Получить забытый пароль
Энциклопедия / Авторы
Изменить категорию | Все статьи категории
Его всегда любили дети и карикатуристы. С первыми он говорил на их языке, без переводчика, свободно и весело. Вторым давал обильную пищу для творчества. Внешность его на самом деле была на редкость выигрышна для шаржа. Полные румяные губы, над ними "увесистый любопытный нос", смеющиеся светлые глаза и всегдашняя непослушная прядь, свисающая на лоб. Прибавьте к этому высокий рост:
("Чуковский Корней,
Таланта хваленого,
В два раза длинней
Столба телефонного"),
длин-н-ные руки, такие же длин-н-ные ноги. Вообразите стремительную полупоходку-полубег, "выразительный, певуче-длинный голос". И перед вами возникнет почти диккенсовский герой — "смешной, забавно-живописный", чуть шаржированный, но очень-очень милый. "Диккенсовский герой" — так его назвали в начале 20-х годов. А лет через 30 на основе все того же оригинала возник еще один умилительный образ — миллионно размноженный портрет благообразного и добродушного дедушки Корнея. Благообразие, сусальность, милота... Как же!
"Иуда из Териок", "белый волк", "разбойник". Да-да! Так тоже называли нашего милого диккенсовского героя. И ведь было за что. Он "вечно, и почему-то каждый раз нечаянно, совсем, совсем против своей воли, смертельно обижал кого-нибудь". Его неукротимый, просто бешеный темперамент частенько давал себя знать в язвительных, порой убийственных характеристиках, щедро раздаваемых Чуковским направо и налево. Не только врагам, но и друзьям. Да, полно, были ли вообще у него друзья? Враги вот были. И очень злая сатира Саши Черного под выразительным названием "Корней Белинский" была. И даже вызов на дуэль был. Но... но было и другое.
Этот "пристрастный", "вероломный", "ядовитый" человек постоянно за кого-то хлопотал, горячо откликаясь на многочисленные просьбы. Бегал, добивался, звонил по телефону, писал письма. И хотя он никогда не обладал ровностью характера, терпимостью, так называемой "житейской мудростью", но всегда был неравнодушен. А потому неизменно притягателен для людей. Всегда. На протяжении всей жизни. Долгой и такой разной жизни...
В 16 лет он ушел из дома. Отчасти, наверное, чтобы "не сидеть на шее" у матери, которая одна тянула двух детей. Отчасти — чтобы быть свободным. Примерно в это время он, тогда долговязый нескладный подросток, недавно исключенный из гимназии по пресловутому закону "о кухаркиных детях", чуть не попал в городские сумасшедшие. И все из-за стихов, которые непрерывно бормотал себе под нос, а забывшись, начинал декламировать в полный голос к безумной радости жадных до зрелищ одесситов. На жизнь он зарабатывал тогда в артели маляров, крася крыши и заборы. А еще учил английский язык по самоучителю. А еще запоем читал. И даже, ни много ни мало, писал свою, совершенно оригинальную, философскую книгу.
Несколькими годами позже глава из этой его книги будет напечатана в газете "Одесские новости". Так начнется журналистская карьера Чуковского. Карьера, заметим, головокружительная.
В ноябре 1901 он впервые переступил порог солидной одесской газеты. Всего через три года, вернувшись из Англии, где был в качестве корреспондента все тех же "Одесских новостей", он уже печатался в столичных "Весах". А еще через год — в 1905 — редактировал свой еженедельный сатирический журнал "Сигнал", вскоре, правда, безвременно почивший. Первые четыре номера этого издания были так остро сатиричны и откровенно антиправительственны, что против Чуковского власти возбудили даже судебное дело. К счастью, отделался он тогда легким испугом. Да и испугался ли он вообще? Бежать, скрываться от полиции, переодевшись англичанином... Боже мой, это так весело!
Что говорить, в нем всегда было многое от авантюриста. Но было еще что-то... чуть ли не от монаха. "Не пить, не курить, вставать в 5 утра, ложиться в 9 вечера, выполнять все обещания, отвечать на все письма, никогда не хвалить в печати или с трибуны того, что не нравится, не играть в карты и в домино, не ходить в гости и не принимать гостей... — словом, если составить свод всех правил, которые навязал себе Чуковский, то выйдет целый том, не уступающий своду законов," — так пишет о нем Валентин Берестов, много лет знавший его лично.
Но зачем все это? К чему столь жесткие правила, которым он неукоснительно следовал?
По Чуковскому — ничто не должно отвлекать от главного — от Р А Б О Т Ы.
Работа — его добровольная каторга. Писал он трудно, долго, с бесконечными переделками и правками. Знаменитая "легкость стиля" и какая-то особая ясность изложения давались Чуковскому тяжело, даже мучительно.
Работа — его единственная радость и утешение. Ведь только она позволила перенести все, что выпало на долю. А выпало немало. Смерть троих детей. Ссылки, расстрелы, гонения сверстников, товарищей, учеников. Невежественные и грубые нападки всевозможных критиков. И стынущий от голода и холода послереволюционный Питер. И военная Москва 41 года. И эвакуационный Ташкент. И многое еще, от чего спасла, заслонила, уберегла только работа.
Больше полувека ни на день (!) не прекращалась она. И за это время Чуковский-критик создал целую галерею литературных портретов своих современников.
Чуковский-переводчик сделал ставшие классическими переводы Уитмена и Киплинга, Уайльда и Твена, А.К.Дойля и О.Генри. Именно его певучий тенорок озвучил для нас "Робинзона Крузо", "Барона Мюнхгаузена", "Маленького оборвыша", "Айболита".
