Энциклопедия / "Авторы БП"
Изменить категорию | Все статьи категории
Золото Дидура...
Вот он, брод!
«Витязи спешились и зачерпнули шеломами студёной водицы...»
Хотя... назвать бродом эту пятнадцатиметровую живописную цепь
пересекающих ледяной поток валунов было нельзя – переход, скорее...
Настроение – чики-пики, погодка – звиздец невъфигенный,
за спиной километров 25 буераков, горок, раков,
а в штанах у Поспелыша притаился маленький, туго затянутый медной проволокой
кожaный мешочек, в темноте которого труться друг о друга игриво
тяжёлые песчинки...
Рыжьё...
Грамулек десять - за три дня прозябания в ледяной апрельской воде горной
реки, за сбитые ноги, за обезображеные руки - все в трещинах,
в запёкшейся крови и за спичечный коробок отборной, пробитой сквозь
найлоновый платок шмали, которая была предоплачена
фельдшеру Дурдымурадову в знак благодарности за то, что в ежевечерних сводках
последних трёх суток воины числились усилено дристающими в сортире санчасти
под строгим дурдымурадовским контролем – должно быть съели что не то...
Ах, да: ещё за сто рублей, уплаченых осеннему дембилю-сибиряку Дидуру
за точный план местности в верховьях реки и подробные инструкции по добыче.
Кароче, десять граммов рыжья – это полная победа коммунизма для одной,
отдельно взятой группы воинов, состоящей из трёх рыл:
бендеровца-ивано-франковца ефрейтора Ивана Игнатича Баниса (Ибаниса),
москаля-лыткаринца рядового Сержа Поспелова (Поспелыша)
и космополита-бакинца мл. сержанта Родиона Чавчавадзова (Чафча).
До «девятки» отставалось всего ничего – километров пять по прямой,
а до темноты часа три: так что - времени отдохнуть и приговорить ожидающую
своей участи в мешке Ибаниса куриную тушку было более, чем достаточно.
Рассредоточившись по местности воины споренько собрали кучу вполне
подсохших на солнце веток для костра. Ибанис достал из мешка залежавшуюся
там куру и недоверчиво потянул носом:
- Мужики! А она не... того? Три дня в мешке лежит, скотина, кажись – пипец...
Мужики, детально исследовав и обнюхав куру, решили, что некоторое амбре,
конечно, присутствует, но никаких видимых признаков тления на тушке не
обнаружили: ни зелёных разводов, ни синюшных трупных пятен...
Так и порешили – верить глазам своим, а не нюху – чай, не собаки!
Тем более, что сушняк, собраный для костра, не такой уж и «сушняк» -
значит курица будет больше коптицца, чем жарицца, а под дымком уж точно –
ничего постороннего и вредного для аппетита не унюхаешь!
И зашкворчало палёное куриное мясо над дымным костром на берегу стремительно
бегущей реки.
Пока кура проходила термическую обработку, воины предались мечтам и планам:
Ибанис с Поспелышем оттопыривали друг перед другом верхние губы и
наглядно показывали на каких именно резцах будут у них стоять накладные
дембильские фиксы, отлитые каптёрщиком Сырбу из добытого рыжья.
- Две! Максимум! на верхней челюсти, и так, чтобы слева, а не по центру...
эстетствовал Поспелыш.. – а то забронируют себе чурки рот рандольфом так,
что в темноте светятся – смотреть тошно!
- Кочумай, москаль... – благодушно ответствовал Ибанис... – никто более двух
ставить и не собирается... А вот скажи мне, враже, такую вещь: почему слева?
Я думаю, что и справа нехило будет...
Так, под дружескую беседу, разработку планов на следующую ходку,
и курвь подоспела... Принюхавшись, благословили трапезу и вгрызлись:
чав-чав – полусырая, но вкусно пахнущая дымом куриная мякоть исчезала
в пастях... хрусть-хрусть – мелкие косточки дробились под белоснежными
малярами Ибаниса... чав-чав... хрусть-хрусть... и тишина....
чав-чав... хрусть-хрусть...
