Получить забытый пароль
Энциклопедия / "Неизвестные" бакинцы
Изменить категорию | Все статьи категории
ПАМЯТЬ СЕРДЦА
Я люблю эти старинные, горбатые улочки моего Баку... Спускаешься по ним вниз, к центру города, идешь под нависшими старинными балконами, ажурные решетки которых, сделанные из кованого железа, обвивают виноградные лозы, такие же древние, как и сами здания. А двери здесь, на старинных улочках, инкрустированные, с бронзовыми ручками, пожелтевшие от времени. В одну из таких дверей дома, построенного в 1898 году, что на улице Ш. Азизбекова (бывшая Кецховели), я стучусь и поднимаюсь по старинной деревянной лестнице вверх, на второй этаж, где в скромной квартире живет Дурсун ханум Нагиева — хранительница очага двух знаменитых бакинских кланов начала ХХ века: семьи нефтепромышленника и строителя Мусы Нагиева и нефтебарона, мецената Шамси Асадуллаева. Неспроста я решила написать об этой милой женщине с благородной внешностью и стройной осанкой: 12 июня Дурсун ханум исполнилось 90 лет. Но и не эта дата стала поводом к встрече с ней. Скорее она подтолкнула меня принять решение в преддверии этого юбилея встретиться с Дурсун ханум, побеседовать с ней и записать ее уникальные воспоминания, имеющие источниковедческое значение уже потому, что они достоверны.
Когда она доставала из привлекшей мое внимание старинной, на изогнутых ножках, инкрустированной тумбы такие же уникальные фотографии, документы, письма, бронзовую дверную табличку, я подумала: как это чудесно, что в семьях есть такие женщины, которым суждено (или это от Бога ниспослано?) быть хранителями реликвий своего рода. Из поколения в поколение передают они все то самое ценное, что может раскрыть еще одну страницу истории нашего поистине великого народа: фотографии, предметы обихода, книги, старинную утварь. Ибо понимают, что в семейных реликвиях отражается духовная память времен.
Я выхожу на веранду квартиры Дурсун ханум и смотрю на этот крошечный дворик, где прежде жили только слуги М. Нагиева и Ш. Асадуллаева. Раньше улица Кецховели называлась Верхнеприютская.
Я вспомнила рассказ Зулейхи ханум Вебер — внучки Ш. Асадуллаева — о том, что, когда в 1918 г. в Баку шла армяно-азербайджанская резня, их, детей, прятали именно здесь, в подвалах вот этого самого дома.
Многое помнит этот двор и одна из его обитательниц — Дурсун ханум Нагиева... Но уж лучше все по порядку.
Давным-давно в старом, дореволюционном Баку три знаменитых нефтепромышленника-капиталиста, ведшие свой бизнес с Нобелем и Ротшильдом, — Гаджи Зейналабдин Тагиев, Шамси Асадуллаев и Муса Нагиев решили породниться. Надо отметить, что все они обладали солидным капиталом, недвижимостью, каждый из них имел свой вес не только в Азербайджане, но и в России и за рубежом. Каждый из них прославился своей исключительной благотворительностью, слыл меценатом. И трудно не согласиться с Зулейхой ханум Вебер-Асадуллаевой, которая, вспоминая те времена, гордо говорит: «Благодаря этим трем капиталистам, вложившим свои финансы в благоустройство столицы Азербайджана, Баку сегодня и еще много веков спустя будет покорять своей неординарностью — умелым сочетанием древней восточной архитектуры с евростилем».
И в этом, думается, огромная заслуга нефтепромышленника Ага Мусы Нагиева, который большую часть своего дохода от нефтяного бизнеса вкладывал в сооружение новых, уникальных, с точки зрения истории архитектуры, жилых и других зданий. Можно сказать, это было его хобби, которое занимало все его мысли и не давало покоя, подвигая на создание все новых и новых зданий в любимом Баку.
Здания бывшей «Азнефти» (ныне ГНКАР), больницы им. Семашко (ныне им. М. Нагиева), знаменитое «Исмаиллие» (ныне здание Президиума АН Азербайджана)... Да разве счесть, сколько зданий построил один только Муса Нагиев на свои личные средства?
