Получить забытый пароль
Энциклопедия / "Авторы БП"
Изменить категорию | Все статьи категории
Двор на Карганова. 60-е... (1)
Сколько жизней проживают люди, сколько воспоминаний они уносят с собой, уходя? Мгновения, запечатленные цепкой памятью ребенка, приобретают совсем другие грани, когда старость, вернее ее еще удаленные тени, пробегают по лицу, поселяя в душе тревогу и губительное ощущение неизбежности.
Первые мои воспоминания возвращают меня в мой любимый, ставший теплым гнездом для нас, город Баку.
Помню, как подражая птицам, я без устали прыгал и тут же начинал махать руками, пытаясь взлететь.Я заразил этой идеей Йоську и Нельку, моих покорных друзей. Мы очень забавляли весь двор, изображая стаю птиц. Собачка чахоточного поляка Юзека, что жил напротив входа, сразу за черными ящиками "мусорки", гонялась за нами, а догнав, останавливалась и шевелила ушами.
Двор начинался с больших деревянных ворот, которые на ночь закрывал, скрипя волочащимся гвоздем-ограничителем, дедушка Балабек, чтобы уже с утреца "мусорщики", гремя жестяными баками и лопатами, не позабыли их открытыми. Ворча что-то в рыжие от никотина усы, тот же Балабек закрывал их, оставляя открытой калиточку.
Вообще те, кто жил в районе улицы Басина, те кто помнит "библиотеку Горького", наверное, вспомнят, как в узеньком проходе рядом выставлял строгий дедушка Балабек столик и торговал перьевыми ручками и химическими карандашами. Их обязательно надо было послюнявить, чтобы написать слово или два. Перья со звездочкой, стеклянные чернильницы-невыливайки, "простые" карандаши, тетрадки в клеточку, в линеечку и для правописания
Все это и многое другое продавал Балабек. Его уважали все, особенно за то, что детишек он никогда не обсчитывал.
Любой бакинский двор в том районе начинался с "мусорок" и туалетов, вернее, кабинок с дыркой в полу и плохо закрывающейся дверью, отчего сестра всегда брала меня с собой, чтобы я говорил "занято". Страшная вонь этих двух кабинок заполняла весь проход. Запах - это одно из сильнейших воспоминаний!
Но вот, пройдя чуть вперед и направо, ты попадал во ДВОР!
Корабль на 30 кают, с мачтами подстановок по всей палубе, с парусами простыней и пододеяльников и бесконечными флагами пеленок, розовых для девочек, голубых для мальчиков, ну, и всякого остального. На всех не хватало подстановок и веревок, поэтому была строгая очередь на сушку.
Мне, с моей "командой", доставляло огромное удовольствие в жаркий день играть в "ловитки" меж прохладными и "сырыми" парусами. Они пахли хозяйственным мылом и "синькой". Иногда, ловя друг друга через простыни, мы в запале могли сорвать или запачкать их не самыми чистыми руками. Потом были СКАНДАЛЫ.
Неотъемлемой их частью было подключение всех свидетелей, а также просто зрителей. Скандалы в бакинском дворе начинались, а впрочем, не важно, чем они начинались, важно что потом, устав, двор надолго затихал, и снова высвистывал я Нельку и Йоську, и начинались поиски очередных открытий.
Вообще-то я девчонок не любил, потому что все они дразнились. Палисадник, что был у каждого перед домом, был и домом и уже как бы частью двора. Палисадник Скворцовой Нельки с нашим разделял дырчатый забор, через который мы впервые
увидели друг друга. Я занимался поиском "муравьиного" склада, прослеживая вьющуюся дорожку мурашек, несущих свои "чемоданы", пока не натолкнулся на внимательные серые глаза, русые кудряшки и загорелые крепкие ноги соседки. Ну, конечно, я сделал вид, что вовсе не мурашки, а общее состояние забора меня беспокоит, ну и всякие там, ну, за забором, меня не интересуют.
Но произошло непредвиденное. На моих глазах раскрывается банка "монпасье" и через щель в заборе протягивается мне!
Кто мог отказаться от столь сказочного подарка? "Монпасье" в круглой баночке лежали на боку разноцветными слипшимися звездочками!
- Я хочу красную!
- Бери, но только одну. Если захочешь еще, то дам только зеленую.
Так у меня появился первый друг. И, чтоб не остаться в долгу, я пригласил Нельку поиграть в "летучку". Она сразу согласилась, еще не зная, чем это все кончится. Игра, мною изобретенная, была совершенством. Надо было влезть на диван, с него, подтянувшись, взобраться на высокий шкаф, и уж оттуда "летучкой" полететь на другой конец дивана и обязательно ткнуться носом в сложенное стопочкой постельное белье.
Показав не слабый полет, я принялся заталкивать Нельку на шкаф.Она долго сопротивлялась, но я ее все ж уговорил. Она не могла так просто подтянуться, я ее подталкивал под крепенькую загорелую попку, замечая, что это тяжело, но тем не менее приятно. Так в 5 лет я впервые понял, что в девчонках есть что-то приятное и главное, я знаю, где это находится.