Карачаи нарисовались из ниоткуда: вот их не было и вот они уже есть -
трое загорелых молодых пастухов... Воины, заглатывая остатки курятины,
вопросительно смотрели на «детей гор»...
Один из карачаёв подошёл к кострищу,
поворошил палкой тлеющие головешки, останки куриного скелета,
заржал чему-то и заговорил:
- Здорово, солдатики! Курочку кушаете, да?
- Кушаем, курочку... А какие проблемы? – поинтересовался Чафча...
- Нет проблем, дорогой! Просто спросить хотел – где курочку брали?
- На складе брали...
- Вах, какой замечательный у вас склад! А откуда вы родом, солдатики?
Вот ты, например? – и карачай заулыбался Ибанису...
- Из Ивано-Франковска... – пробурчал Ибанис...
- Вах! Бендеровец, значит? А ты, солдатик? – заулыбался карачай Поспелышу...
- Из Москвы... – соврал подмосковный Поспелыш.
- Вах! Из Москвы! Столицы нашей Родины! Кремль, Царь-пушка, Царь-колокол!
- Ну, а ты, солдатик? – очередь улыбок завернулась к Чафче...
- Я из Баку...
- Вах! Из Баку?! Правда, из Баку? То-то я смотрю, что ты мне сразу приглянулся!
- У тебя что, родственники в Баку?
- У меня? – чему-то обрадовался карачай... – Да, дорогой, родственники!
Самые дорогие кровные родственники! Слушай, бакинец, мне с тобой поговорить
о родственниках надо, проблема с ними – давай в сторонку отойдём?
Чафча оглядел присутствующих – всё было спокойно как на картинах Шишкина:
Ибанис с Поспелышем доедали курицу, два карачая, присев на корточки чуть в
стороне, мирно улыбались и, казалось, что парят их мысли в каких-то своих,
шмалевых заоблачных далях... Чафча поднялся и спокойно двинулся вслед
за чуть забегающим вперёд, пружинно подпрыгивающим карачаём...
- Чё так далеко идём-то? – поинтересовался Чафча...
- Щас, дорогой, щас... вот за ту скалу зайдём – хочу быть уверенным, что
друзья не услышат, неудобно мне... щас, да, здесь хорошо, да...
Так ты говоришь, что из Баку? – всей улыбкой развернулся к Чафче карачай
и остро-гранённый кулак стремительно полетел в лицо... Ох!
Еле успел отстраниться Чафча и кулак лишь вспорол скулу... Рефлексы
включились, стал отмахиваться, но того наплыва «амока», который часто
спасал Чафчу в сложной жизни «духовского» армейского периода, не пришло:
злости не хватало, лишь грёбаное недоумение – какого хера? Что этому долбанному
карачаю под хвост попало? Трезв был Чафча – сразу смекнул, что карачай,
хоть жилистый и юркий, но тощий... и ростом меньше и руки короче –
подержать его на вытянутых минуты две-три, а там он, допрыгавшись,
зарвётся и на хороший тычок в дыхалку сам сядет. Чафча даже знал,
что будет дальше – когда карачай сложится пополам, то надо будет
хлопнуть изо всей силы ладонями по его ушам, а потом зацепить
за затылок и помочь его носу встретиться с Чафчиной коленкой –
пару раз, не больше, хорошо деморализует противника, проверено.
Эти тактические размышлизмы перекрывались недоумением:
«но какого хера???»... А карачай продолжал танцевать вокруг,
пробуя достать Чафчу то рукой, то ногой...
В углу зрения, чуть позади, промелькнула тень и,
сразу же, почти без интервала, страшный удар в левый бок отбросил
Чафчу на ствол дерева... Царь-Пушка...
Судорожно пытаясь зацепить губами кусок моментально сгустившегося воздуха,
он успел увидеть, как карачай чудесным образом двоился, троился и тут,
что-то разорвалось в голове и мерцающие, оранжевой плазмы шары
закружились хороводом, закружились... и гулко загудел невидимый
Царь-колокол...
А потом шары, образуя овальное окно чуть раздвинулись
и Чафча увидел - очень странно увидел: как будто прижавшись
щекой к земле - треугольный осколок колокола, лежащего не путём,
как ему было положено, рядом с колоколом, а просто валяющийся на земле...