Когда я посетила могилу Ага Мусы, что на Баладжарском кладбище, то надпись на его надгробии дала понять, почему он с такой скоростью возводил одно здание за другим: «ТикмЃдим ки, ‰зѓм галам, тикдим ки, изим гала» (я не строил для себя, я строил для того, чтобы оставить след в жизни).
Г.З. Тагиев, М. Нагиев и Ш. Асадуллаев — все они думали, конечно же, о своем бессмертии. И можно с уверенностью сказать: они полностью его заслужили своей любовью к родному Баку, своими чаяниями о прогрессе родного народа.
Вот какие мысли, думы овладели мной после знакомства у Зулейхи ханум с Офелией Исмайловой (сотрудницей АН Азербайджана), которая и привела меня к своей матери — Дурсун ханум Нагиевой.
Мы сидели втроем, перебирали письма, документы, уникальные фотографии, которые эта благородная женщина так бережно хранит более полувека, слушали ее воспоминания, проливавшие свет на многие события «давно минувших лет».
У Шамси Асадуллаева было три дочери — Агабаджи (мать Зулейхи Вебер), Хадиджа, Сария и два сына — Мирза и Али. Хадиджу Шамси видал замуж за брата Мусы Нагиева Юсифа, а для сына — Мирзы — взял в жены единственную дочь Ага Мусы Умбиль Баану.
Много лет спустя Хадиджа ханум станет свекровью Дурсун ханум, и из роскошных апартаментов на ул. Торговой переедет в этот самый крошечный домик на Верхнеприютской. И здесь будет рассказывать своей невестке историю своего клана, завещает ей свои фотографии, документы. А пока...
В честь Хадиджи, юной невесты любимого брата Ага Мусы Юсифа, в «Исмаиллие» устроили светский раут. Когда невеста впервые предстала пред очи родственников жениха, по обычаю («адет») Ага Муса подарил ей бриллиантовое колье. Шамси Асадуллаев вынул второе бриллиантовое колье и надел его на шею дочери, мол, мы тоже не лыком шиты. Все знали, что у детей Шамси целая «куча» мамок, нянек, гувернанток, прислуги и что девочки его избалованы, «белоручки», но по-европейски образованы.
Однако в браке Хадиджа оказалась невезучей: в 18 лет она с двумя детьми на руках овдовела. Чтобы капитал не ушел из семьи, Муса решил выдать замуж Хадиджу за племянника — сына другого своего брата Агаали, Мамедтаги.
Мамедтаги также «крутился» в семейном бизнесе — на нефтяных промыслах дяди, что впоследствии ему очень пригодилось...
Роскошные выезды, великолепные дома, европейская еда, отдых на лучших курортах мира, изобилие — все это было их жизнью.
— Каждый выходной день, — вспоминает Дурсун ханум рассказы своей свекрови, — они ходили в «Исмаиллие», где устраивались рауты. Мужчины играли в «рулетку», курили сигары, обсуждали деловые вопросы, а женщины занимались благотворительностью, собирали для неимущих деньги.
Для Хадиджи ханум, как и для других членов клана, одежда заказывалась только европейского стиля. В Москве и Париже у лучших кутюрье уже имелись их готовые мерки, и время от времени, в соответствии с заказом, оттуда привозились самые последние модели.
Но не зря среди бакинцев шла молва о Мусе Нагиеве как о скаредном человеке: он был очень экономным, люто ненавидел, когда деньги пускали на ветер, на «шляпки-тряпки».
— Помнится, Хадиджа ханум рассказывала мне, что маникюр и педикюр им приходили делать домой. А в конце месяца выставлялся счет. Вот тут-то Ага Муса и начинал злиться и ворчать. Он считал, что деньги нужно вкладывать только в дело, только в то, что будет вечным, а не преходящим, — рассказывает Дурсун ханум.
Родство с семьей Мусы Нагиева оказалось несчастливым и для сына Шамси Асадуллаева Мирзы. Во время родов его жены Умбиль-Баану в Баку начались погромы, армяно-азербайджанские волнения. И было решено спрятать роженицу на одном из нефтепромыслов, где она и родила дочь — будущую фотомодель Парижа и подругу академика, писателя-эмигранта Ивана Бунина. При родах Умбиль-Баану умерла, и ее именем нарекли новорожденную.
