Получить забытый пароль
Энциклопедия / "Неизвестные" бакинцы
Изменить категорию | Все статьи категории
Перцовский Марк Наумович
Высокий, худой, с гордо посаженной головой и «фирменной», доброй, чуть лукавой с легкой грустинкой улыбкой Перцовский не только всем своим обликом напоминал главного героя легендарного романа Сервантеса.
Рыцарским, поистине «донкихотовским» было, прежде всего, отношение Марка Наумовичу к искусству, которому он отдал семьдесят лет своей содержательной, достаточно долгой, в меру бродячей жизни.
Ведь родился будущий артист в Харькове, 9 сентября 1906.
Трудовой путь начал в Тбилиси в 1922 году.
Азы актерского ремесла постигал в Москве в 1926-27 в Студии Юрия Завадского.
Пять лет, с 1927 по 1932 провел в Баку, играя в Театре рабочей молодежи и Рабочем театре под руководством Сергея Майорова.
В 1932 его и актрису Антонину Богданову начальник Центрального театра Красной Армии Владимир Месхетели, пригласил в Москву, в труппу ЦТКА (с 1952 — ЦТСА, с 1993 — ЦАТРА), где Марк Наумович «задержался» до конца своих дней, разделив с этим театральным домом все перипетии его непростой биографии.
В годы Великой Отечественной войны принимал участие в деятельности фронтовых концертных бригад, с гастрольными поездками исколесил в свое время чуть ли не весь бывший Советский Союз, будучи занятым в громких и не очень спектаклях Театра Армии.
Правда, в ролях далеко не главных и отнюдь не героических, а преимущественно небольших и характерных, порой, и вовсе гротесковых. И это полностью отвечало актерской природе Перцовского.
Да и фамилия Марка Наумовича и его своеобразная, при любом гриме узнаваемая внешность сами по себе обязывали к остроте сценического существования.
Но и о человеческом «фундаменте» роли артист никогда не забывал. Поэтому всякие, даже, на первый взгляд, не слишком подробно выписанные автором образы (подобно Бодаеву из «Леса» А. Н. Островского, поставленного в 1978 Владимиром Мотылем) или явно отрицательные персонажи (вроде Старого бродяги из «Солдата и Евы» Е. Борисовой; режиссер — Андрей Попов, 1964 или Барона Реньяра из спектакля «Тот, кто получает пощечины» Л. Андреева, постановка Марии Кнебель и Александра Бурдонского, 1972) обретали у него живое дыхание.
То же самое в значительной степени относилось и к совсем крохотным по объему ролям Перцовского.
Вспомнить хотя бы его Старика в шекспировском «Макбете» (режиссер-постановщик — Ион Унгуряну, 1986). Он появлялся перед нами всего на несколько минут. Негромким, но внятным голосом произносил свои реплики И — удалялся, словно растворяясь в воздухе. А мы продолжали ощущать присутствие в пространстве спектакля этого загадочного существа, оказавшегося неким материальным воплощением вселенской мудрости. Казалось, что в «Макбете» Перцовскому и играть-то ничего не приходилось. Он просто был этим, немало повидавшим на своем веку Стариком и все.
Однако, достигнув весьма почтенного возраста, Марк Наумович не потерял ни капли своего тонкого чувства юмора, ни тяги к сценическому озорству. Доказательство тому — Дедушка, которого согласно сюжету «брал» из какого-то приюта, фактически «напрокат» самозваный «полковник» Леонида Папагатто из спектакля «Моя профессия — синьор из общества» Дж. Скарначчи и Р. Тарабузи (постановка Павла Хомского, 1982).
Для убедительной иллюстрации царящей в его жилище вопиющей бедности более подходящего «экземпляра», чем Дедушка-Перцовский Леонида вряд ли удалось бы найти. Но, несмотря на свой жалкий облик и присущую старости беззащитность, этот Дедушка был еще и уморительно смешон.
В присутствии состоящей из потенциальных благотворителей комиссии он пел, когда у него заканчивалась жевательная резинка, и плакал, стоило только кому-нибудь прикоснуться к его заношенной едва ли не до дыр, но при этом украшенной залихватским пером шапочке.
А в сцене ночного переполоха Дедушка-Перцовский с готовностью переваливался из инвалидного кресла в кровать Матильды — перепуганной насмерть сестры предприимчивого хозяина дома.
Надо ли говорить, что публика была от Дедушки - Перцовского в восторге.
А билетеры с удовольствием рассказывали, как, покидая стены театра, редко кто из зрителей их не спрашивал: «Из какой больницы вывезли этого Деда?».