Залезть-то Нелька залезла, но совершить "летучку" - это было не для нее.Как я только ее ни уговаривал - все было бесполезно.
Нелька ревела от ужаса, что навсегда останется у нас на шкафу. Потом пришла из школы моя старшая сестра и, не уговорив ее спрыгнуть, пошла звать на помощь мою бабушку, что продавала пирожки из "лоточка" возле михайловской больницы; та разбудила огромного дядю Володю, что жил через стену и был Нелькиным папой, и который, недовольно ворча что-то про тарзанов, одной левой свинтил свою дочь из-под потолка.
Йоська был "горским", и от него я узнал, что мы оба евреи. Хорошо это или плохо, я не знал, но судя по его доверительному тону, я понял, что это неплохо, но болтать об этом не стоит. Йоська был бесконечно добр и толстоват. Он постоянно таскал нам из дома сушки и кусковой сахар. Папа его был обувщиком и таким же, как Йоська, только большим. Дома у них никогда не было сквозняков, но зато все полы были устланы коврами и матрасами.
Напротив нас жила баба Надя, подруга моей бабушки Сары.
Маленькая, сморщенная лицом баба Надя славилась чистотой своей "кельи". Там "жил" портрет ее покойного мужа, много-много кружевных салфеток и слоников из фарфора.
Когда была еврейская пасха, то баба Надя приходила к нам, а когда была русская пасха, то мы получали с сестрой по одному крашеному яйцу и шли к бабе Наде "биться" с ее яйцами и обязательно пробовать наивкуснейшие куличики.
Баба Сара моя так и захоронена рядом с бабой Надей, только через стеночку: одна на "русском", другая на "еврейском".
Отец, "делая базар", приносил много зелени. Тогда, до реформы 1961 года, можно было за рубль завалить зеленью весь стол.
Созвездия редисочки, вперемежку со снопами зеленого лука, придавливали хвою укропа и букеты рейхана. Помидоры, если кто помнит, пахли еще не разрезанные. Огурцы были маленькие, пупырчатые, еле видные из-под кирсалата. И, конечно же, демьянка. Мясо мы ели редко, но зато демьянка была неизменно и в больших количествах.
Отец мой, затейщик для детишек неимоверный, постоянно придумывал нам разные конкурсы, показывал нам диафильмы.
Растягивалась простыня над забором, и человек 10-20 детишек из нашего и соседних дворов приходили на сеанс. Причем приходили задолго до наступления темноты и клянчили: "Дядя Боря, ну начинай, ну хотя бы настрой на центр!"
(Продолжение следует)...
© Saks "Двор на Карганова. 60-е..." (1)
25.6.2005Двор на Карганова. 60-е... (1)
Сколько жизней проживают люди, сколько воспоминаний они уносят с собой, уходя? Мгновения, запечатленные цепкой памятью ребенка, приобретают совсем другие грани, когда старость, вернее ее еще удаленные тени, пробегают по лицу, поселяя в душе тревогу и губительное ощущение неизбежности.
Первые мои воспоминания возвращают меня в мой любимый, ставший теплым гнездом для нас, город Баку.
Помню, как подражая птицам, я без устали прыгал и тут же начинал махать руками, пытаясь взлететь.Я заразил этой идеей Йоську и Нельку, моих покорных друзей. Мы очень забавляли весь двор, изображая стаю птиц. Собачка чахоточного поляка Юзека, что жил напротив входа, сразу за черными ящиками "мусорки", гонялась за нами, а догнав, останавливалась и шевелила ушами.
Двор начинался с больших деревянных ворот, которые на ночь закрывал, скрипя волочащимся гвоздем-ограничителем, дедушка Балабек, чтобы уже с утреца "мусорщики", гремя жестяными баками и лопатами, не позабыли их открытыми. Ворча что-то в рыжие от никотина усы, тот же Балабек закрывал их, оставляя открытой калиточку.
Вообще те, кто жил в районе улицы Басина, те кто помнит "библиотеку Горького", наверное, вспомнят, как в узеньком проходе рядом выставлял строгий дедушка Балабек столик и торговал перьевыми ручками и химическими карандашами. Их обязательно надо было послюнявить, чтобы написать слово или два. Перья со звездочкой, стеклянные чернильницы-невыливайки, "простые" карандаши, тетрадки в клеточку, в линеечку и для правописания
Все это и многое другое продавал Балабек. Его уважали все, особенно за то, что детишек он никогда не обсчитывал.
Любой бакинский двор в том районе начинался с "мусорок" и туалетов, вернее, кабинок с дыркой в полу и плохо закрывающейся дверью, отчего сестра всегда брала меня с собой, чтобы я говорил "занято". Страшная вонь этих двух кабинок заполняла весь проход. Запах - это одно из сильнейших воспоминаний!
Но вот, пройдя чуть вперед и направо, ты попадал во ДВОР!
Корабль на 30 кают, с мачтами подстановок по всей палубе, с парусами простыней и пододеяльников и бесконечными флагами пеленок, розовых для девочек, голубых для мальчиков, ну, и всякого остального. На всех не хватало подстановок и веревок, поэтому была строгая очередь на сушку.
