизнь. Простой учитель, он, благодаря незаурядным способностям, стал везиром Карабахского ханства и оставался на этом посту до конца жизни. Вагиф пользовался большим влиянием при дворе Ибрагим-хана и оказывал воздействие на внешнюю политику ханства.
Дальновидный государственный деятель и дипломат, Вагиф был сторонником сближения с Россией и Грузией, принимал активное участие в отражении иранского нашествия. Когда войско Ага-Мухаммед-шаха заняло главный город Карабахского ханства — Шушу, Вагиф был брошен в темницу, и его ожидала казнь. Убийство шаха спасло ему жизнь, но ненадолго: временно захвативший власть в ханстве Мамед-бек, племянник Ибрагим-хана, видевший в Вагифе стойкого сторонника своего дяди, казнил поэта.
Главная тема поэзии Вагифа — любовь и душевная красота человека. Эта традиционная для поэзии Ближнего Востока тема получила в творчестве Вагифа своеобразное решение. В Средние века романтическое отношение поэтов к любви, к любимой чаще всего было связано с суфийской традицией. Любовь для лирического героя была некоей высшей сферой, отдаленной от повседневной жизни.
Вагиф же воспевал любовь земную. Для него любовь — вовсе не искус, не служение мистическому идеалу. Его возлюбленная — не кумир, а реальное существо. Герой Вагифа — человек живых страстей, и реальная встреча с возлюбленной для него важнее рассуждений о возвышенном, об идеальном счастье, что было характерно для Насими (XIV в.) или Физули (XVI в.). Вагиф призывает свою подругу наслаждаться радостями жизни:
О было б место, где совсем одни
Могли мы говорить с тобой вдвоем
И, за руки друг друга взяв, шутить
И целый день пробыть с тобой вдвоем.
(Перевод В. Державина)
Столь земных, жизненных стихов до Вагифа в азербайжданской поэзии было очень немного. Поэт, воспевая реальную женщину, описывает ее красоту с характерной для него пластичностью и конкретностью:
Как идет блеску плеч темнота волос!
Возле гибкого стана — струение кос.
Ярче мрамора грудь, ярче белых роз,
Есть ли руки на свете нежней твоих!
(Перевод М. Петровых)
Вагиф замечательный мастер словесного портрета. Несколькими штрихами он умело создавал поэтический образ реальных женщин со всеми их национальными особенностями и приметами. Такое описание внешнего облика, одежды, обилие этнографически-бытовых деталей, местного колорита отличает лирику Вагифа от поэзии его предшественников:
Окутан весь стан ее красным платком,
Подол золотым изукрашен шитьем,
Мы, деву увидев в наряде таком,
Мгновенно сгореть в восхищенье должны.
Знай, карими очи обязаны быть
У девы, чьи брови — как черная нить,
И грозди монет ее кудри увить
Как царственное украшенье должны.
(Перевод Н. Чуковского)
В ряде стихотворений поэт выражает недовольство затворничеством женщин-мусульманок, вынужденных подчиняться религиозным предписаниям. Поэт, которого так волновало и вдохновляло любое проявление земной красоты, считает нелепым прятать под чадрой самое прекрасное творение природы — женскую красоту. «Зубы твои, губы безупречны, в волосах, в подбородке — ни капли недостатка, брови, очи, лицо, фигура — совершенны, зачем же скрываться, к чему этот покров, этот стыд?» — восклицает он. Поэт был сторонником взаимного понимания и уважения в любви: «...С возлюбленным дели суровый путь, в минуты горя друга не забудь!»
Лирика Вагифа была полностью обращена к земным делам, к земным радостям; ее отличает глубоко оптимистичный настрой. И эти качества завоевали ему особое место в азербайджанской поэзии Позднего Средневековья. Интересно проследить диалог двух поэтов — Вагифа
504
и Видади. Они обмениваются мыслями и спорят о вечных вопросах бытия, жизни, смерти, любви, призвания человека. Диалог полон дружеских шуток, лукавства, поэтической игры, но за ними — вопрос вопросов: может ли человек, знающий о бренности всего сущего и взирающий на человеческие страдания, оптимистически смотреть на мир? Видади дает отрицательный ответ, Вагиф — положительный.
Как бы ни был ничтожен и суетен или трагичен и жесток сей бренный мир, он ближе и дороже нам, чем будущий Эдем, где мы будем уже не люди — да и будем ли мы вообще?..
