Получить забытый пароль
Энциклопедия / "Неизвестные" бакинцы
Изменить категорию | Все статьи категории
Андрей родился в Баку в семье профессиональных педагогов-балетмейстеров народного танца. Но вопреки распространенному мнению о том, что дети танцовщиков учатся искусству балета с пеленок, начал заниматься хореографией достаточно поздно. Родители не давили на сына в выборе увлечений.
По переезде семьи в Минск он пробовал себя и в плавании, и в дзюдо, и в спортивной гимнастике, оставаясь при этом обычным дворовым мальчишкой. Не выдержала бабушка, решив, в конце концов, "окультурить" внука, и присмотрела для него в духе семейных традиций ансамбль народного танца при местном дворце культуры.
В четырнадцать лет Андрей поступил на народно-характерное отделение хореографического училища. Но неожиданно отделение расформировали и "народников" распределили… по классическим классам. Так началось его обучение профессиональному балету. Первым педагогом Андрея был А.Н. Борисов, чуть позже его сменил выходец из ленинградской школы, ученик С.Ш.Каплана В.Е. Глинских, который и довел класс до выпуска.
Учение давалось Андрею легко. Ему, обладателю высокого прыжка и, отменной координации, ничего не стоило догнать, а впоследствии и перегнать сверстников. Единственной проблемой был небольшой рост, заставлявший его обладателя все больше и больше оттачивать мастерство в стремлении доказать себе и окружающим, что идеальные пропорции танцовщика не всегда являются главным критерием его сценичности. История хранит немало драм балетных артистов, не достигших из-за роста положения премьеров. Тот же легендарный Николай Зубковский, обладатель огромного прыжка и всех мыслимых достоинств классического танцовщика, был вынужден довольствоваться ролями второго плана…
Когда время подошло к выпуску из училища, Андрей по совету отца поехал просматриваться в Москву. Но столица встретила юношу отчужденно и недружелюбно. В труппу Касаткиной и Василева не взяли, как и в музыкальный театр Станиславского, труппы Гордеева, Усманова, Шкилько, Детский театр Сац... Все, будто сговорившись, твердили про невысокий рост и сожалели об отсутствии прописки.
Любой другой на его месте уехал обратно в Минск, но Андрей отправился в Ленинград, где дерзко и, можно сказать, даже безрассудно направил свои стопы в Кировский театр.
Это потом, спустя десятилетие, театр распахнет для него свои двери, а тогда ему чопорно на дверь указали. Не думая сдаваться, настырный минчанин осчастливил своим появлением Бориса Эйфмана: откуда же ему было знать про страсть хореографа к высоким исполнителям? Не пришелся ко двору он и Малому Оперному театру: получил отказ, даже не встретившись с Н.Н. Боярчиковым… В этой безнадежной, казалось бы, ситуации незадачливый "отказник" направился в труппу "Хореографические миниатюры" Л.В.Якобсона (к тому времени – Академический Театр балета). Можно представить удивление и радость юноши, когда после показа классического урока и пары вариаций руководитель труппы А.А.Макаров объявил, что берет его в свой коллектив, да еще и на сольный репертуар! Хотя в последнем не было ничего удивительного, просто Андрей еще не знал, что попал в труппу, изначально созданную Л. Якобсоном как театр солистов.
Первое время работа в хореографической труппе давалась Андрею тяжело. Сказывалось все – незнакомый город, отсутствие нормального жилья, новое окружение. Но неожиданной наградой было предложение Макарова поехать на пермский конкурс "Арабеск". Подготовиться помог педагог В.И.Иванов, выучивший с ним классические вариации Принца-Щелкунчика и Солора, и отец, поставивший сыну современный номер "Человек, метущийся по земле". Началу конкурсанта-дебютанта можно было позавидовать – Андрей уверенно вышел к финишу, завоевав вторую премию, когда первую не дали вовсе. Соревнования последовали одно за другим, но вершинами конкурсной карьеры стали Хельсинки-1995, где Андрей, завоевал золото, и Киев-1996, принесший ему Grand prix.
В Киеве он, уже прослывший рекордсменом танцевальной техники, покорил всех и способностью к перевоплощению, умением свободно говорить на другом, отличном от классического, танцевальном языке. Виртуозно исполнив классические вариации, он преобразился в совершенно иное существо, живущее по законам танца модерн в метафорическом номере В. Попкова "Сны дождя" на музыку Ж.-М. Жарра.