В то время, когда Шамси Асадуллаев оставил свою первую жену Мейрансу ханум и переехал в Москву с новой, красавицей Марией Петровной, всех беспокоила судьба Мирзы: не повторит ли он путь отца?
Дурсун ханум достает пожелтевшую открытку, которую Мирза послал из Германии своей сестре Хадидже ханум. Из текста этой открытки можно узнать, какой цельной натурой был Мирза Асадуллаев, ставший впоследствии в АДР министром торговли и промышленности, членом первого азербайджанского парламента.
«Дорогая Хаджа ханум! Получил твое письмо. Передай дядъ Муссеъ, что я не думаю здесь оставаться, я здъсь лъчусь и по окончании уеду в Россию. Но только поймите, что в Баку после таких неприятностей оставаться трудно, и гдъ бы-то я ни былъ, буду жить с мамашей и дътьми, а то, что они думают, не беспокойтесь, я не Шамси и таких вещей не сделаю. Еще раз будьте спокойны».
— Когда после установления Советской власти в Азербайджане Мирза Асадуллаев эмигрировал за рубеж, — вспоминает Дурсун ханум, — то он и на чужбине не забывал своих. Из Франции Мирза постоянно посылал деньги в Баку, и Хадиджа ханум получала их в «Торгсине» до тех пор, пока он в 1937 г. не закрылся. Это, видимо, была очень дружная семья, и как жаль, что судьба их всех раскидала по свету...
Советская власть сурово обошлась со «сливками» бакинской аристократии, отобрав у нее все, что только возможно: нефтепромыслы, корабли, заводы, дома, банковские счета, фамильные драгоценности, личные библиотеки, предметы искусства.
В мгновение ока некогда завидная невеста Хадиджа ханум лишилась своей роскошной квартиры из 13 комнат (над магазином «Джыртдан») в центре Баку на бывшей ул. Торговой и была вынуждена перебраться в маленькую простецкую двухкомнатную квартиру без комфорта и санузла на Верхнеприютской, где соседями были их же кучера и прислуга.
Ей разрешили взять несколько вещей из мебели, но она оставила там же огромный, во всю стену, шифоньер с зеркалами, поскольку в ее новом жилье он бы не уместился, захватив лишь пару люстр, эту инкрустированную тумбу с серой мраморной доской и т. п.
К тому времени дочь Хадиджи от первого брака вышла замуж, а сын Садых умер. С мужем и сыном Мурадом от второго брака Хадиджа ханум начала новую жизнь в бедном квартале Баку. На дворе был 1920 год...
Поскольку в жилах Мурада текла кровь двух капиталистов-тружеников — Шамси Асадуллаева и Мусы Нагиева, — то он, так же, как и отец, пошел работать на нефтяные промыслы.
Воистину неисповедимы пути Господни! Некогда богатый «светский лев» Мамедтаги Нагиев, чья жена Хадиджа обладала драгоценностями весом свыше 100 карат, пошел работать при новой власти ... техником по эксплуатации на предприятие «Бухта Ильича». И более того, Дурсун ханум, бережно хранящая все документы мужа и его родителей, показывает мне пожелтевшее удостоверение, выданное профсоюзом нефтяников Таги Нагиеву. За безупречный труд он удостоен (!) звания ударника соцсоревнования «Выполним пятилетку в 4 года!»
Думается, Муса Нагиев не стал бы, образно говоря, «переворачиваться в гробу»: ведь все его потомки оказались такими же тружениками, как и все наши первые капиталисты. Сын Мамедтаги Нагиева, Мурад, также работал на нефтяных промыслах Баку и также в 1932 г. получил удостоверение ударника очередной советской пятилетки, и даже являлся заместителем ответственного редактора газеты НТУ «За нефтяную технику».
Как же свела судьба его и Дурсун ханум?
— Сама я родом из Шамахи, бежали мы в Баку в 1918 году во время армяно-азербайджанской резни, когда мне было 6 лет. Поселились на улице Полухина. Я окончила дошкольный факультет педтехникума. В 1935 году поступила на работу в Наркомпрос. Там и познакомилась с Мурадом Нагиевым.
Это был глубоко образованный, культурнейший молодой человек.
К тому времени он уже окончил Институт нефти и химии, владел шестью языками, т. к. гувернантки у него были англичанки, француженки, немки.
