Энциклопедия / "Авторы БП"
Изменить категорию | Все статьи категории
В деревянном буде, что скосившись, укоренился на клеверном пригоре, мычала, как в угаре, мясистая деваха. Жара спеленала всю живность в округе. Плененная маревом отдаленная деревенька спала, глухонемая. Сытый, тяжеленный шмель, раскачиваясь на медунице, шевелил крыльями и ленился взлететь. Если б не он, да мыкание молодого бычка, что доносилось сзади, из ублюкинской рощи, то казалось бы, что в мире этом ничто и не движется.
А в буде-то, на пне большом, пропильном, что служил местным пастухам столом, распласталась белыми телесами шаловливая деваха. Ее под бедра поднимал долговязый прыщавый подросток и, сильно надвигая ее на себя, чуть не упадая, кончал.
Вот еще раз сильно вдавив ее в себя, он зарычал и закатил глаза. Деваха, закинув руки за голову, безглазо лыбилась. Вдруг, словно очнувшись, она, вытирая изо рта мокрую прядь темнорусых волос своих, выдохнула: "Отлипни." Затем сама оторвалась от длиннорукого оболтуса, села. "Ну, че лыбаешься-та, че лыбаешься!
Небось, всему Ублюкину наболтаешь, что Марьянку съимел?"
"Не-а,"- счастливо мыкнул парняка, - "я тя давно люблю, еще с того тваго приезда, просто не знал, как сказать, потому по морде и дал-то."
Марьянка чесала растертую о пень спину и улыбалась себе под руку.
"Иди вот, спину разотри мне, вся в скобяках из-за тебя!" Паренек послушно подступил к красивой девахе и, чуть перегнувшись через нее, начал в обе руки оглаживать ее, и вправду раскрасневшуюся, спину. "Еще в прошлый раз, когда ты к дядьку своему в Дубенское приезжала в розовой кофточке, все ублюкинские на тебя накренились. Помнишь, ты медленный с Вальком танцевала? Он рассказывал, что сиськи у тебя, как свекла твердые."
Марьянка-то и этот приезд хорошо запомнит. Дядька ее пригласил погостить у них в Дубенском на лето. Ну деревня-деревней, для Марьянки-то, почти городской, из райцентра приехавшей. Кроме танцев, что раз в неделю в клубе Дубенском, куда приходили и соседи-ублюкинцы, ну нет жизни. Вот и в этот раз - пришла она с дядьком на танцы, стоит гордая в стороне. Подходит к ней, раскрасавице, краснощекий долговяз: "Потанцуем, а?"
"Не-а, я с ублюкинскими не танцую!" И тут же получила по морде. Ответила. Получила со второй руки. Подскочил ее дядек. И что тут началось! Дрались три дня.. Ну с перерывами, конечно, - ночью спать расползались, предварительно обозначив время и место следуюшей встречи. Дрались обычно за сельмагом или на
площади перед клубом, в зависимости от количества участников.
Потому как, если бы дрались меж домами, то заборов бы посносили! Вот и сейчас, бабы уж полчаса как пытались развести их, пока не появилась Марьянка. Подойдя к обидчику, шепнула ему на ухо: "Завтра в полдень в буде буду."
Драка, без всякого объявления перемирия, прекратилась. Как дрались молча, выкрашивая зубы, так и расходились молча.
"Ну, а счас сиськи-то как, твердые?" - игриво спросила она. Мальчонка, обхватив колокольчики ее сосков, начал разминать их меж пальцами.
"Пружинчатые, долгие."
Меж тем, полунабухший член его, опять начал наливаться, распрямляться, и вот уже, скользнув по ее подбородку и щеке, остановился у виска. Нежно взяв его в руки, она произнесла: "Я на свирелях не играю." И, отпихнув его, оперлась руками о пень, выставив ему свой прекрасный зад, озорно поманила: "Давай по бычачьи? Слабо?"
Ну нет, конешно, не слабо в семнадцать-то лет.Присев чуть и раздвинув белые ягодицы, он вошел. Теперь, на полусогнутых ногах, обхватив ее талию руками, он еще больше походил на кузнечика. Марьянка, озорно наблюдая за мальчишкой, выписывала задом восьмерки, зная что мужики так быстрее кончают. Вот и сейчас, замерев и сдавливая ее попку, мальчонка освобождал медленно свой, все еще горячный член.
Марьянка, распрямившись, начала одеваться. "Вы все, ублюкинские, примитивные. Неужто вы седьмое поколение ублюкиных?"
'Уехать можно," - отвернувшись, начал одеваться и он, - "а это ж родина. Душевно тут, по-человечески".
'Значит, родина твоя - даже не деревня Ублюкино, а ее окраина?"
Деваха, разочаровавшись, отпихнула его. Сняв с шеи белый платок, она вытерла им промежность, высморкалась в него и покатилась вниз, по косогору, отчаянно сверкая коленками и размахивая белым платком, этим свидетелем греха и маленьким символом перемирия.
Maлец наблюдал за красой своей желанной,пока она еще виднелась в прогалинах меж
холмов,понимая что она уже позабыла его.
Умиротворенно вздохнул и сказал сам себе мудрость большую:
"Вот так, эти бабы ссорют нас мужиков, а на себе мирют"!