Если сердца живого не кончился бой,
Все султаны и ханы ничто пред тобой,
Наслаждайся своей беспечальной судьбой!.
Почему ж огорчился ты, я не пойму, и заплакал?..
(Перевод Л. Длигача)
Вагиф утверждает, что истинное счастье возможно только на земле, среди людей, вопреки любым испытаниям: «Свадьбою, праздником считаю я страдания мира сего // умный выдержит все это».
Художник, вдохновенно воспевавший радости жизни, хорошо знал и страдания людей. Трагические события в конце жизненного пути (кратковременный приход к власти в Карабахском ханстве враждебных ему сил, предательство близких людей) чрезвычайно обострили социальное мироощущение поэта. Мухаммас «Я правду искал...» — гражданский манифест Вагифа.
Здесь поэт уже не певец радости бытия, а обвинитель своего века, своей среды:
Я правду искал, но правды снова и снова нет.
Все подло, лживо и криво — на свете прямого нет.
Ненасытна алчность — и владык, и тех, кто рвется владычить:
Всякий чего-то ищет, погонею поглощен,
Ищут себе престолов, венцов, диадем, корон,
Шах округляет земли — за ними в погоне он...
Но все это суета, и счастье на земле не нашел никто из них:
Все вместе и каждый порознь, нищий, царь и лакей —
Каждый из них несчастлив в земной юдоли своей.
Их всех сожрала повседневность, оторванность от людей...
Я мир такой отвергаю, он в горле стал поперек,
Он злу и добру достойного места не приберег,
В нем благородство тщетно: потворствует подлым рок,
Щедрости нет у богатых — у щедрых пуст кошелек.
И ничего в нем, кроме насилия злого, нет.
(Перевод К. Симонова)
Художественно-изобразительные средства лирики Вагифа многообразны. Поэт часто использует синтаксические параллелизмы, повторы одного и того же слова или словосочетания. Эти повторы либо усиливают его основную мысль, либо придают ей новые оттенки. Поэзия Вагифа богата образными сопоставлениями, сравнениями.
Глубоко проникнув в тайную тайных классической тюрко-и персоязычной поэзии, в специфику ее художественно-изобразительных средств и приемов, Вагиф соединил их с оригинальными открытиями и находками ашугского творчества. При этом он шел зачастую от фольклора, от народного языка и добивался совершенно нового звучания стиха. Благодаря Вагифу, народная стихотворная форма — гошма — стала широко применяться в письменной поэзии и сыграла большую роль в демократизации литературы, в ее приближении к реалистическому восприятию жизни.
Герой поэзии Вагифа — конкретный человек своего века, с индивидуальными чертами. Историко-бытовая, этнографическая достоверность — характерные особенности лирики Вагифа. В целом творчество Вагифа как бы отразило наиболее характерные переходные симптомы литературного процесса на рубеже двух исторических эпох: конца Позднего Средневековья и начала Нового времени и открыло широкие горизонты для грядущих поэтических исканий.
Примечательным событием в литературе XVIII в. следует считать и появление интересных образцов прозаической литературы. Наиболее значительный прозаический памятник XVIII в. — «Сказание о Шахрияре», написанное анонимным автором на основе народного дастана «Шахрияр и Санубар». В нем рассказывается о том, как бездетный богатый купец совершает доброе дело и у него рождается сын, которого нарекают Шахрияром. Проходят годы и юный Шахрияр влюбляется в дочь правителя Кирмана, Санубар, и после ряда приключений женится на ней.
В сказании довольно отчетливо проводится мысль о бесчеловечности социального неравноправия. Автор создал ряд выразительных образов честных, умных, мужественных людей, представителей демократической среды. Положительно обрисованы главные герои — Санубар и Шамамабегим. С большой симпатией показана и Перизад — простая девушка, находчивая, умная и смелая.
505
Новелла «Вор и казий» (судья), сюжет которой навеян восточными сказками и анекдотами Моллы Насреддина — другой интересный образец прозы XVIII в. Новелла построена на диалоге вора и казия. Вор изобличает неблаговидные поступки казия, который пытается защищаться с помощью религиозной софистики. Автор тонко иронизирует над догматами, которые можно истолковать и так, и этак. Все попытки казия опереться на них тут же опровергаются другими подобными же цитатами из Корана, удачно подобранными его хитроумным оппонентом. В новелле казий и вор ставятся по существу на одну доску: ведь оба они строят свое благополучие на обмане простых людей, хотя и пользуются для этого различными средствами.