В Наркомпросе Мурад работал и референтом, и переводчиком. Все доклады министру и заместителю министра писал он. Мурад синхронно переводил любые иностранные тексты, и машинистки едва успевали за ним.
Свадьбу сыграли в моей квартире на Полухина. Гостями были моя сверковь Хадиджа ханум, несколько их родственников и наши общие друзья из Наркомпроса. На свадьбу Мурад купил мне на заработанные деньги скромное бриллиантовое колечко.
Вы спрашиваете, как мне жилось в новой семье? Очень хорошо. Мурад был очень вежливым и ласковым человеком. Свекра я не застала: он умер в 1934 г., а свекровь была очень доброжелательная и отзывчивая. Свекровь меня ни разу не обидела. Но однажды, когда я утром собралась на работу, она расстроилась. Я удивилась: с чего бы? А она заметила, что когда еще они жили в своем доме на Торговой, то часто, сидя на балконе с приятельницами, обсуждала, с какой безвкусицей одеты прохожие: сумка одного цвета, обувь — другого, жакет — совсем иного. А теперь вот невестка собственная не в тон оделась.
Вот в такой мягкой форме она корректировала мои недочеты. Хозяйка она была неловкая: моя посуду, она все время пела и постоянно что-то разбивала, и тут же виновато говорила: «Ничего-то я не умею: ни готовить, ни убирать, ведь у меня были гувернантки, бонны». Помнится, ради пирожных, которые свекровь обожала, она продала из дому дорогую люстру. А вот уснуть она не могла, если под вечер не прочтет хоть одной книги на русском языке.
Недолго, совсем недолго длилось семейное cчастье Дурсун ханум. Пятого ноября 1940 г. — свадьба, а спустя два месяца — в январе 1941 г. — Мурада забрали на военные сборы. Первого мая его отпустили домой, а 22 июня началась война. На следующий день пришла повестка. Мурад скрыл это от жены: ведь она уже была в положении. Уходя в военкомат, пообещал ей: «К вечеру вернусь». Но он так и не вернулся.
Молодая, ожидающая первенца женщина со старушкой-свекровью обивала пороги ведомств, чтобы раздобыть для мужа заветную бронь, ведь нефтяников на фронт не посылали. Спустя неделю они ее получили, но в Сальянских казармах им ответили, что уже поздно: поезд с новобранцами из Баладжар отправляется в Россию. Женщины кинулись туда, но, увы...
С тех пор Дурсун ханум не может смотреть фильмы, в которых показывают уходящий в никуда состав...
В 1941 году у Дурсун ханум родилась дочка Офелия. Двенадцать лет молодая женщина ждала мужа... И только когда пришла похоронка на Мурада Нагиева, она перестала надеяться, а спустя некоторое время согласилась, наконец, стать женой другого человека, который был намного старше ее.
Первенец Мурада и Дурсун Нагиевых Офелия выросла, создала свою семью в 18 лет, а сейчас работает в издательстве Академии наук.
12 июня с. г. (2002 - ред.), в день 90-летия со дня рождения Дурсун ханум, я с Офелией ханум, ее младшей дочкой — журналисткой Лалой и правнуком Дурсун ханум — третьеклассником Таги раньше всех пришли поздравить эту замечательную женщину с юбилеем.
И вдруг в старенькой, но уютной квартире на бывшей Верхнеприютской улице раздался междугородный звонок: это из Вены звонила старшая дочка Офелии ханум — Севиндж Исмайлова, выпускница Московского института иностранных языков им. М. Тореза, а ныне — сотрудник посольства Азербайджана в Австрии.
Радости Дурсун ханум не было предела: не забыла внучка про ее юбилей! И подумалось мне: как много хорошего есть в патриархальном воспитании, как прекрасны азербайджанские традиции и обычаи, которые впитываются с материнским молоком таких чистых, глубокопорядочных, интеллигентных, преданных женщин, какой является Дурсун ханум Нагиева, женщин, поддерживающих огонь в священном очаге своего рода, по крупицам собирающих и бережно, с любовью хранящих нашу с вами историю, историю Азербайджана.
Ругия АЛИЕВА.