Ещё он успел увидеть две пары ног в сапогах и руку, тянущуюся к осколку...
Рука красиво, с грацией кобры, подняла осколок в воздух и резко
бросилась навстречу Чафче...
Сначала он понял, что темно...
Потом он снова услышал гул... Гудело на одной, низкой басовой ноте,
вибрируя и не прерывась... Потом, вдруг, навалилась боль – раскалывалась голова...
Голова не хотела раскалываться - она хотела стать такой же, какой была, целой...
Затем, сквозь гул и треск боли он услушал голоса – много голосов,
они что-то тараторили на визгливых тонах, не давая понять ни слова –
слишком быстро... И тогда он открыл глаза...
Карачаёв было четверо: трое молодых пастухов и пожилой - с орлиным
клювом, углями глаз под кустами бровей, что-то резко и гортанно кричащий
молодым... И Чафча понял, что голосов, на самом деле, было не много, а один...
Молодые стояли, потупив долу ясны очи и изредка пробуя вставить
своё слово в монолог старшего. Он затыкал их на взлёте и они снова
упирались глазами в в носки сапог. Бросив взгляд в сторону Чафчи старший
заметил, что за ними наблюдают и, в последний раз заклекотав на молодых,
повелительным жестом указал им на лес...
- Что, солдат, живой? Не сдох? Значит, уже не сдохнешь...
Вставай, пошли к воде... Что блеешь, как баран? Встать не можешь?
И, железом пальцев ухватив Чафчу за запястья, карачай поволок тело к реке...
Ледяная вода ударила током – боль не прошла, но плазменные шары,
всё ещё кружившие над Чафчей редким хороводом, сдулись и расстаяли
мгновенно. Появилось острое желание двигаться, шевелиться, чувствовать
тело... Чафча задёргался, перевернулся на живот - впившийся
в ребро острый камень заставил взвыть, затем он встал, мотая головой,
на четвереньки...
- Баран! Точно – баран! - захохотал карачай... – Вижу, что башка у тебя крепкая,
но и везучий ты – три сантиметра влево и в висок бы... Ладно, раз уж ты
живой, то слушай: до части тебе твои друзья помогут дойти – вон они, в кустах
прячутся. Когда в санчасть придёшь – скажешь, что со скалы упал. Если так не
скажешь, то второй раз тебе не повезёт. Всё понял? – Чафча мотнул головой...
- Молодец, живи... - и кургузый серый пиджак пастуха растворился в лесу...
Гудело уже не так сильно, теперь хорошо был слышен шум реки и шлёп
сапог по мелководью...
- Ой бля Чафча слава богу живой а то вдруг эти карачаи долбаные с
места сорвались и в лес побежали а мы и не врубились что они кругом
в твою сторону выйдут за того первого мы и не сомневались что ты один
справишься а потом когда врубились что дело труба надо было золото
хорошенько спрятать а как спрятали то прибежали а у вас уже писец войне и ты
в порядке Поспелыш помоги ему встать а я пока за рыжьём смотаюсь...
И Чафча вцепился зубами в протянутую к нему руку и сдавил челюсти
изо всех оставшихся сил...
- ААА!!! Сука! Ты чё, головой поехал? – и новый жестокий удар обрушился на голову...
– Я же тебе помочь хочу, ссука! Глянь, Ибанис - он, падла, до крови прокусил!
.............................
- Пошли на хер... со своим золотом!!! Пошли на хер, козлы!!!
.............................
- И правда, Поспелыш, пошли... хер с ним, мудаком, сам до части доползёт...
.............................
До «девятки» отставалось всего ничего – километров пять по прямой...
P.S.
Годы спустя, на заре перестройки, когда все печатные и непечатные издания
захлестнули волны «воспоминаний», «документов», «свидетельств очевидцев»
сталинской эпохи, Родиону довелось прочитать в одном из таких опусов,
что депортацией карачаевцев в ноябре 1943 года занималась стрелковая
дивизия НКВД базировшаяся в гор. Баку.
типа - конец армейских историй.