И приходится только сожалеть, о том, что «Мою профессию…», а вместе с ним одно из самых интересных актерских созданий Перцовского, не запечатлели на пленку.
Обаятельному, хитроумному слуге Альдемаро — Белардо из «Учителя танцев» Лопе де Вега (в режиссуре Владимира Канцеля, 1946) и Гортензио — незадачливому соискателю руки прекрасной и «кроткой» Бьянки из «Укрощения строптивой» В. Шекспира (постановка Алексея Попова, 1935) в этом смысле повезло больше.
На основе данных спектаклей соответственно Татьяной Лукашевич и Сергеем Колосовым были в 1952 и 1961 сделаны одноименные фильмы. В результате чего Белардо и Гортензио украсили не только театральный, но и кино-репертуар Марка Наумовича, в котором выразительные эпизоды чередовались с заметными ролями.
Так, в «Секретной миссии» (1950) у Михаила Ромма он сыграл Кальтенбруннера, в ленте Михаила Калика «До свидания, мальчики!» (1966) — отца Саши Кригера, в «Глинке» (режиссер — Лео Арнштам, 1947) — Дирижера.
Роль дирижера Ореста Добросельского была доверена Перцовскому и в «Ленинградской симфонии» (режиссер — Захар Аграненко, 1957).
Последняя явилась самым крупным кинематографическим достижением Перцовского, сумевшего провести свою «партию» сдержанно, чрезвычайно благородно, на полутонах.
Многое за этого Дирижера «договаривал» «крупный план» артиста, глядя на скорбное и одновременно просветленно- торжественное лицо которого можно было невольно проникнуться исключительностью и величием момента.
Особенно в финале фильма, когда оркестр под руководством Добросельского-Перцовского впервые, да еще в экстремальных условиях блокадного города исполнял знаменитую Седьмую симфонию Дмитрия Шостаковича….
Пересматривая этот фильм сегодня, не устаешь сетовать на то, что столь масштабных, мощных по своему духовному посылу ролей судьба больше Перцовскому не предлагала. Ни в кино, ни в театре.
Но Марк Наумович старался не жаловаться на свою участь, прикрывая извечной иронией тоску по серьезной работе.
С невозмутимым достоинством он выходил на подмостки родного Театра Армии в уже не раз играных ролях и юбилеях своих собратьев по творческому цеху, умудряясь никому из них не завидовать, а наоборот искренне радоваться их успехам.
Чуткий и внимательный человек, наблюдательный зритель, Перцовский отличался собственной не зависящей от мнений окружающих личностной позицией. И ее, к слову сказать, уважали все: и коллеги Марка Наумовича, и так называемые технари — с ними, кстати, Перцовский общался на удивление приветливо, без снобизма, как правило, присущего представителям актерской братии.
А еще Марка Наумовича почти до слез трогало, когда кто-нибудь проявлял любопытство к летописи отечественного драматического искусства, о ключевых событиях которой Перцовский знал не понаслышке.
И тут он способен был выступить в качестве подлинного просветителя, одолжив «на ночь» сборник воспоминаний о Соломоне Михоэлсе или «самиздатовские» мемуары Тамары Цулукидзе — вдовы Сандро Ахметели…
В общем, был Марк Наумович настоящим интеллигентом, чье терпение было частично-таки вознаграждено театром. И в день празднования своего восьмидесятилетия он исполнил в спектакле «Осенняя история» по пьесе А. Николаи «Железный класс» роль Пальи, в трактовке Перцовского походившего на большого, капризного, весьма эгоистичного ребенка.
Марк Наумович, как и его партнеры — Валериан Калинин (Бока) и Ирина Солдатова (Амбра) завоевали симпатию публики.
Но, выпущенную вне плана, «Осеннюю историю» (режиссер — Елена Медведева), к сожалению, в афишу не включили. И роль Пальи так и осталась вдохновенным «эскизом» артиста.
Осенью 1992 Театр Армии готовился отметить шестидесятую годовщину служения Марка Перцовского армейскому коллективу. Было задумано, что сначала виновник торжества сыграет свою коронную роль — Дедушку в «Моей профессии…», а затем будет принимать поздравления.
Но, увы, праздник не состоялся. А через полгода, 1 марта 1993 артиста не стало.
С тех пор прошло уже четырнадцать лет. Те, кто при Перцовском были представителями среднего поколения, незаметно подобрались к когорте старейшин. Перешла в другую «весовую категорию» и тогдашняя молодежь. Появился целый ряд новых, талантливых индивидуальностей. Но место, которое принадлежало Марку Наумовичу Перцовскому, по-прежнему, вакантно.
