Энциклопедия / Баку. История и жизнь: Караван-сараи, гостиницы

Бакинская ночлежка начала ХХ века

Ночлежка и ее обитатели (из наблюдений хроникера)


На границе города и Черного городка, у крайнего дома по Телефонной улице, часов около семи вечера наблюдается, обыкновенно, усиленное движение. У входных дверей стоит толпа народа; по мере того, как часть ее исчезает за дверьми, она пополняется вновь, преимущественно из находящегося напротив духана «Севастополь». Дом этот – ночлежный приют и ожидающие у дверей – его обитатели.

Если вы пожелаете поближе ознакомиться с типом бакинского босяка, войдите внутрь, здесь он предстанет пред вами в массе, в полном разнообразии своих разновидностей; здесь босяк находится в привычной обстановке, чувствует себя хозяином, и вы не заметите в нем стремления стушеваться, которое овладевает босяком в уличной толпе и делает его незаметным днем.

Прежде всего вас поражает разнообразие национальностей. Преобладают русские и армяне, но в этой массе вы найдете и шведов, и швейцарцев, и немцев – все нации, варящиеся в котле бакинской жизни, дали сюда своих представителей, не выдержавших почему-либо сутолоки жизни и собравшихся внизу, на последние ступени общественной лестницы.

Всех ночлежников можно разделить на две неравные группы. Первая – временные обитатели ночлежного дома, в большинстве случаев оставшиеся без дела рабочие или приезжие. В Баку нет постоялых дворов, где можно было бы, как в городах внутренней России, нанять себе койку за 10 коп. в сутки, и рабочие волей-неволей попадают в ночлежный приют. Эта группа сравнительно не велика: при среднем количестве ночующих в 180-190 человек их бывает не более 30; обыкновенно они оставляют приют, как только находят работу. Вторая категория и есть, собственно, постоянные обитатели ночлежки. Несмотря на общую им всем печать падения, среди этой части посетителей ночлежки вырисовываются довольно определенные группы, начиная от мирных поприщ и до кандидатов на каторжные работы включительно.

Понятие о собственности всем им в большей или меньшей степени чуждо и не может служить критерием при определении типа босяка, но необходимость добыть себе на хлеб и, главным образом, на водку заставляет его работать, как он ни ненавидит труд.

Большинство не знает никакой специальности и берется за всякое дело, не требующее профессиональных знаний: конкурирует с амбалами на пристанях при разгрузке судов, с персами на бибиэйбатских промыслах, промышляют в городе случайно подвернувшейся работой. Такой рабочий не ленится встать в 4-4? часа утра, чтобы поспеть вовремя на Бибиэйбат; проработав дня 4 в неделю, он находит, что потрудился достаточно и остальное время почиет от дел в «Севастополе» или каком-нибудь другом не менее злачном месте до тех пор, пока не пропьет всего заработка; тогда он вновь отправляется с руганью и проклятиями на работу.

За ними идут нищие, всевозможные калеки и симулянты, добывающие себе пропитание подаянием. Профессия нищего требует большого умения в выпрашивании милостыни; многие из них достигают виртуозности в этом деле и собирают за день настолько значительные суммы, что могли бы существовать безбедно, если бы не та же страсть к выпивке, присущая всем, за редкими исключениями.

Дальше следуют воры. Здесь наблюдается чрезвычайно точное деление по роду совершаемых ими операций; по каждой категории краж есть свои специалисты: есть воры дневные и ночные, есть специалисты-карманщики и железнодорожные; некоторые кражи монополизированы взрослыми, другие совершаются исключительно мальчиками. Мальчики группируются в артели по национальностям, но их три: русская, армянская и татарская, во главе каждой стоит вожак, который руководит действиями артели, собирает и делит добычу.

Несколько в стороне от «серого» завсегдатая ночлежки нужно поставить небольшую группу интеллигентов, значительно выделяющихся по уровню своего умственного развития от окружающей среды; в ней не более 10 человек, бывших некогда офицерами, инженерами, врачами, чиновниками и т.п. Эти люди, как общее правило, неисправимые пьяницы, но, к чести их надо добавить, тихие и смирные. Их несомненно больше, так как многие ночлежники тщательно скрывают свое прошлое из боязни ли раскрытия темных дел или по другим каким причинам.

Ночлежный дом открывается в 5 часов вечера, по правилам прием производится в 9 часов, но правило не соблюдается строго и нередко впускают запоздалых посетителей в 2 и 3 часа ночи, по большей части с поездов железной дороги, не нашедших пристанища в городе. Приют находится в глухом уединенном месте и оставить за дверьми человека с вещами в такую позднюю пору, значит, отдать его на верное ограбление.

При приемке присутствует полицейский, к сожалению, не всегда; его присутствие необходимо, так как почти ежедневно бывает несколько пьяных, которые скандалят и лезут в драку, если их не впускают; таких приходится выдворять силой.

За ночлег берется 3 или 5 коп. с человека; неимеющие пускаются бесплатно. Последним обстоятельством пользуются профессионалы и, пропив последний пятачок, часто попадают на ночлег бесплатно, сумев разжалобить смотрителя. Каждый ночующий имеет отдельную кровать с циновкой (чеканка) на подстилку, подушкой и одеялом серого солдатского сукна. Пришедшие сверх комплекта кроватей кладут циновки непосредственно на землю.

Все ночлежки размещаются в 4-х просторных комнатах; пятикоечное помещение отличается от трехкоечного лишь большим простором, в нем койки стоят на расстоянии аршина одна от другой, тогда как в последнем почти вплотную.