Но основные достижения азербайджанской литературы XVIII в. связаны не с прозой, а с поэзией. Именно она подготовила почву для последующего развития азербайджанской литературы.
Реалистические тенденции этой эпохи стали как бы фундаментом для становления реализма XIX в., его главных и вершинных достижений в творчестве К. Закира, М. Ф. Ахундова.
общий обзор азербайджанской литературы
26.4.2005АЗЕРБАЙДЖАНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
XVIII век во многом предопределил дальнейший путь развития Азербайджана, историческую судьбу его народа. Территория Азербайджана, подвластная Ирану, в первой четверти XVIII в. была ареной противоборства ослабевшей шахской власти с Россией и Турцией. После захвата трона Надир-шахом Афшаром (1736), Иран снова подчинил себе земли Закавказья. Экономический гнет, притеснения завоевателей вызвали недовольство местного населения. В 1747 г. в результате заговора Надир-шах был убит, его обширное государство распалось. Азербайджанские ханства приобрели политическую независимость, а их правители — ханы — возможность самостоятельно решать свои внутренние и внешние проблемы.
Период независимости, драматические события, связанные с междоусобицей, частые войны, сложные взаимоотношения с соседними государствами, рост национального самосознания — все это оставило неизгладимый отпечаток на культуре Азербайджана XVIII в.
В XVIII в. продолжает развиваться музыкальное искусство, в частности ашугское, процветают живопись, архитектура. Уникальными памятниками зодчества являются дворец шекинских ханов, построенный в 60-е годы, украшенный резьбой на фасаде и росписью
500
интерьера, и дом Шекихановых. Часть стенных росписей была выполнена по мотивам известных поэм Низами. Немало крепостей, мечетей и других архитектурных памятников было построено во второй половине века в Карабахе.
Среди ученых Азербайджана следует отметить крупнейшего географа Зейналабдина Ширвани, посетившего многие населенные пункты Кавказа, побывавшего в Иране, Афганистане, Индии, арабских странах (Ираке, Египте, Сирии), Турции и описавшего свое путешествие в широко известных на Востоке книгах «Бустан ас-сияха» («Цветник странствования») и «Рияз ас-сияха» («Сады странствования»).
Ведущим родом литературы в XVIII в., как и в прежние века, оставалась поэзия. Картина поэтической жизни века довольно пестра. Некоторые поэты создавали эпигонские стихи, далекие от жизни и чаяний народа; их язык был усложнен арабо-персидскими оборотами и непонятен широким кругам населения. Однако не это направление отражало истинную картину литературного мира в XVIII в. Выразителями прогрессивной тенденции были поэты, творчески продолжавшие традиции классиков, особенно Физули (XVI в.).
Одновременно усиливается воздействие на литературу устной народной словесности, ашугской поэзии. Письменная поэзия обогащается мотивами и темами народного творчества. Ощущается тяготение к жизненным коллизиям, поэтический язык заметно очищается от канонических норм и стереотипов. В письменную поэзию все более проникают формы народного (ашугского) стиха, основанные на размере хеджа, для которого характерно одинаковое количество слогов в каждой строке. Такова, например, гошма — форма стиха, строфа которого состоит из четырех одиннадцатисложных строк.
Поэма «Киссейи Ширзад» Махджура Ширвани, одного из видных поэтов XVIII в., написанная по мотивам народных сказок, представляет собой наиболее заметный образец эпического жанра. Шах Ардешир многие годы был бездетен, по совету астрологов он женится на дочери правителя владения Хата и вскоре после этого умирает. На трон вступает везир Камил. По его приказу жену шаха убивают, но ее новорожденный сын, благодаря стараниям другого везира, Агиля, сохранившего верность покойному шаху, остается в живых. Мальчик, которого нарекли Ширзадом, преодолевает много препятствий и проявляет себя мужественным и честным человеком. Он женится на Хуршудбану, дочери Кабилского шаха. Вскоре по родовому браслету на руке удается установить правду о его происхождении. Силы добра побеждают, и Ширзада возводят на трон его отца.