Source: http://vyshka.azeurotel.com/arxiv/2002/25/5.htm
Нагиева Дурсун ханум - хранительница очага двух бакинских кланов
12.6.1912ПАМЯТЬ СЕРДЦА
Я люблю эти старинные, горбатые улочки моего Баку... Спускаешься по ним вниз, к центру города, идешь под нависшими старинными балконами, ажурные решетки которых, сделанные из кованого железа, обвивают виноградные лозы, такие же древние, как и сами здания. А двери здесь, на старинных улочках, инкрустированные, с бронзовыми ручками, пожелтевшие от времени. В одну из таких дверей дома, построенного в 1898 году, что на улице Ш. Азизбекова (бывшая Кецховели), я стучусь и поднимаюсь по старинной деревянной лестнице вверх, на второй этаж, где в скромной квартире живет Дурсун ханум Нагиева — хранительница очага двух знаменитых бакинских кланов начала ХХ века: семьи нефтепромышленника и строителя Мусы Нагиева и нефтебарона, мецената Шамси Асадуллаева. Неспроста я решила написать об этой милой женщине с благородной внешностью и стройной осанкой: 12 июня Дурсун ханум исполнилось 90 лет. Но и не эта дата стала поводом к встрече с ней. Скорее она подтолкнула меня принять решение в преддверии этого юбилея встретиться с Дурсун ханум, побеседовать с ней и записать ее уникальные воспоминания, имеющие источниковедческое значение уже потому, что они достоверны.
Когда она доставала из привлекшей мое внимание старинной, на изогнутых ножках, инкрустированной тумбы такие же уникальные фотографии, документы, письма, бронзовую дверную табличку, я подумала: как это чудесно, что в семьях есть такие женщины, которым суждено (или это от Бога ниспослано?) быть хранителями реликвий своего рода. Из поколения в поколение передают они все то самое ценное, что может раскрыть еще одну страницу истории нашего поистине великого народа: фотографии, предметы обихода, книги, старинную утварь. Ибо понимают, что в семейных реликвиях отражается духовная память времен.
Я выхожу на веранду квартиры Дурсун ханум и смотрю на этот крошечный дворик, где прежде жили только слуги М. Нагиева и Ш. Асадуллаева. Раньше улица Кецховели называлась Верхнеприютская.
Я вспомнила рассказ Зулейхи ханум Вебер — внучки Ш. Асадуллаева — о том, что, когда в 1918 г. в Баку шла армяно-азербайджанская резня, их, детей, прятали именно здесь, в подвалах вот этого самого дома.
Многое помнит этот двор и одна из его обитательниц — Дурсун ханум Нагиева... Но уж лучше все по порядку.
Давным-давно в старом, дореволюционном Баку три знаменитых нефтепромышленника-капиталиста, ведшие свой бизнес с Нобелем и Ротшильдом, — Гаджи Зейналабдин Тагиев, Шамси Асадуллаев и Муса Нагиев решили породниться. Надо отметить, что все они обладали солидным капиталом, недвижимостью, каждый из них имел свой вес не только в Азербайджане, но и в России и за рубежом. Каждый из них прославился своей исключительной благотворительностью, слыл меценатом. И трудно не согласиться с Зулейхой ханум Вебер-Асадуллаевой, которая, вспоминая те времена, гордо говорит: «Благодаря этим трем капиталистам, вложившим свои финансы в благоустройство столицы Азербайджана, Баку сегодня и еще много веков спустя будет покорять своей неординарностью — умелым сочетанием древней восточной архитектуры с евростилем».
И в этом, думается, огромная заслуга нефтепромышленника Ага Мусы Нагиева, который большую часть своего дохода от нефтяного бизнеса вкладывал в сооружение новых, уникальных, с точки зрения истории архитектуры, жилых и других зданий. Можно сказать, это было его хобби, которое занимало все его мысли и не давало покоя, подвигая на создание все новых и новых зданий в любимом Баку.
Здания бывшей «Азнефти» (ныне ГНКАР), больницы им. Семашко (ныне им. М. Нагиева), знаменитое «Исмаиллие» (ныне здание Президиума АН Азербайджана)... Да разве счесть, сколько зданий построил один только Муса Нагиев на свои личные средства?