Мне, с моей "командой", доставляло огромное удовольствие в жаркий день играть в "ловитки" меж прохладными и "сырыми" парусами. Они пахли хозяйственным мылом и "синькой". Иногда, ловя друг друга через простыни, мы в запале могли сорвать или запачкать их не самыми чистыми руками. Потом были СКАНДАЛЫ.
Неотъемлемой их частью было подключение всех свидетелей, а также просто зрителей. Скандалы в бакинском дворе начинались, а впрочем, не важно, чем они начинались, важно что потом, устав, двор надолго затихал, и снова высвистывал я Нельку и Йоську, и начинались поиски очередных открытий.
Вообще-то я девчонок не любил, потому что все они дразнились. Палисадник, что был у каждого перед домом, был и домом и уже как бы частью двора. Палисадник Скворцовой Нельки с нашим разделял дырчатый забор, через который мы впервые
увидели друг друга. Я занимался поиском "муравьиного" склада, прослеживая вьющуюся дорожку мурашек, несущих свои "чемоданы", пока не натолкнулся на внимательные серые глаза, русые кудряшки и загорелые крепкие ноги соседки. Ну, конечно, я сделал вид, что вовсе не мурашки, а общее состояние забора меня беспокоит, ну и всякие там, ну, за забором, меня не интересуют.
Но произошло непредвиденное. На моих глазах раскрывается банка "монпасье" и через щель в заборе протягивается мне!
Кто мог отказаться от столь сказочного подарка? "Монпасье" в круглой баночке лежали на боку разноцветными слипшимися звездочками!
- Я хочу красную!
- Бери, но только одну. Если захочешь еще, то дам только зеленую.
Так у меня появился первый друг. И, чтоб не остаться в долгу, я пригласил Нельку поиграть в "летучку". Она сразу согласилась, еще не зная, чем это все кончится. Игра, мною изобретенная, была совершенством. Надо было влезть на диван, с него, подтянувшись, взобраться на высокий шкаф, и уж оттуда "летучкой" полететь на другой конец дивана и обязательно ткнуться носом в сложенное стопочкой постельное белье.
Показав не слабый полет, я принялся заталкивать Нельку на шкаф.Она долго сопротивлялась, но я ее все ж уговорил. Она не могла так просто подтянуться, я ее подталкивал под крепенькую загорелую попку, замечая, что это тяжело, но тем не менее приятно. Так в 5 лет я впервые понял, что в девчонках есть что-то приятное и главное, я знаю, где это находится.
Залезть-то Нелька залезла, но совершить "летучку" - это было не для нее.Как я только ее ни уговаривал - все было бесполезно.
Нелька ревела от ужаса, что навсегда останется у нас на шкафу. Потом пришла из школы моя старшая сестра и, не уговорив ее спрыгнуть, пошла звать на помощь мою бабушку, что продавала пирожки из "лоточка" возле михайловской больницы; та разбудила огромного дядю Володю, что жил через стену и был Нелькиным папой, и который, недовольно ворча что-то про тарзанов, одной левой свинтил свою дочь из-под потолка.
Йоська был "горским", и от него я узнал, что мы оба евреи. Хорошо это или плохо, я не знал, но судя по его доверительному тону, я понял, что это неплохо, но болтать об этом не стоит. Йоська был бесконечно добр и толстоват. Он постоянно таскал нам из дома сушки и кусковой сахар. Папа его был обувщиком и таким же, как Йоська, только большим. Дома у них никогда не было сквозняков, но зато все полы были устланы коврами и матрасами.
Напротив нас жила баба Надя, подруга моей бабушки Сары.
Маленькая, сморщенная лицом баба Надя славилась чистотой своей "кельи". Там "жил" портрет ее покойного мужа, много-много кружевных салфеток и слоников из фарфора.
Когда была еврейская пасха, то баба Надя приходила к нам, а когда была русская пасха, то мы получали с сестрой по одному крашеному яйцу и шли к бабе Наде "биться" с ее яйцами и обязательно пробовать наивкуснейшие куличики.
Баба Сара моя так и захоронена рядом с бабой Надей, только через стеночку: одна на "русском", другая на "еврейском".
Отец, "делая базар", приносил много зелени. Тогда, до реформы 1961 года, можно было за рубль завалить зеленью весь стол.
Созвездия редисочки, вперемежку со снопами зеленого лука, придавливали хвою укропа и букеты рейхана. Помидоры, если кто помнит, пахли еще не разрезанные. Огурцы были маленькие, пупырчатые, еле видные из-под кирсалата. И, конечно же, демьянка. Мясо мы ели редко, но зато демьянка была неизменно и в больших количествах.
Отец мой, затейщик для детишек неимоверный, постоянно придумывал нам разные конкурсы, показывал нам диафильмы.
Растягивалась простыня над забором, и человек 10-20 детишек из нашего и соседних дворов приходили на сеанс. Причем приходили задолго до наступления темноты и клянчили: "Дядя Боря, ну начинай, ну хотя бы настрой на центр!"
(Продолжение следует)...
| Сайт: | http://www.baku.ru/blg-list.php?blg_id=4&id=6107&cmm_id=0&usp_id=58056 |