В поэме Махджура отражены некоторые важные события современной политической жизни. Она проникнута верой в конечное торжество добра, в ней звучит призыв к борьбе с несправедливостью. В произведении искусно использованы фольклорная образность, народная речь.
Примечательной особенностью поэзии XVIII в. следует считать появление больших по объему стихотворений, чаще всего написанных в форме мухаммас (пятистишие). Сюжеты их, как правило, отличаются исторической достоверностью. В этих мухаммасах воссоздаются события, сыгравшие ту или иную роль в истории Азербайджана; в них даны портреты видных государственных деятелей, поэтов, знатных и популярных людей того времени.
В ряде произведений авторы (к примеру, поэт Гаджи Челеби Зари) выражали возмущение политикой Надир-шаха, поборами и жестокостью его приближенных. Подобные мотивы особенно явственно проступают в «Сказании о Ширване» поэта Шакира Ширвани, повествующем о том, как самозванец по имени Сам-Мирза, объявивший себя потомком Сефевидов, возглавил стихийное народное движение и захватил древний город Шемаху. Войско, направленное Надир-шахом на подавление этого движения, сеет смерть и разрушение в мирном городе, уничтожает невинных людей, губит цветущие сады, сжигает дома. Шакир был очевидцем этих трагических событий; в своем произведении, написанном в форме письма к Надир-шаху, он повествует о бедствиях, обрушившихся на его родной город, призывает властелина к справедливости и предвещает неизбежную кару захватчикам.
С историей Шемахи связано и другое произведение, принадлежащее видному поэту Ага Масиху Ширвани и тоже написанное в форме мухаммаса. В нем также речь идет о достоверном событии. В 1749 г. один из феодалов, Ахмед-хан, собирается вместе с некоторыми ханами захватить Шемаху, а затем прибрать к рукам и другие ханства Азербайджана. Жители Шемахи обращаются за помощью к ряду дружественных феодальных правителей. К ним на подмогу прибывают правители Карабахского, Шекинского и других ханств — Панах-хан, Гаджи Челеби и др. Решающая битва завершается разгромом войск Ахмед-хана и его бесславной гибелью. Сюжет произведения динамичен, события развиваются стремительно. Особенно интересны сцены, подробно изображающие расстановку войск, вооружение и маневры противоборствующих сил, батальные эпизоды. Другое значительное произведение Ага Масиха
501
Ширвани, «Шах-наме», посвященное Фатали-хану Кубинскому, не сохранилось.
Поэт Наби часть своих стихотворений посвятил шекинским ханам, в частности использовав достоверный фактический материал о Гаджи Челеби-хане, во времена которого ханство достигло наивысшего расцвета, о его смелой борьбе против Надир-шаха и других военных успехах. В одном из мухаммасов Наби рассказывает о трагической гибели Ага-киши-хана, сына Челеби, ставшего жертвой коварства врагов.
Среди стихотворений разных авторов (в том числе и Наби), посвященных внуку Гаджи Челеби, видному шекинскому хану, покровителю искусств, поэту Гусейну Муштагу (гг. прав. 1759—1780), выделяется «Мусибат-наме» («Поэма бед») известного поэта Молла Вели Видади. В образе Муштага поэт воплотил свой идеал просвещенного и справедливого правителя, что имело известные основания.
В гошме ашуга Шикесте Ширина изображено вторжение иранского войска в Тифлис в 1795 г. С душевной болью рисует поэт трагическую судьбу людей, оказавшихся во власти жестоких захватчиков:
О, яростная скорбь веков!
Глухие вопли стариков!..
Потоками струилась кровь...
Как страшно ты рыдал, Тифлис.
(Перевод М. Алигер)
Социально-исторические события из жизни Азербайджана отражены и в произведениях других поэтов этого времени. Так, Наби в своих стихотворениях протестует против иноземного гнета и царящего в стране произвола; в гошме ашуга Мискина Мухаммеда говорится о жестокости тебризских правителей; Зари в своем творчестве разоблачал бесчинства старост в селениях Шекинского ханства.
Авторы подобных произведений гневно клеймят междоусобные распри, воздают хвалу наиболее гуманным и мудрым правителям, призывают их быть справедливыми. В этих стихах заметна тенденция к более реалистическому и конкретно-историческому осмыслению национальной и социальной действительности.