Когда я посетила могилу Ага Мусы, что на Баладжарском кладбище, то надпись на его надгробии дала понять, почему он с такой скоростью возводил одно здание за другим: «ТикмЃдим ки, ‰зѓм галам, тикдим ки, изим гала» (я не строил для себя, я строил для того, чтобы оставить след в жизни).
Г.З. Тагиев, М. Нагиев и Ш. Асадуллаев — все они думали, конечно же, о своем бессмертии. И можно с уверенностью сказать: они полностью его заслужили своей любовью к родному Баку, своими чаяниями о прогрессе родного народа.
Вот какие мысли, думы овладели мной после знакомства у Зулейхи ханум с Офелией Исмайловой (сотрудницей АН Азербайджана), которая и привела меня к своей матери — Дурсун ханум Нагиевой.
Мы сидели втроем, перебирали письма, документы, уникальные фотографии, которые эта благородная женщина так бережно хранит более полувека, слушали ее воспоминания, проливавшие свет на многие события «давно минувших лет».
У Шамси Асадуллаева было три дочери — Агабаджи (мать Зулейхи Вебер), Хадиджа, Сария и два сына — Мирза и Али. Хадиджу Шамси видал замуж за брата Мусы Нагиева Юсифа, а для сына — Мирзы — взял в жены единственную дочь Ага Мусы Умбиль Баану.
Много лет спустя Хадиджа ханум станет свекровью Дурсун ханум, и из роскошных апартаментов на ул. Торговой переедет в этот самый крошечный домик на Верхнеприютской. И здесь будет рассказывать своей невестке историю своего клана, завещает ей свои фотографии, документы. А пока...
В честь Хадиджи, юной невесты любимого брата Ага Мусы Юсифа, в «Исмаиллие» устроили светский раут. Когда невеста впервые предстала пред очи родственников жениха, по обычаю («адет») Ага Муса подарил ей бриллиантовое колье. Шамси Асадуллаев вынул второе бриллиантовое колье и надел его на шею дочери, мол, мы тоже не лыком шиты. Все знали, что у детей Шамси целая «куча» мамок, нянек, гувернанток, прислуги и что девочки его избалованы, «белоручки», но по-европейски образованы.
Однако в браке Хадиджа оказалась невезучей: в 18 лет она с двумя детьми на руках овдовела. Чтобы капитал не ушел из семьи, Муса решил выдать замуж Хадиджу за племянника — сына другого своего брата Агаали, Мамедтаги.
Мамедтаги также «крутился» в семейном бизнесе — на нефтяных промыслах дяди, что впоследствии ему очень пригодилось...
Роскошные выезды, великолепные дома, европейская еда, отдых на лучших курортах мира, изобилие — все это было их жизнью.
— Каждый выходной день, — вспоминает Дурсун ханум рассказы своей свекрови, — они ходили в «Исмаиллие», где устраивались рауты. Мужчины играли в «рулетку», курили сигары, обсуждали деловые вопросы, а женщины занимались благотворительностью, собирали для неимущих деньги.
Для Хадиджи ханум, как и для других членов клана, одежда заказывалась только европейского стиля. В Москве и Париже у лучших кутюрье уже имелись их готовые мерки, и время от времени, в соответствии с заказом, оттуда привозились самые последние модели.
Но не зря среди бакинцев шла молва о Мусе Нагиеве как о скаредном человеке: он был очень экономным, люто ненавидел, когда деньги пускали на ветер, на «шляпки-тряпки».
— Помнится, Хадиджа ханум рассказывала мне, что маникюр и педикюр им приходили делать домой. А в конце месяца выставлялся счет. Вот тут-то Ага Муса и начинал злиться и ворчать. Он считал, что деньги нужно вкладывать только в дело, только в то, что будет вечным, а не преходящим, — рассказывает Дурсун ханум.
Родство с семьей Мусы Нагиева оказалось несчастливым и для сына Шамси Асадуллаева Мирзы. Во время родов его жены Умбиль-Баану в Баку начались погромы, армяно-азербайджанские волнения. И было решено спрятать роженицу на одном из нефтепромыслов, где она и родила дочь — будущую фотомодель Парижа и подругу академика, писателя-эмигранта Ивана Бунина. При родах Умбиль-Баану умерла, и ее именем нарекли новорожденную.