Майя Фолкинштейн, «Страстной бульвар» №1 (101) за 2007 год
Перцовский Марк Наумович - актер
9.9.1906 - 1.3.1993Перцовский Марк Наумович
Высокий, худой, с гордо посаженной головой и «фирменной», доброй, чуть лукавой с легкой грустинкой улыбкой Перцовский не только всем своим обликом напоминал главного героя легендарного романа Сервантеса.
Рыцарским, поистине «донкихотовским» было, прежде всего, отношение Марка Наумовичу к искусству, которому он отдал семьдесят лет своей содержательной, достаточно долгой, в меру бродячей жизни.
Ведь родился будущий артист в Харькове, 9 сентября 1906.
Трудовой путь начал в Тбилиси в 1922 году.
Азы актерского ремесла постигал в Москве в 1926-27 в Студии Юрия Завадского.
Пять лет, с 1927 по 1932 провел в Баку, играя в Театре рабочей молодежи и Рабочем театре под руководством Сергея Майорова.
В 1932 его и актрису Антонину Богданову начальник Центрального театра Красной Армии Владимир Месхетели, пригласил в Москву, в труппу ЦТКА (с 1952 — ЦТСА, с 1993 — ЦАТРА), где Марк Наумович «задержался» до конца своих дней, разделив с этим театральным домом все перипетии его непростой биографии.
В годы Великой Отечественной войны принимал участие в деятельности фронтовых концертных бригад, с гастрольными поездками исколесил в свое время чуть ли не весь бывший Советский Союз, будучи занятым в громких и не очень спектаклях Театра Армии.
Правда, в ролях далеко не главных и отнюдь не героических, а преимущественно небольших и характерных, порой, и вовсе гротесковых. И это полностью отвечало актерской природе Перцовского.
Да и фамилия Марка Наумовича и его своеобразная, при любом гриме узнаваемая внешность сами по себе обязывали к остроте сценического существования.
Но и о человеческом «фундаменте» роли артист никогда не забывал. Поэтому всякие, даже, на первый взгляд, не слишком подробно выписанные автором образы (подобно Бодаеву из «Леса» А. Н. Островского, поставленного в 1978 Владимиром Мотылем) или явно отрицательные персонажи (вроде Старого бродяги из «Солдата и Евы» Е. Борисовой; режиссер — Андрей Попов, 1964 или Барона Реньяра из спектакля «Тот, кто получает пощечины» Л. Андреева, постановка Марии Кнебель и Александра Бурдонского, 1972) обретали у него живое дыхание.
То же самое в значительной степени относилось и к совсем крохотным по объему ролям Перцовского.
Вспомнить хотя бы его Старика в шекспировском «Макбете» (режиссер-постановщик — Ион Унгуряну, 1986). Он появлялся перед нами всего на несколько минут. Негромким, но внятным голосом произносил свои реплики И — удалялся, словно растворяясь в воздухе. А мы продолжали ощущать присутствие в пространстве спектакля этого загадочного существа, оказавшегося неким материальным воплощением вселенской мудрости. Казалось, что в «Макбете» Перцовскому и играть-то ничего не приходилось. Он просто был этим, немало повидавшим на своем веку Стариком и все.
Однако, достигнув весьма почтенного возраста, Марк Наумович не потерял ни капли своего тонкого чувства юмора, ни тяги к сценическому озорству. Доказательство тому — Дедушка, которого согласно сюжету «брал» из какого-то приюта, фактически «напрокат» самозваный «полковник» Леонида Папагатто из спектакля «Моя профессия — синьор из общества» Дж. Скарначчи и Р. Тарабузи (постановка Павла Хомского, 1982).
Для убедительной иллюстрации царящей в его жилище вопиющей бедности более подходящего «экземпляра», чем Дедушка-Перцовский Леонида вряд ли удалось бы найти. Но, несмотря на свой жалкий облик и присущую старости беззащитность, этот Дедушка был еще и уморительно смешон.
В присутствии состоящей из потенциальных благотворителей комиссии он пел, когда у него заканчивалась жевательная резинка, и плакал, стоило только кому-нибудь прикоснуться к его заношенной едва ли не до дыр, но при этом украшенной залихватским пером шапочке.
А в сцене ночного переполоха Дедушка-Перцовский с готовностью переваливался из инвалидного кресла в кровать Матильды — перепуганной насмерть сестры предприимчивого хозяина дома.
Надо ли говорить, что публика была от Дедушки - Перцовского в восторге.
А билетеры с удовольствием рассказывали, как, покидая стены театра, редко кто из зрителей их не спрашивал: «Из какой больницы вывезли этого Деда?».