…Гибкая мужская фигура в белом словно подчинялась какому-то древнему и оттого непонятному ритуалу. Каждое движение было наполнено упругой силой, подтверждающей стихийность его природы. Подобно шаману, призывающему спасительный ливень, он осторожно вслушивался в каждый свой жест, стремясь к единению с водной стихией, чтобы, став ее частью, разбиться о жаждущую влаги сухую землю. И в то же время он был нереальным, будто сотканным из самого дождя видением, для которого танец естествен как дыхание.
Победы на конкурсах чередовались с работой в труппе Макарова, где постепенно Андрей стал ведущим танцовщиком. Здесь якобсоновский репертуар соседствовал с классикой, что позволяло развиваться в двух направлениях – классическом и гротесковом. Исполнив Папашу в "Клопе", Иванов открыл в себе способности к хореографическому юмору. Роли с яркими характерами позволили ему переосмыслить себя как танцовщика. Он рискнул станцевать "Вестриса", когда-то поставленного Якобсоном на Михаила Барышникова. И не заставил пожалеть о том даже тех, кто видел первого исполнителя.
Его Вестрис, словно сошедший с портрета великого танцовщика, поражает виртуозностью и артистизмом. Ловко меняя маски, Иванов перевоплощается то в страдающего юношу, то в дряхлого старца, то в пылкого героя, то в гротескового шута, горько смеющегося над самим собой. Каждый жест, каждый мимический нюанс органичен: будь то воздетая в мольбе рука или открытый в беззвучном крике рот.
Труппа, в которой работал Андрей и в которой каждый был на счету, предоставляла ему огромные возможности для творческого роста, ведь здесь он исполнял партии, которые в академическом театре ему вряд ли бы дали.
Так, станцевав в 1993 году Альберта в "Жизели", он доказал свое право на эту роль. Поэтичный и искренне любящий Жизель, герой Иванова не притворяется простым крестьянином, а по-настоящему хочет им стать, словно только здесь, среди цветущих ромашек, возле маленького домика в лесу он может быть счастлив. Его выход во втором акте полон настоящей скорби, он приходит на могильный холм не для того, чтобы лить слезы, но чтобы остаться рядом с возлюбленной, подобно шекспировскому Ромео.
После долгих лет работы в труппе "миниатюр", где он перетанцевал практически все сольные партии в балетах и большинство концертных номеров ("Шопениана", "Шурале", "Клоп", "Спартак", "Экзерсис XX", "Вестрис", "Вечный идол" и др.), Андрей все чаще он стал задумываться о будущем. К перемене судьбы подтолкнуло и трагическое событие – в 2001 году на гастролях в Англии Андрей узнал о смерти Аскольда Макарова. Вернувшись, танцовщик не смог продолжить работу в осиротевшей труппе.
Время словно повернулось вспять: он опять стоял перед дверью Мариинского театра. Только теперь уже не безвестным выпускником провинциального училища, а сформировавшимся танцовщиком с полным списком заслуг и регалий. Сделав столь крутой поворот в своей творческой судьбе, он не ждал и не просил милости от надменного "императорского" театра. Он вернулся словно блудный сын, осознав, что готов ради этого дома, ради Мариинской сцены променять корону премьера на колпак шута да золотую личину божка из "Баядерки"
Сегодня Андрей Иванов в Мариинском театре – ведущий артист второго плана. Кто еще без усилий может повторить прыжок Барышникова через стол в балете "Юноша и смерть" или заставить невольно сомневаться, не используется ли невидимый батут во вставной вариации из "Жизели"? Когда еще было, чтобы завсегдатаи театра шли смотреть в "Лебедином озере" не Принца или Одетту, а… Шута? Иванов превратил последнего в фигуру поистине феерическую.
Было бы преждевременно строить прогнозы по поводу дальнейшего творчества Андрея, но ясно одно: в историю он войдет звездой Мариинского театра.
АЛЕНА КОРЧАГИНА
© TBS
Source: http://www.russianballet.ru/line/line2004/line06_04.htm
Иванов Андрей- звезда Мариинского балета.