© KHAZARIN "Золото Дидура......... "
14.2.2007Золото Дидура...
Вот он, брод!
«Витязи спешились и зачерпнули шеломами студёной водицы...»
Хотя... назвать бродом эту пятнадцатиметровую живописную цепь
пересекающих ледяной поток валунов было нельзя – переход, скорее...
Настроение – чики-пики, погодка – звиздец невъфигенный,
за спиной километров 25 буераков, горок, раков,
а в штанах у Поспелыша притаился маленький, туго затянутый медной проволокой
кожaный мешочек, в темноте которого труться друг о друга игриво
тяжёлые песчинки...
Рыжьё...
Грамулек десять - за три дня прозябания в ледяной апрельской воде горной
реки, за сбитые ноги, за обезображеные руки - все в трещинах,
в запёкшейся крови и за спичечный коробок отборной, пробитой сквозь
найлоновый платок шмали, которая была предоплачена
фельдшеру Дурдымурадову в знак благодарности за то, что в ежевечерних сводках
последних трёх суток воины числились усилено дристающими в сортире санчасти
под строгим дурдымурадовским контролем – должно быть съели что не то...
Ах, да: ещё за сто рублей, уплаченых осеннему дембилю-сибиряку Дидуру
за точный план местности в верховьях реки и подробные инструкции по добыче.
Кароче, десять граммов рыжья – это полная победа коммунизма для одной,
отдельно взятой группы воинов, состоящей из трёх рыл:
бендеровца-ивано-франковца ефрейтора Ивана Игнатича Баниса (Ибаниса),
москаля-лыткаринца рядового Сержа Поспелова (Поспелыша)
и космополита-бакинца мл. сержанта Родиона Чавчавадзова (Чафча).
До «девятки» отставалось всего ничего – километров пять по прямой,
а до темноты часа три: так что - времени отдохнуть и приговорить ожидающую
своей участи в мешке Ибаниса куриную тушку было более, чем достаточно.
Рассредоточившись по местности воины споренько собрали кучу вполне
подсохших на солнце веток для костра. Ибанис достал из мешка залежавшуюся
там куру и недоверчиво потянул носом:
- Мужики! А она не... того? Три дня в мешке лежит, скотина, кажись – пипец...
Мужики, детально исследовав и обнюхав куру, решили, что некоторое амбре,
конечно, присутствует, но никаких видимых признаков тления на тушке не
обнаружили: ни зелёных разводов, ни синюшных трупных пятен...
Так и порешили – верить глазам своим, а не нюху – чай, не собаки!
Тем более, что сушняк, собраный для костра, не такой уж и «сушняк» -
значит курица будет больше коптицца, чем жарицца, а под дымком уж точно –
ничего постороннего и вредного для аппетита не унюхаешь!
И зашкворчало палёное куриное мясо над дымным костром на берегу стремительно
бегущей реки.
Пока кура проходила термическую обработку, воины предались мечтам и планам:
Ибанис с Поспелышем оттопыривали друг перед другом верхние губы и
наглядно показывали на каких именно резцах будут у них стоять накладные
дембильские фиксы, отлитые каптёрщиком Сырбу из добытого рыжья.
- Две! Максимум! на верхней челюсти, и так, чтобы слева, а не по центру...
эстетствовал Поспелыш.. – а то забронируют себе чурки рот рандольфом так,
что в темноте светятся – смотреть тошно!
- Кочумай, москаль... – благодушно ответствовал Ибанис... – никто более двух
ставить и не собирается... А вот скажи мне, враже, такую вещь: почему слева?
Я думаю, что и справа нехило будет...
Так, под дружескую беседу, разработку планов на следующую ходку,
и курвь подоспела... Принюхавшись, благословили трапезу и вгрызлись:
чав-чав – полусырая, но вкусно пахнущая дымом куриная мякоть исчезала
в пастях... хрусть-хрусть – мелкие косточки дробились под белоснежными
малярами Ибаниса... чав-чав... хрусть-хрусть... и тишина....
чав-чав... хрусть-хрусть...