И приходится только сожалеть, о том, что «Мою профессию…», а вместе с ним одно из самых интересных актерских созданий Перцовского, не запечатлели на пленку.
Обаятельному, хитроумному слуге Альдемаро — Белардо из «Учителя танцев» Лопе де Вега (в режиссуре Владимира Канцеля, 1946) и Гортензио — незадачливому соискателю руки прекрасной и «кроткой» Бьянки из «Укрощения строптивой» В. Шекспира (постановка Алексея Попова, 1935) в этом смысле повезло больше.
На основе данных спектаклей соответственно Татьяной Лукашевич и Сергеем Колосовым были в 1952 и 1961 сделаны одноименные фильмы. В результате чего Белардо и Гортензио украсили не только театральный, но и кино-репертуар Марка Наумовича, в котором выразительные эпизоды чередовались с заметными ролями.
Так, в «Секретной миссии» (1950) у Михаила Ромма он сыграл Кальтенбруннера, в ленте Михаила Калика «До свидания, мальчики!» (1966) — отца Саши Кригера, в «Глинке» (режиссер — Лео Арнштам, 1947) — Дирижера.
Роль дирижера Ореста Добросельского была доверена Перцовскому и в «Ленинградской симфонии» (режиссер — Захар Аграненко, 1957).
Последняя явилась самым крупным кинематографическим достижением Перцовского, сумевшего провести свою «партию» сдержанно, чрезвычайно благородно, на полутонах.
Многое за этого Дирижера «договаривал» «крупный план» артиста, глядя на скорбное и одновременно просветленно- торжественное лицо которого можно было невольно проникнуться исключительностью и величием момента.
Особенно в финале фильма, когда оркестр под руководством Добросельского-Перцовского впервые, да еще в экстремальных условиях блокадного города исполнял знаменитую Седьмую симфонию Дмитрия Шостаковича….
Пересматривая этот фильм сегодня, не устаешь сетовать на то, что столь масштабных, мощных по своему духовному посылу ролей судьба больше Перцовскому не предлагала. Ни в кино, ни в театре.
Но Марк Наумович старался не жаловаться на свою участь, прикрывая извечной иронией тоску по серьезной работе.
С невозмутимым достоинством он выходил на подмостки родного Театра Армии в уже не раз играных ролях и юбилеях своих собратьев по творческому цеху, умудряясь никому из них не завидовать, а наоборот искренне радоваться их успехам.
Чуткий и внимательный человек, наблюдательный зритель, Перцовский отличался собственной не зависящей от мнений окружающих личностной позицией. И ее, к слову сказать, уважали все: и коллеги Марка Наумовича, и так называемые технари — с ними, кстати, Перцовский общался на удивление приветливо, без снобизма, как правило, присущего представителям актерской братии.
А еще Марка Наумовича почти до слез трогало, когда кто-нибудь проявлял любопытство к летописи отечественного драматического искусства, о ключевых событиях которой Перцовский знал не понаслышке.
И тут он способен был выступить в качестве подлинного просветителя, одолжив «на ночь» сборник воспоминаний о Соломоне Михоэлсе или «самиздатовские» мемуары Тамары Цулукидзе — вдовы Сандро Ахметели…
В общем, был Марк Наумович настоящим интеллигентом, чье терпение было частично-таки вознаграждено театром. И в день празднования своего восьмидесятилетия он исполнил в спектакле «Осенняя история» по пьесе А. Николаи «Железный класс» роль Пальи, в трактовке Перцовского походившего на большого, капризного, весьма эгоистичного ребенка.
Марк Наумович, как и его партнеры — Валериан Калинин (Бока) и Ирина Солдатова (Амбра) завоевали симпатию публики.
Но, выпущенную вне плана, «Осеннюю историю» (режиссер — Елена Медведева), к сожалению, в афишу не включили. И роль Пальи так и осталась вдохновенным «эскизом» артиста.
Осенью 1992 Театр Армии готовился отметить шестидесятую годовщину служения Марка Перцовского армейскому коллективу. Было задумано, что сначала виновник торжества сыграет свою коронную роль — Дедушку в «Моей профессии…», а затем будет принимать поздравления.
Но, увы, праздник не состоялся. А через полгода, 1 марта 1993 артиста не стало.
С тех пор прошло уже четырнадцать лет. Те, кто при Перцовском были представителями среднего поколения, незаметно подобрались к когорте старейшин. Перешла в другую «весовую категорию» и тогдашняя молодежь. Появился целый ряд новых, талантливых индивидуальностей. Но место, которое принадлежало Марку Наумовичу Перцовскому, по-прежнему, вакантно.
Майя Фолкинштейн, «Страстной бульвар» №1 (101) за 2007 год