Такая роль-отражение есть и в послужном списке одаренного петербургского танцовщика, солиста Мариинского театра Андрея Иванова. Ее подарил ему балет Баланчина "Блудный сын". Попасть в характер библейского героя – с одной стороны притчевого, а с другой – вечно современного, дано далеко не каждому. На Иванова роль Блудного сына легла так, как ложится сшитое по индивидуальному заказу дорогое платье. Герой Иванова уходит из отчего дома не в поисках легких побед, не из любопытства. Скорее, наоборот, он стремится навстречу трудностям и жаждет опасности, так что его прыжок через забор родительского дома подобен захватывающему дух прыжку в бездну. В окружении мнимых друзей он ведет себя как завоеватель на неисследованной земле. Его амбиции велики, но сердце открыто для всего нового, пугающе неизвестного и манящего. А ведь и Андрей в своей жизни не однажды ощущал себя блудным сыном. Юным он покинул родительский дом, зрелым артистом – привычное место работы, чтобы в новой среде, в борьбе с обстоятельствами показать всему миру на что способен и завершить свое “пике” через пропасть, отделявшую его от Мариинской сцены, триумфом и признанием.Андрей родился в Баку в семье профессиональных педагогов-балетмейстеров народного танца. Но вопреки распространенному мнению о том, что дети танцовщиков учатся искусству балета с пеленок, начал заниматься хореографией достаточно поздно. Родители не давили на сына в выборе увлечений.
По переезде семьи в Минск он пробовал себя и в плавании, и в дзюдо, и в спортивной гимнастике, оставаясь при этом обычным дворовым мальчишкой. Не выдержала бабушка, решив, в конце концов, "окультурить" внука, и присмотрела для него в духе семейных традиций ансамбль народного танца при местном дворце культуры.
В четырнадцать лет Андрей поступил на народно-характерное отделение хореографического училища. Но неожиданно отделение расформировали и "народников" распределили… по классическим классам. Так началось его обучение профессиональному балету. Первым педагогом Андрея был А.Н. Борисов, чуть позже его сменил выходец из ленинградской школы, ученик С.Ш.Каплана В.Е. Глинских, который и довел класс до выпуска.
Учение давалось Андрею легко. Ему, обладателю высокого прыжка и, отменной координации, ничего не стоило догнать, а впоследствии и перегнать сверстников. Единственной проблемой был небольшой рост, заставлявший его обладателя все больше и больше оттачивать мастерство в стремлении доказать себе и окружающим, что идеальные пропорции танцовщика не всегда являются главным критерием его сценичности. История хранит немало драм балетных артистов, не достигших из-за роста положения премьеров. Тот же легендарный Николай Зубковский, обладатель огромного прыжка и всех мыслимых достоинств классического танцовщика, был вынужден довольствоваться ролями второго плана…
Когда время подошло к выпуску из училища, Андрей по совету отца поехал просматриваться в Москву. Но столица встретила юношу отчужденно и недружелюбно. В труппу Касаткиной и Василева не взяли, как и в музыкальный театр Станиславского, труппы Гордеева, Усманова, Шкилько, Детский театр Сац... Все, будто сговорившись, твердили про невысокий рост и сожалели об отсутствии прописки.
Любой другой на его месте уехал обратно в Минск, но Андрей отправился в Ленинград, где дерзко и, можно сказать, даже безрассудно направил свои стопы в Кировский театр.
Это потом, спустя десятилетие, театр распахнет для него свои двери, а тогда ему чопорно на дверь указали. Не думая сдаваться, настырный минчанин осчастливил своим появлением Бориса Эйфмана: откуда же ему было знать про страсть хореографа к высоким исполнителям? Не пришелся ко двору он и Малому Оперному театру: получил отказ, даже не встретившись с Н.Н. Боярчиковым… В этой безнадежной, казалось бы, ситуации незадачливый "отказник" направился в труппу "Хореографические миниатюры" Л.В.Якобсона (к тому времени – Академический Театр балета). Можно представить удивление и радость юноши, когда после показа классического урока и пары вариаций руководитель труппы А.А.Макаров объявил, что берет его в свой коллектив, да еще и на сольный репертуар! Хотя в последнем не было ничего удивительного, просто Андрей еще не знал, что попал в труппу, изначально созданную Л. Якобсоном как театр солистов.
Первое время работа в хореографической труппе давалась Андрею тяжело. Сказывалось все – незнакомый город, отсутствие нормального жилья, новое окружение. Но неожиданной наградой было предложение Макарова поехать на пермский конкурс "Арабеск". Подготовиться помог педагог В.И.Иванов, выучивший с ним классические вариации Принца-Щелкунчика и Солора, и отец, поставивший сыну современный номер "Человек, метущийся по земле". Началу конкурсанта-дебютанта можно было позавидовать – Андрей уверенно вышел к финишу, завоевав вторую премию, когда первую не дали вовсе. Соревнования последовали одно за другим, но вершинами конкурсной карьеры стали Хельсинки-1995, где Андрей, завоевал золото, и Киев-1996, принесший ему Grand prix.