© Saks "Война да мир."
13.5.2005В деревянном буде, что скосившись, укоренился на клеверном пригоре, мычала, как в угаре, мясистая деваха. Жара спеленала всю живность в округе. Плененная маревом отдаленная деревенька спала, глухонемая. Сытый, тяжеленный шмель, раскачиваясь на медунице, шевелил крыльями и ленился взлететь. Если б не он, да мыкание молодого бычка, что доносилось сзади, из ублюкинской рощи, то казалось бы, что в мире этом ничто и не движется.
А в буде-то, на пне большом, пропильном, что служил местным пастухам столом, распласталась белыми телесами шаловливая деваха. Ее под бедра поднимал долговязый прыщавый подросток и, сильно надвигая ее на себя, чуть не упадая, кончал.
Вот еще раз сильно вдавив ее в себя, он зарычал и закатил глаза. Деваха, закинув руки за голову, безглазо лыбилась. Вдруг, словно очнувшись, она, вытирая изо рта мокрую прядь темнорусых волос своих, выдохнула: "Отлипни." Затем сама оторвалась от длиннорукого оболтуса, села. "Ну, че лыбаешься-та, че лыбаешься!
Небось, всему Ублюкину наболтаешь, что Марьянку съимел?"
"Не-а,"- счастливо мыкнул парняка, - "я тя давно люблю, еще с того тваго приезда, просто не знал, как сказать, потому по морде и дал-то."
Марьянка чесала растертую о пень спину и улыбалась себе под руку.
"Иди вот, спину разотри мне, вся в скобяках из-за тебя!" Паренек послушно подступил к красивой девахе и, чуть перегнувшись через нее, начал в обе руки оглаживать ее, и вправду раскрасневшуюся, спину. "Еще в прошлый раз, когда ты к дядьку своему в Дубенское приезжала в розовой кофточке, все ублюкинские на тебя накренились. Помнишь, ты медленный с Вальком танцевала? Он рассказывал, что сиськи у тебя, как свекла твердые."
Марьянка-то и этот приезд хорошо запомнит. Дядька ее пригласил погостить у них в Дубенском на лето. Ну деревня-деревней, для Марьянки-то, почти городской, из райцентра приехавшей. Кроме танцев, что раз в неделю в клубе Дубенском, куда приходили и соседи-ублюкинцы, ну нет жизни. Вот и в этот раз - пришла она с дядьком на танцы, стоит гордая в стороне. Подходит к ней, раскрасавице, краснощекий долговяз: "Потанцуем, а?"
"Не-а, я с ублюкинскими не танцую!" И тут же получила по морде. Ответила. Получила со второй руки. Подскочил ее дядек. И что тут началось! Дрались три дня.. Ну с перерывами, конечно, - ночью спать расползались, предварительно обозначив время и место следуюшей встречи. Дрались обычно за сельмагом или на
площади перед клубом, в зависимости от количества участников.
Потому как, если бы дрались меж домами, то заборов бы посносили! Вот и сейчас, бабы уж полчаса как пытались развести их, пока не появилась Марьянка. Подойдя к обидчику, шепнула ему на ухо: "Завтра в полдень в буде буду."
Драка, без всякого объявления перемирия, прекратилась. Как дрались молча, выкрашивая зубы, так и расходились молча.
"Ну, а счас сиськи-то как, твердые?" - игриво спросила она. Мальчонка, обхватив колокольчики ее сосков, начал разминать их меж пальцами.
"Пружинчатые, долгие."
Меж тем, полунабухший член его, опять начал наливаться, распрямляться, и вот уже, скользнув по ее подбородку и щеке, остановился у виска. Нежно взяв его в руки, она произнесла: "Я на свирелях не играю." И, отпихнув его, оперлась руками о пень, выставив ему свой прекрасный зад, озорно поманила: "Давай по бычачьи? Слабо?"
Ну нет, конешно, не слабо в семнадцать-то лет.Присев чуть и раздвинув белые ягодицы, он вошел. Теперь, на полусогнутых ногах, обхватив ее талию руками, он еще больше походил на кузнечика. Марьянка, озорно наблюдая за мальчишкой, выписывала задом восьмерки, зная что мужики так быстрее кончают. Вот и сейчас, замерев и сдавливая ее попку, мальчонка освобождал медленно свой, все еще горячный член.
Марьянка, распрямившись, начала одеваться. "Вы все, ублюкинские, примитивные. Неужто вы седьмое поколение ублюкиных?"
'Уехать можно," - отвернувшись, начал одеваться и он, - "а это ж родина. Душевно тут, по-человечески".
'Значит, родина твоя - даже не деревня Ублюкино, а ее окраина?"
Деваха, разочаровавшись, отпихнула его. Сняв с шеи белый платок, она вытерла им промежность, высморкалась в него и покатилась вниз, по косогору, отчаянно сверкая коленками и размахивая белым платком, этим свидетелем греха и маленьким символом перемирия.
Maлец наблюдал за красой своей желанной,пока она еще виднелась в прогалинах меж
холмов,понимая что она уже позабыла его.
Умиротворенно вздохнул и сказал сам себе мудрость большую:
"Вот так, эти бабы ссорют нас мужиков, а на себе мирют"!
загрузка