В то время, когда Шамси Асадуллаев оставил свою первую жену Мейрансу ханум и переехал в Москву с новой, красавицей Марией Петровной, всех беспокоила судьба Мирзы: не повторит ли он путь отца?
Дурсун ханум достает пожелтевшую открытку, которую Мирза послал из Германии своей сестре Хадидже ханум. Из текста этой открытки можно узнать, какой цельной натурой был Мирза Асадуллаев, ставший впоследствии в АДР министром торговли и промышленности, членом первого азербайджанского парламента.
«Дорогая Хаджа ханум! Получил твое письмо. Передай дядъ Муссеъ, что я не думаю здесь оставаться, я здъсь лъчусь и по окончании уеду в Россию. Но только поймите, что в Баку после таких неприятностей оставаться трудно, и гдъ бы-то я ни былъ, буду жить с мамашей и дътьми, а то, что они думают, не беспокойтесь, я не Шамси и таких вещей не сделаю. Еще раз будьте спокойны».
— Когда после установления Советской власти в Азербайджане Мирза Асадуллаев эмигрировал за рубеж, — вспоминает Дурсун ханум, — то он и на чужбине не забывал своих. Из Франции Мирза постоянно посылал деньги в Баку, и Хадиджа ханум получала их в «Торгсине» до тех пор, пока он в 1937 г. не закрылся. Это, видимо, была очень дружная семья, и как жаль, что судьба их всех раскидала по свету...
Советская власть сурово обошлась со «сливками» бакинской аристократии, отобрав у нее все, что только возможно: нефтепромыслы, корабли, заводы, дома, банковские счета, фамильные драгоценности, личные библиотеки, предметы искусства.
В мгновение ока некогда завидная невеста Хадиджа ханум лишилась своей роскошной квартиры из 13 комнат (над магазином «Джыртдан») в центре Баку на бывшей ул. Торговой и была вынуждена перебраться в маленькую простецкую двухкомнатную квартиру без комфорта и санузла на Верхнеприютской, где соседями были их же кучера и прислуга.
Ей разрешили взять несколько вещей из мебели, но она оставила там же огромный, во всю стену, шифоньер с зеркалами, поскольку в ее новом жилье он бы не уместился, захватив лишь пару люстр, эту инкрустированную тумбу с серой мраморной доской и т. п.
К тому времени дочь Хадиджи от первого брака вышла замуж, а сын Садых умер. С мужем и сыном Мурадом от второго брака Хадиджа ханум начала новую жизнь в бедном квартале Баку. На дворе был 1920 год...
Поскольку в жилах Мурада текла кровь двух капиталистов-тружеников — Шамси Асадуллаева и Мусы Нагиева, — то он, так же, как и отец, пошел работать на нефтяные промыслы.
Воистину неисповедимы пути Господни! Некогда богатый «светский лев» Мамедтаги Нагиев, чья жена Хадиджа обладала драгоценностями весом свыше 100 карат, пошел работать при новой власти ... техником по эксплуатации на предприятие «Бухта Ильича». И более того, Дурсун ханум, бережно хранящая все документы мужа и его родителей, показывает мне пожелтевшее удостоверение, выданное профсоюзом нефтяников Таги Нагиеву. За безупречный труд он удостоен (!) звания ударника соцсоревнования «Выполним пятилетку в 4 года!»
Думается, Муса Нагиев не стал бы, образно говоря, «переворачиваться в гробу»: ведь все его потомки оказались такими же тружениками, как и все наши первые капиталисты. Сын Мамедтаги Нагиева, Мурад, также работал на нефтяных промыслах Баку и также в 1932 г. получил удостоверение ударника очередной советской пятилетки, и даже являлся заместителем ответственного редактора газеты НТУ «За нефтяную технику».
Как же свела судьба его и Дурсун ханум?
— Сама я родом из Шамахи, бежали мы в Баку в 1918 году во время армяно-азербайджанской резни, когда мне было 6 лет. Поселились на улице Полухина. Я окончила дошкольный факультет педтехникума. В 1935 году поступила на работу в Наркомпрос. Там и познакомилась с Мурадом Нагиевым.
Это был глубоко образованный, культурнейший молодой человек.
К тому времени он уже окончил Институт нефти и химии, владел шестью языками, т. к. гувернантки у него были англичанки, француженки, немки.