Тип ночлежных домов нам известен по Петербургу, где содержание приюта является, за исключением городских и благотворительных, коммерческим предприятием, соблюдая собственный интерес, содержатели набивают помещение пока не останется ни одного свободного уголка.

Приют бакинского благотворительного общества является в этом отношении приятным исключением: он достаточно обширен, чтобы вместить до 200 человек, сохраняя достаточное количество воздуха. Спальни со своими серыми стенами, спящими, не раздеваясь, в разнообразных позах людьми, при тусклом свете ночника производят мрачное впечатление. В нос ударяет букет запахов; испарения от редко моющихся тел и никогда – одежды, пропитанной грязью, мазутом и всей той мерзостью, в которой приходится мазаться не имеющему приюта бродяжке; испарения смешиваются с запахом йодоформа, карболки и других аптекарских снадобий.

Кроме четырех всегда занятых комнат, имеются еще две запасные для переселенцев и женщин, но женщины заходят туда крайне редко, как исключение.

Смотритель всегда старается по возможности отделить временных посетителей от постоянных, так как вторые прибегают к всевозможным ухищрениям, чтобы выманить от неопытного новичка небольшие деньжонки, какие у него имеются, или имущество. Если им не удается обыграть его в карты или споить, они стараются обокрасть его спящего и нередко успевают.

Профессиональные ночлежники постоянно крадут друг у друга деньги и вещи, но потерпевший в таких случаях обыкновенно молчит из боязни быть наказанным вором и его товарищами и старается заплатить им той же монетой. Водку они получают из «Севастополя» через выходящие на улицу окна и отправляются за ней через забор.

Иногда за ночлег приходит вор только для того, чтобы доказать свое присутствие в эту ночь в приюте и затем этим же путем, т.е. через забор, исчезает, отправляясь на добычу. Смотритель вынужден глядеть и на картеж, и на пьянство, и путешествия сквозь пальцы, стремясь только предупредить шум, скандалы, иначе босяки грозят наделать ему немало неприятностей. И действительно, дом настолько удален от города, что пока дозовешься полицию, он успевает и надебоширить и скрыться. На дебош босяк готов во всякое время, ибо терять ему нечего, а скрыться в Баку ничего не стоит.

Преобладание беспокойного элемента среди ночлежников делает службу в приюте нелегкой и ведет к тому, что на некоторые должности нельзя совсем найти охотников. Дворовых караульщиков, например, с 1-го сентября по 15-е октября переменилось 9 человек; лезгина смотритель опасается взять, а русские сами боятся.

Иногда постоянный ночлежник исчезает; в большинстве случаев это значит, что с ним случилась какая-нибудь неприятность вроде тюрьмы или болезни, но иногда он просто вздумает поразнообразить свои впечатления и отправляется поработать на рыбные промысла или куда-нибудь по линии железной дороги. Далеко от Баку они не отходят и через 2-3 месяца возвращаются обратно. Отставать от ночлежного приюта им нет расчета, так как на рыбных ловлях, например, рабочие живут в таких условиях, которых не выдерживает даже наш нетребовательный промысловый персиянин и массами бежит оттуда; одно это может служить доказательством, насколько хуже бакинских нефтяных промыслов они обставлены.

Легкие больные остаются на день при приюте; они получают бесплатно обед, чай, ужин и медицинскую помощь; смотритель – фельдшер по професcии.

Вечером ночлежник может получить за 7 коп. внушительную миску щей или борща, достаточную чтобы насытить голодного человека, и за 3 коп. большой чайник чаю с сахаром.

Смотритель, благодаря тактичности своего поведения, пользуется среди своих клиентов значительным авторитетом, ему приходится выступать во всевозможных ролях: судьи, поверенного, хранителя и т.п., у него находятся на хранении целая кипа документов, денег, писем и других предметов, представляющих почему-либо ценность для босяка.

Смотритель, молодой человек, относится к этим обиженным судьбою людям гуманно, и можно только порадоваться, что наконец-то на такое ответственное и хлопотливое место назначен новый подходящий человек. С его назначением отошли в прошлое все мрачные истории избиений и истязаний ночлежников, которые время от времени выплывали наружу при прежнем смотрителе и не раз отмечались в нашей газете.

Среди усовершенствований, которые ввел новый смотритель, обращает особенное внимание развитие дел хлебопекарни и лавки при ней, имеющихся при приюте. При прежнем смотрителе лавка торговала на 5-10 руб. в день, теперь же отпускают хлеба не менее, как на 50-60 руб. В мае месяце хлеба было продано на 1183 руб., в августе – уже на 1493 руб., а в сентябре – на 1721руб., и отпуск хлеба все расширяется. Такого блестящего развития торговли смотритель достиг тем, что отпускает хлеб лучшего, чем в любой из городских лавок, качества и по более дешевой цене.

В лавке берут хлеб, кроме частных лиц, столовая почтово-телеграфной конторы, приют сирот, приют подкидышей, приют «Ясли», на шхуны, на железную дорогу, - артель рабочих, и со ст. Уджары аккуратно присылают каждую неделю особого человека за хлебом, - даже рабочие с завода «Нобеля» предпочитают этот хлеб своему, из заводской потребительской лавки. Лавка торгует с 3 часов утра и до вечера.

В заключение мы считаем нужным предупредить, что в этом году благодаря безработице ожидается большой прилив ночлежников. Все они будут в состоянии вмещаться в приют благотворительного общества, и если город не поспешит с устройством своего ночлежного дома, то это дело попадет к частным предпринимателям и создаст еще несколько лишних подозрительных притонов, которых у нас и без того довольно.


Статья Гасан-бека Зардаби была опубликована в газете «Каспий» (№ 238), 1 ноября 1901 г.



© Jonka