В лирическом наследии поэтов XVIII в. довольно заметное место занимает любовная тематика, а также философские мотивы — о смысле бытия, о жизни и смерти. Один из видных поэтов-лириков Нишат Ширвани прославился как автор газелей. В этом же жанре создавали стихи Ариф Ширвани, Ариф Тебризи, Ага Масих Ширвани и многие другие. Для творчества этих поэтов характерны настроения печали, одиночества, разочарования в жизни, недовольство существующими порядками, протест против несправедливости. В некоторых стихах социальный протест выражен довольно отчетливо и конкретно, в других — иносказательно.
Так, перу Арифа Ширвани принадлежит ряд сатирических стихотворений, в которых обличается лживость правителя Ширвана Мустафа-хана, заклеймлены алчность, эгоизм, невежество его придворных.
В одном из произведений Нишат Ширвани жалуется на судьбу:
Где лекарь, чтобы вылечить недуг? — Не вижу.
Где окончанье бед моих и мук? — Не вижу.
Где хоть один на свете верный друг? — Не вижу.
Где благодарность? — Вот смотрю вокруг — не вижу.
(Перевод П. Антокольского)
Созвучны этим настроениям и раздумья Ага Масиха:
Не спрашивай, душа, где правды свет? — Исчез.
Он в прошлых временах, а нынче нет — Исчез.
Где хлебосольство, где благой привет? — Исчез.
Где крепкий тот бальзам, что не во вред? — Исчез.
Где дух, что не сдался от стольких бед? — Исчез.
(Перевод П. Антокольского)
Близко по духу этим поэтам и творчество поэтессы Хейран-ханум (конец XVIII — начало XIX в.), автора любовных и философских газелей.
В XVIII в. продолжается расцвет ашугской поэзии с ее древними традициями. Ашуги — народные поэты и музыканты, исполняли свои песни и сказания в сопровождении народного инструмента — саза. Ашугское искусство пользовалось широкой популярностью в народе, иногда даже проникало во дворцы феодальных правителей. Ашугскую поэзию традиционно относят к устному народному творчеству, но среди ашугов было немало грамотных людей, записывавших свои стихи.
Тематически ашугское творчество выросло на народной почве; эту поэзию в целом отличают жизнеутверждающий пафос, близость к стремлениям и чаяниям простых людей. Ашуги развивали народные формы стихосложения. Именно в ашугской поэзии выкристаллизовалась такая распространенная форма стиха, как гошма.
В ашугской поэзии преобладают любовные мотивы, в ней воспевается женская красота, душевные переживания героя:
О слуга возлюбленной моей!
Обо мне ты рассказал? Каков ответ?
Ты отвел ее в укромный уголок,
Все подробно передал? Каков ответ?
Вон в саду красавица с цветком,
Я пришел навеки в этот дом.
502
Ты ответь на все, на все, о чем
Я просил ее! Узнал? Каков ответ?
Я лицо любимой полюбил,
Расскажи, я мил ей иль не мил?
Все, о чем Валех тебя просил,
Ты красавице сказал? Каков ответ?
(Перевод Е. Долматовского)
По этой гошме ашуга Валеха можно составить представление о духе и настрое ашугской любовной лирики. Наряду с интимной лирикой, немалое место занимают в поэзии ашугов и жалобы на социальное неравенство, на бедственное положение простого люда, назидательно-нравоучительные стихи. Наибольшей славой среди ашугов пользовался Хаста Касум, которого многие считали своим учителем. Вот характерные строки из его гошмы:
Невежда подведет, обманет плут,
Выращивать полынь — никчемный труд,
Растенья от корней своих растут,
И розою сорняк степной не станет.
(Перевод В. Кафарова)
В Грузии, Армении и Дагестане образцы азербайджанской поэзии пользовались широкой популярностью, многие из них были записаны в армянской и грузинской транскрипциях. Ярким примером взаимовлияния народных литератур Закавказья является творчество замечательного армянского поэта и ашуга Саят-Новы. В азербайджанских стихах Саят-Нова умело применяет художественные приемы и находки ашугской поэзии.
Вершинные достижения поэзии XVIII в. связаны с именами двух художников — Молла Панаха Вагифа и Молла Вели Видади. Многое сближает этих поэтов. Вместе они преобразовывали язык поэзии, форму стиха. Именно в творчестве Вагифа и Видади достигнута гармония письменных (классических) и народных (ашугских) традиций. Однако каждый из этих поэтов по-своему, отлично от другого, воспринимал жизнь, ощущал мир, что выразилось в своеобразии их творчества.