В Наркомпросе Мурад работал и референтом, и переводчиком. Все доклады министру и заместителю министра писал он. Мурад синхронно переводил любые иностранные тексты, и машинистки едва успевали за ним.
Свадьбу сыграли в моей квартире на Полухина. Гостями были моя сверковь Хадиджа ханум, несколько их родственников и наши общие друзья из Наркомпроса. На свадьбу Мурад купил мне на заработанные деньги скромное бриллиантовое колечко.
Вы спрашиваете, как мне жилось в новой семье? Очень хорошо. Мурад был очень вежливым и ласковым человеком. Свекра я не застала: он умер в 1934 г., а свекровь была очень доброжелательная и отзывчивая. Свекровь меня ни разу не обидела. Но однажды, когда я утром собралась на работу, она расстроилась. Я удивилась: с чего бы? А она заметила, что когда еще они жили в своем доме на Торговой, то часто, сидя на балконе с приятельницами, обсуждала, с какой безвкусицей одеты прохожие: сумка одного цвета, обувь — другого, жакет — совсем иного. А теперь вот невестка собственная не в тон оделась.
Вот в такой мягкой форме она корректировала мои недочеты. Хозяйка она была неловкая: моя посуду, она все время пела и постоянно что-то разбивала, и тут же виновато говорила: «Ничего-то я не умею: ни готовить, ни убирать, ведь у меня были гувернантки, бонны». Помнится, ради пирожных, которые свекровь обожала, она продала из дому дорогую люстру. А вот уснуть она не могла, если под вечер не прочтет хоть одной книги на русском языке.
Недолго, совсем недолго длилось семейное cчастье Дурсун ханум. Пятого ноября 1940 г. — свадьба, а спустя два месяца — в январе 1941 г. — Мурада забрали на военные сборы. Первого мая его отпустили домой, а 22 июня началась война. На следующий день пришла повестка. Мурад скрыл это от жены: ведь она уже была в положении. Уходя в военкомат, пообещал ей: «К вечеру вернусь». Но он так и не вернулся.
Молодая, ожидающая первенца женщина со старушкой-свекровью обивала пороги ведомств, чтобы раздобыть для мужа заветную бронь, ведь нефтяников на фронт не посылали. Спустя неделю они ее получили, но в Сальянских казармах им ответили, что уже поздно: поезд с новобранцами из Баладжар отправляется в Россию. Женщины кинулись туда, но, увы...
С тех пор Дурсун ханум не может смотреть фильмы, в которых показывают уходящий в никуда состав...
В 1941 году у Дурсун ханум родилась дочка Офелия. Двенадцать лет молодая женщина ждала мужа... И только когда пришла похоронка на Мурада Нагиева, она перестала надеяться, а спустя некоторое время согласилась, наконец, стать женой другого человека, который был намного старше ее.
Первенец Мурада и Дурсун Нагиевых Офелия выросла, создала свою семью в 18 лет, а сейчас работает в издательстве Академии наук.
12 июня с. г. (2002 - ред.), в день 90-летия со дня рождения Дурсун ханум, я с Офелией ханум, ее младшей дочкой — журналисткой Лалой и правнуком Дурсун ханум — третьеклассником Таги раньше всех пришли поздравить эту замечательную женщину с юбилеем.
И вдруг в старенькой, но уютной квартире на бывшей Верхнеприютской улице раздался междугородный звонок: это из Вены звонила старшая дочка Офелии ханум — Севиндж Исмайлова, выпускница Московского института иностранных языков им. М. Тореза, а ныне — сотрудник посольства Азербайджана в Австрии.
Радости Дурсун ханум не было предела: не забыла внучка про ее юбилей! И подумалось мне: как много хорошего есть в патриархальном воспитании, как прекрасны азербайджанские традиции и обычаи, которые впитываются с материнским молоком таких чистых, глубокопорядочных, интеллигентных, преданных женщин, какой является Дурсун ханум Нагиева, женщин, поддерживающих огонь в священном очаге своего рода, по крупицам собирающих и бережно, с любовью хранящих нашу с вами историю, историю Азербайджана.
Ругия АЛИЕВА.
Source: http://vyshka.azeurotel.com/arxiv/2002/25/5.htm
загрузка