В Киеве он, уже прослывший рекордсменом танцевальной техники, покорил всех и способностью к перевоплощению, умением свободно говорить на другом, отличном от классического, танцевальном языке. Виртуозно исполнив классические вариации, он преобразился в совершенно иное существо, живущее по законам танца модерн в метафорическом номере В. Попкова "Сны дождя" на музыку Ж.-М. Жарра.
…Гибкая мужская фигура в белом словно подчинялась какому-то древнему и оттого непонятному ритуалу. Каждое движение было наполнено упругой силой, подтверждающей стихийность его природы. Подобно шаману, призывающему спасительный ливень, он осторожно вслушивался в каждый свой жест, стремясь к единению с водной стихией, чтобы, став ее частью, разбиться о жаждущую влаги сухую землю. И в то же время он был нереальным, будто сотканным из самого дождя видением, для которого танец естествен как дыхание.
Победы на конкурсах чередовались с работой в труппе Макарова, где постепенно Андрей стал ведущим танцовщиком. Здесь якобсоновский репертуар соседствовал с классикой, что позволяло развиваться в двух направлениях – классическом и гротесковом. Исполнив Папашу в "Клопе", Иванов открыл в себе способности к хореографическому юмору. Роли с яркими характерами позволили ему переосмыслить себя как танцовщика. Он рискнул станцевать "Вестриса", когда-то поставленного Якобсоном на Михаила Барышникова. И не заставил пожалеть о том даже тех, кто видел первого исполнителя.
Его Вестрис, словно сошедший с портрета великого танцовщика, поражает виртуозностью и артистизмом. Ловко меняя маски, Иванов перевоплощается то в страдающего юношу, то в дряхлого старца, то в пылкого героя, то в гротескового шута, горько смеющегося над самим собой. Каждый жест, каждый мимический нюанс органичен: будь то воздетая в мольбе рука или открытый в беззвучном крике рот.
Труппа, в которой работал Андрей и в которой каждый был на счету, предоставляла ему огромные возможности для творческого роста, ведь здесь он исполнял партии, которые в академическом театре ему вряд ли бы дали.
Так, станцевав в 1993 году Альберта в "Жизели", он доказал свое право на эту роль. Поэтичный и искренне любящий Жизель, герой Иванова не притворяется простым крестьянином, а по-настоящему хочет им стать, словно только здесь, среди цветущих ромашек, возле маленького домика в лесу он может быть счастлив. Его выход во втором акте полон настоящей скорби, он приходит на могильный холм не для того, чтобы лить слезы, но чтобы остаться рядом с возлюбленной, подобно шекспировскому Ромео.
После долгих лет работы в труппе "миниатюр", где он перетанцевал практически все сольные партии в балетах и большинство концертных номеров ("Шопениана", "Шурале", "Клоп", "Спартак", "Экзерсис XX", "Вестрис", "Вечный идол" и др.), Андрей все чаще он стал задумываться о будущем. К перемене судьбы подтолкнуло и трагическое событие – в 2001 году на гастролях в Англии Андрей узнал о смерти Аскольда Макарова. Вернувшись, танцовщик не смог продолжить работу в осиротевшей труппе.
Время словно повернулось вспять: он опять стоял перед дверью Мариинского театра. Только теперь уже не безвестным выпускником провинциального училища, а сформировавшимся танцовщиком с полным списком заслуг и регалий. Сделав столь крутой поворот в своей творческой судьбе, он не ждал и не просил милости от надменного "императорского" театра. Он вернулся словно блудный сын, осознав, что готов ради этого дома, ради Мариинской сцены променять корону премьера на колпак шута да золотую личину божка из "Баядерки"
Сегодня Андрей Иванов в Мариинском театре – ведущий артист второго плана. Кто еще без усилий может повторить прыжок Барышникова через стол в балете "Юноша и смерть" или заставить невольно сомневаться, не используется ли невидимый батут во вставной вариации из "Жизели"? Когда еще было, чтобы завсегдатаи театра шли смотреть в "Лебедином озере" не Принца или Одетту, а… Шута? Иванов превратил последнего в фигуру поистине феерическую.
Было бы преждевременно строить прогнозы по поводу дальнейшего творчества Андрея, но ясно одно: в историю он войдет звездой Мариинского театра.
АЛЕНА КОРЧАГИНА
© TBS
Source: http://www.russianballet.ru/line/line2004/line06_04.htm
загрузка