Молла Вели Видади (1709—1809) прожил долгую и тяжелую жизнь. Пламенный гуманист, ранимая душа, он остро переживал народное горе. Настроения грусти преобладают в его лирике. Особенно явственно звучит эта грусть в стихах, посвященных родному краю. Свидетель зла и несправедливости, бессильный помочь беззащитному, Видади страдает от чувства безысходности:
Создатель, одинокого храни,
Трудны его безрадостные дни.
Он окружен заботой и печалью —
Где друга нет, там властвуют они.
Он предостерегает своих современников:
Будь преданным, но каждому не верь,
И душу всем не открывай, как дверь,
Товар души не выноси на рынок,
Где нет ему ценителей теперь.
(К. Симонова)
Одним из лучших образцов лирики Видади является гошма «Журавли». Это аллегорическое произведение, в котором явственно отразились приметы времени:
Я скажу, и в словах моих правда живет:
Вас крылатый злодей на дороге ждет,
Злобный сокол размечет ваш перелет,
Алой кровью окрасите грудь, журавли?
(Перевод В. Луговского)
«Не нужно россыпи богатств, ни роскоши эмира, ни суеты, ни хитрости — болячек древних мира. Друзья! Лишь только вспомню я о нищих и о сирых — глаза мои не солью слез, а кровью изойдут», — вот квинтэссенция гуманизма поэта, крик его души.
Миросозерцание Видади раскрывается в его поэтическом состязании с Вагифом. В этом диалоге Видади критикует друга, предсказывает ему, что тот скоро поймет мрачные стороны жизни и вместе с ним будет скорбеть.
Видади прозорливо указывает, что не надо обольщаться благодеяниями сильных мира сего и ждать от них благодарности:
...И в борьбе
На мир не надейся. Жесток он к тебе!
Когда он тебя не подпустит к себе,
Лягнет, как корова теленка, — заплачешь!
(Перевод К. Симонова)
Видади не питает никаких иллюзий. Слишком много он видел, перечувствовал, выстрадал — он не может веселиться и радоваться. Трагическое мироощущение Видади наиболее ярко выражено в программном мусаддасе (шестистишии) с рефреном: «Всему наступит конец». Это стихотворение — как бы итог раздумий поэта о мире, о человеческих страстях, его поэтический манифест. Герой его поэзии — личность страдающая. Не вечны зло и мрак, но бренно, увы, и добро. Всему наступит конец:
Умрет властелин вселенной, — что выживет он — не верь.
И царство его погибнет. Во власть и закон не верь.
Все в мире непостоянно. Что мудр Соломон — не верь.
Вращению мирозданья, если умен, не верь...
(Перевод К. Симонова)
503
Вместе с тем Видади свойствен стоицизм, он воспевает честность, смелость, мощь разума и мудрости, славит самоотверженных борцов за правду:
Смерть за достойного — славная смерть,
Великой жизни она равна,
Жизнь пожертвуй за душу ту,
Тысяча душ которой цена!
(Перевод К. Симонова)
Молла Панах Вагиф (1717—1797) — один из крупнейших лириков в азербайжданской поэзии. Оптимизм, многокрасочность, богатство образов, отточенное художественное мастерство, живой и выразительный язык — вот наиболее существенные особенности творчества Вагифа.
Стихотворения Вагифа еще при его жизни пользовались огромной популярностью в народе. Они заучивались наизусть, записывались в рукописные антологии и тетради.
Вагиф прожил полную драматизма жизнь. Простой учитель, он, благодаря незаурядным способностям, стал везиром Карабахского ханства и оставался на этом посту до конца жизни. Вагиф пользовался большим влиянием при дворе Ибрагим-хана и оказывал воздействие на внешнюю политику ханства.
Дальновидный государственный деятель и дипломат, Вагиф был сторонником сближения с Россией и Грузией, принимал активное участие в отражении иранского нашествия. Когда войско Ага-Мухаммед-шаха заняло главный город Карабахского ханства — Шушу, Вагиф был брошен в темницу, и его ожидала казнь. Убийство шаха спасло ему жизнь, но ненадолго: временно захвативший власть в ханстве Мамед-бек, племянник Ибрагим-хана, видевший в Вагифе стойкого сторонника своего дяди, казнил поэта.