Карачаи нарисовались из ниоткуда: вот их не было и вот они уже есть -
трое загорелых молодых пастухов... Воины, заглатывая остатки курятины,
вопросительно смотрели на «детей гор»...
Один из карачаёв подошёл к кострищу,
поворошил палкой тлеющие головешки, останки куриного скелета,
заржал чему-то и заговорил:
- Здорово, солдатики! Курочку кушаете, да?
- Кушаем, курочку... А какие проблемы? – поинтересовался Чафча...
- Нет проблем, дорогой! Просто спросить хотел – где курочку брали?
- На складе брали...
- Вах, какой замечательный у вас склад! А откуда вы родом, солдатики?
Вот ты, например? – и карачай заулыбался Ибанису...
- Из Ивано-Франковска... – пробурчал Ибанис...
- Вах! Бендеровец, значит? А ты, солдатик? – заулыбался карачай Поспелышу...
- Из Москвы... – соврал подмосковный Поспелыш.
- Вах! Из Москвы! Столицы нашей Родины! Кремль, Царь-пушка, Царь-колокол!
- Ну, а ты, солдатик? – очередь улыбок завернулась к Чафче...
- Я из Баку...
- Вах! Из Баку?! Правда, из Баку? То-то я смотрю, что ты мне сразу приглянулся!
- У тебя что, родственники в Баку?
- У меня? – чему-то обрадовался карачай... – Да, дорогой, родственники!
Самые дорогие кровные родственники! Слушай, бакинец, мне с тобой поговорить
о родственниках надо, проблема с ними – давай в сторонку отойдём?
Чафча оглядел присутствующих – всё было спокойно как на картинах Шишкина:
Ибанис с Поспелышем доедали курицу, два карачая, присев на корточки чуть в
стороне, мирно улыбались и, казалось, что парят их мысли в каких-то своих,
шмалевых заоблачных далях... Чафча поднялся и спокойно двинулся вслед
за чуть забегающим вперёд, пружинно подпрыгивающим карачаём...
- Чё так далеко идём-то? – поинтересовался Чафча...
- Щас, дорогой, щас... вот за ту скалу зайдём – хочу быть уверенным, что
друзья не услышат, неудобно мне... щас, да, здесь хорошо, да...
Так ты говоришь, что из Баку? – всей улыбкой развернулся к Чафче карачай
и остро-гранённый кулак стремительно полетел в лицо... Ох!
Еле успел отстраниться Чафча и кулак лишь вспорол скулу... Рефлексы
включились, стал отмахиваться, но того наплыва «амока», который часто
спасал Чафчу в сложной жизни «духовского» армейского периода, не пришло:
злости не хватало, лишь грёбаное недоумение – какого хера? Что этому долбанному
карачаю под хвост попало? Трезв был Чафча – сразу смекнул, что карачай,
хоть жилистый и юркий, но тощий... и ростом меньше и руки короче –
подержать его на вытянутых минуты две-три, а там он, допрыгавшись,
зарвётся и на хороший тычок в дыхалку сам сядет. Чафча даже знал,
что будет дальше – когда карачай сложится пополам, то надо будет
хлопнуть изо всей силы ладонями по его ушам, а потом зацепить
за затылок и помочь его носу встретиться с Чафчиной коленкой –
пару раз, не больше, хорошо деморализует противника, проверено.
Эти тактические размышлизмы перекрывались недоумением:
«но какого хера???»... А карачай продолжал танцевать вокруг,
пробуя достать Чафчу то рукой, то ногой...
В углу зрения, чуть позади, промелькнула тень и,
сразу же, почти без интервала, страшный удар в левый бок отбросил
Чафчу на ствол дерева... Царь-Пушка...
Судорожно пытаясь зацепить губами кусок моментально сгустившегося воздуха,
он успел увидеть, как карачай чудесным образом двоился, троился и тут,
что-то разорвалось в голове и мерцающие, оранжевой плазмы шары
закружились хороводом, закружились... и гулко загудел невидимый
Царь-колокол...
А потом шары, образуя овальное окно чуть раздвинулись
и Чафча увидел - очень странно увидел: как будто прижавшись
щекой к земле - треугольный осколок колокола, лежащего не путём,
как ему было положено, рядом с колоколом, а просто валяющийся на земле...