Главная тема поэзии Вагифа — любовь и душевная красота человека. Эта традиционная для поэзии Ближнего Востока тема получила в творчестве Вагифа своеобразное решение. В Средние века романтическое отношение поэтов к любви, к любимой чаще всего было связано с суфийской традицией. Любовь для лирического героя была некоей высшей сферой, отдаленной от повседневной жизни.
Вагиф же воспевал любовь земную. Для него любовь — вовсе не искус, не служение мистическому идеалу. Его возлюбленная — не кумир, а реальное существо. Герой Вагифа — человек живых страстей, и реальная встреча с возлюбленной для него важнее рассуждений о возвышенном, об идеальном счастье, что было характерно для Насими (XIV в.) или Физули (XVI в.). Вагиф призывает свою подругу наслаждаться радостями жизни:
О было б место, где совсем одни
Могли мы говорить с тобой вдвоем
И, за руки друг друга взяв, шутить
И целый день пробыть с тобой вдвоем.
(Перевод В. Державина)
Столь земных, жизненных стихов до Вагифа в азербайжданской поэзии было очень немного. Поэт, воспевая реальную женщину, описывает ее красоту с характерной для него пластичностью и конкретностью:
Как идет блеску плеч темнота волос!
Возле гибкого стана — струение кос.
Ярче мрамора грудь, ярче белых роз,
Есть ли руки на свете нежней твоих!
(Перевод М. Петровых)
Вагиф замечательный мастер словесного портрета. Несколькими штрихами он умело создавал поэтический образ реальных женщин со всеми их национальными особенностями и приметами. Такое описание внешнего облика, одежды, обилие этнографически-бытовых деталей, местного колорита отличает лирику Вагифа от поэзии его предшественников:
Окутан весь стан ее красным платком,
Подол золотым изукрашен шитьем,
Мы, деву увидев в наряде таком,
Мгновенно сгореть в восхищенье должны.
Знай, карими очи обязаны быть
У девы, чьи брови — как черная нить,
И грозди монет ее кудри увить
Как царственное украшенье должны.
(Перевод Н. Чуковского)
В ряде стихотворений поэт выражает недовольство затворничеством женщин-мусульманок, вынужденных подчиняться религиозным предписаниям. Поэт, которого так волновало и вдохновляло любое проявление земной красоты, считает нелепым прятать под чадрой самое прекрасное творение природы — женскую красоту. «Зубы твои, губы безупречны, в волосах, в подбородке — ни капли недостатка, брови, очи, лицо, фигура — совершенны, зачем же скрываться, к чему этот покров, этот стыд?» — восклицает он. Поэт был сторонником взаимного понимания и уважения в любви: «...С возлюбленным дели суровый путь, в минуты горя друга не забудь!»
Лирика Вагифа была полностью обращена к земным делам, к земным радостям; ее отличает глубоко оптимистичный настрой. И эти качества завоевали ему особое место в азербайджанской поэзии Позднего Средневековья. Интересно проследить диалог двух поэтов — Вагифа
504
и Видади. Они обмениваются мыслями и спорят о вечных вопросах бытия, жизни, смерти, любви, призвания человека. Диалог полон дружеских шуток, лукавства, поэтической игры, но за ними — вопрос вопросов: может ли человек, знающий о бренности всего сущего и взирающий на человеческие страдания, оптимистически смотреть на мир? Видади дает отрицательный ответ, Вагиф — положительный.
Как бы ни был ничтожен и суетен или трагичен и жесток сей бренный мир, он ближе и дороже нам, чем будущий Эдем, где мы будем уже не люди — да и будем ли мы вообще?..
Если сердца живого не кончился бой,
Все султаны и ханы ничто пред тобой,
Наслаждайся своей беспечальной судьбой!.
Почему ж огорчился ты, я не пойму, и заплакал?..
(Перевод Л. Длигача)
Вагиф утверждает, что истинное счастье возможно только на земле, среди людей, вопреки любым испытаниям: «Свадьбою, праздником считаю я страдания мира сего // умный выдержит все это».
Художник, вдохновенно воспевавший радости жизни, хорошо знал и страдания людей. Трагические события в конце жизненного пути (кратковременный приход к власти в Карабахском ханстве враждебных ему сил, предательство близких людей) чрезвычайно обострили социальное мироощущение поэта. Мухаммас «Я правду искал...» — гражданский манифест Вагифа.
Здесь поэт уже не певец радости бытия, а обвинитель своего века, своей среды:
Я правду искал, но правды снова и снова нет.
Все подло, лживо и криво — на свете прямого нет.
Ненасытна алчность — и владык, и тех, кто рвется владычить:
Всякий чего-то ищет, погонею поглощен,
Ищут себе престолов, венцов, диадем, корон,
Шах округляет земли — за ними в погоне он...
Но все это суета, и счастье на земле не нашел никто из них:
Все вместе и каждый порознь, нищий, царь и лакей —
Каждый из них несчастлив в земной юдоли своей.
Их всех сожрала повседневность, оторванность от людей...
Я мир такой отвергаю, он в горле стал поперек,
Он злу и добру достойного места не приберег,
В нем благородство тщетно: потворствует подлым рок,
Щедрости нет у богатых — у щедрых пуст кошелек.
И ничего в нем, кроме насилия злого, нет.
(Перевод К. Симонова)
Художественно-изобразительные средства лирики Вагифа многообразны. Поэт часто использует синтаксические параллелизмы, повторы одного и того же слова или словосочетания. Эти повторы либо усиливают его основную мысль, либо придают ей новые оттенки. Поэзия Вагифа богата образными сопоставлениями, сравнениями.
Глубоко проникнув в тайную тайных классической тюрко-и персоязычной поэзии, в специфику ее художественно-изобразительных средств и приемов, Вагиф соединил их с оригинальными открытиями и находками ашугского творчества. При этом он шел зачастую от фольклора, от народного языка и добивался совершенно нового звучания стиха. Благодаря Вагифу, народная стихотворная форма — гошма — стала широко применяться в письменной поэзии и сыграла большую роль в демократизации литературы, в ее приближении к реалистическому восприятию жизни.
Герой поэзии Вагифа — конкретный человек своего века, с индивидуальными чертами. Историко-бытовая, этнографическая достоверность — характерные особенности лирики Вагифа. В целом творчество Вагифа как бы отразило наиболее характерные переходные симптомы литературного процесса на рубеже двух исторических эпох: конца Позднего Средневековья и начала Нового времени и открыло широкие горизонты для грядущих поэтических исканий.
Примечательным событием в литературе XVIII в. следует считать и появление интересных образцов прозаической литературы. Наиболее значительный прозаический памятник XVIII в. — «Сказание о Шахрияре», написанное анонимным автором на основе народного дастана «Шахрияр и Санубар». В нем рассказывается о том, как бездетный богатый купец совершает доброе дело и у него рождается сын, которого нарекают Шахрияром. Проходят годы и юный Шахрияр влюбляется в дочь правителя Кирмана, Санубар, и после ряда приключений женится на ней.
В сказании довольно отчетливо проводится мысль о бесчеловечности социального неравноправия. Автор создал ряд выразительных образов честных, умных, мужественных людей, представителей демократической среды. Положительно обрисованы главные герои — Санубар и Шамамабегим. С большой симпатией показана и Перизад — простая девушка, находчивая, умная и смелая.
505
Новелла «Вор и казий» (судья), сюжет которой навеян восточными сказками и анекдотами Моллы Насреддина — другой интересный образец прозы XVIII в. Новелла построена на диалоге вора и казия. Вор изобличает неблаговидные поступки казия, который пытается защищаться с помощью религиозной софистики. Автор тонко иронизирует над догматами, которые можно истолковать и так, и этак. Все попытки казия опереться на них тут же опровергаются другими подобными же цитатами из Корана, удачно подобранными его хитроумным оппонентом. В новелле казий и вор ставятся по существу на одну доску: ведь оба они строят свое благополучие на обмане простых людей, хотя и пользуются для этого различными средствами.
Но основные достижения азербайджанской литературы XVIII в. связаны не с прозой, а с поэзией. Именно она подготовила почву для последующего развития азербайджанской литературы.
Реалистические тенденции этой эпохи стали как бы фундаментом для становления реализма XIX в., его главных и вершинных достижений в творчестве К. Закира, М. Ф. Ахундова.