Ещё он успел увидеть две пары ног в сапогах и руку, тянущуюся к осколку...
Рука красиво, с грацией кобры, подняла осколок в воздух и резко
бросилась навстречу Чафче...
Сначала он понял, что темно...
Потом он снова услышал гул... Гудело на одной, низкой басовой ноте,
вибрируя и не прерывась... Потом, вдруг, навалилась боль – раскалывалась голова...
Голова не хотела раскалываться - она хотела стать такой же, какой была, целой...
Затем, сквозь гул и треск боли он услушал голоса – много голосов,
они что-то тараторили на визгливых тонах, не давая понять ни слова –
слишком быстро... И тогда он открыл глаза...
Карачаёв было четверо: трое молодых пастухов и пожилой - с орлиным
клювом, углями глаз под кустами бровей, что-то резко и гортанно кричащий
молодым... И Чафча понял, что голосов, на самом деле, было не много, а один...
Молодые стояли, потупив долу ясны очи и изредка пробуя вставить
своё слово в монолог старшего. Он затыкал их на взлёте и они снова
упирались глазами в в носки сапог. Бросив взгляд в сторону Чафчи старший
заметил, что за ними наблюдают и, в последний раз заклекотав на молодых,
повелительным жестом указал им на лес...
- Что, солдат, живой? Не сдох? Значит, уже не сдохнешь...
Вставай, пошли к воде... Что блеешь, как баран? Встать не можешь?
И, железом пальцев ухватив Чафчу за запястья, карачай поволок тело к реке...
Ледяная вода ударила током – боль не прошла, но плазменные шары,
всё ещё кружившие над Чафчей редким хороводом, сдулись и расстаяли
мгновенно. Появилось острое желание двигаться, шевелиться, чувствовать
тело... Чафча задёргался, перевернулся на живот - впившийся
в ребро острый камень заставил взвыть, затем он встал, мотая головой,
на четвереньки...
- Баран! Точно – баран! - захохотал карачай... – Вижу, что башка у тебя крепкая,
но и везучий ты – три сантиметра влево и в висок бы... Ладно, раз уж ты
живой, то слушай: до части тебе твои друзья помогут дойти – вон они, в кустах
прячутся. Когда в санчасть придёшь – скажешь, что со скалы упал. Если так не
скажешь, то второй раз тебе не повезёт. Всё понял? – Чафча мотнул головой...
- Молодец, живи... - и кургузый серый пиджак пастуха растворился в лесу...
Гудело уже не так сильно, теперь хорошо был слышен шум реки и шлёп
сапог по мелководью...
- Ой бля Чафча слава богу живой а то вдруг эти карачаи долбаные с
места сорвались и в лес побежали а мы и не врубились что они кругом
в твою сторону выйдут за того первого мы и не сомневались что ты один
справишься а потом когда врубились что дело труба надо было золото
хорошенько спрятать а как спрятали то прибежали а у вас уже писец войне и ты
в порядке Поспелыш помоги ему встать а я пока за рыжьём смотаюсь...
И Чафча вцепился зубами в протянутую к нему руку и сдавил челюсти
изо всех оставшихся сил...
- ААА!!! Сука! Ты чё, головой поехал? – и новый жестокий удар обрушился на голову...
– Я же тебе помочь хочу, ссука! Глянь, Ибанис - он, падла, до крови прокусил!
.............................
- Пошли на хер... со своим золотом!!! Пошли на хер, козлы!!!
.............................
- И правда, Поспелыш, пошли... хер с ним, мудаком, сам до части доползёт...
.............................
До «девятки» отставалось всего ничего – километров пять по прямой...
P.S.
Годы спустя, на заре перестройки, когда все печатные и непечатные издания
захлестнули волны «воспоминаний», «документов», «свидетельств очевидцев»
сталинской эпохи, Родиону довелось прочитать в одном из таких опусов,
что депортацией карачаевцев в ноябре 1943 года занималась стрелковая
дивизия НКВД базировшаяся в гор. Баку.
типа - конец армейских историй.