Чуковский-литературовед написал два фундаментальных исследования о творчестве Николая Алексеевича Некрасова и Антона Павловича Чехова.
Чуковский-лингвист выпустил книгу о русском языке — "Живой как жизнь".
Чуковский-исследователь попытался "найти закономерности детского мышления и четко сформулировать их", что и сделал в знаменитой книге "От двух до пяти".
И, наконец, Чуковский-сказочник одарил всех нас просто со сказочной щедростью. Кто не знает теперь:
"У меня зазвонил телефон.
— Кто говорит?
— Слон.
— Откуда?
— От верблюда.
— Что вам надо?
— Шоколада..."
И, конечно:
"Муха, Муха-Цокотуха,
Позолоченное брюхо!
Муха по полю пошла,
Муха денежку нашла.
Пошла муха на базар
И купила самовар!"
И еще:
"Выходила к ним горилла,
Им горилла говорила,
Говорила им горилла,
Приговаривала..." (Чем не зарядка для языка?)
А как же:
"Добрый доктор Айболит!
Он под деревом сидит.
Приходи к нему лечиться
И корова, и волчица,
И жучок, и червячок,
И медведица!
Всех излечит, исцелит
Добрый доктор Айболит!"
И, наконец:
"Жил да был
Крокодил.
Он по улице ходил,
Папиросы курил,
По-турецки говорил,
Крокодил, Крокодил Крокодилович!"
Вот только причем тут конец? Это самое что ни на есть начало. С него — с "Крокодила" — в 1917 году все и началось. И только потом к этому свирепому, но обаятельному разбойнику присоединились и "Мойдодыр", и "Тараканище", и "Муха-Цокотуха", и "Путаница"(построенная целиком на перевертыше, кстати, сам термин "перевертыш" ввел Корней Иванович), и "Чудо-дерево", и "Бармалей", и "Телефон", и "Федорино горе", и "Айболит", и "Краденое солнце", и "Приключения Бибигона".
Разве не щедро? А Крокодил... ему суждено было появится еще раз.
"Crocodilius" — так на латыни прозвучало в Оксфорде в 1962 году название русской сказки. Прозвучало в ряду множества других заслуг, за которые один из старейших английских университетов присуждал восьмидесятилетнему Корнею Ивановичу Чуковскому почетное звание Доктора литературы. А сам новоиспеченный Доктор в черной шапочке и пурпурной мантии слушал и, может быть, повторял слова ответной речи, которая начиналась фразой: "В молодости я был маляром", и, наверное, был счастлив в тот момент. Как был счастлив не так уж и редко. Иначе не могло быть. Иначе он не назвал бы себя однажды "радостным человеком в радостном мире".
Ирина Казюлькина
Чуковский Корней
31.3.1882 - 28.10.1969Его всегда любили дети и карикатуристы. С первыми он говорил на их языке, без переводчика, свободно и весело. Вторым давал обильную пищу для творчества. Внешность его на самом деле была на редкость выигрышна для шаржа. Полные румяные губы, над ними "увесистый любопытный нос", смеющиеся светлые глаза и всегдашняя непослушная прядь, свисающая на лоб. Прибавьте к этому высокий рост:
("Чуковский Корней,
Таланта хваленого,
В два раза длинней
Столба телефонного"),
длин-н-ные руки, такие же длин-н-ные ноги. Вообразите стремительную полупоходку-полубег, "выразительный, певуче-длинный голос". И перед вами возникнет почти диккенсовский герой — "смешной, забавно-живописный", чуть шаржированный, но очень-очень милый. "Диккенсовский герой" — так его назвали в начале 20-х годов. А лет через 30 на основе все того же оригинала возник еще один умилительный образ — миллионно размноженный портрет благообразного и добродушного дедушки Корнея. Благообразие, сусальность, милота... Как же!
"Иуда из Териок", "белый волк", "разбойник". Да-да! Так тоже называли нашего милого диккенсовского героя. И ведь было за что. Он "вечно, и почему-то каждый раз нечаянно, совсем, совсем против своей воли, смертельно обижал кого-нибудь". Его неукротимый, просто бешеный темперамент частенько давал себя знать в язвительных, порой убийственных характеристиках, щедро раздаваемых Чуковским направо и налево. Не только врагам, но и друзьям. Да, полно, были ли вообще у него друзья? Враги вот были. И очень злая сатира Саши Черного под выразительным названием "Корней Белинский" была. И даже вызов на дуэль был. Но... но было и другое.
Этот "пристрастный", "вероломный", "ядовитый" человек постоянно за кого-то хлопотал, горячо откликаясь на многочисленные просьбы. Бегал, добивался, звонил по телефону, писал письма. И хотя он никогда не обладал ровностью характера, терпимостью, так называемой "житейской мудростью", но всегда был неравнодушен. А потому неизменно притягателен для людей. Всегда. На протяжении всей жизни. Долгой и такой разной жизни...
В 16 лет он ушел из дома. Отчасти, наверное, чтобы "не сидеть на шее" у матери, которая одна тянула двух детей. Отчасти — чтобы быть свободным. Примерно в это время он, тогда долговязый нескладный подросток, недавно исключенный из гимназии по пресловутому закону "о кухаркиных детях", чуть не попал в городские сумасшедшие. И все из-за стихов, которые непрерывно бормотал себе под нос, а забывшись, начинал декламировать в полный голос к безумной радости жадных до зрелищ одесситов. На жизнь он зарабатывал тогда в артели маляров, крася крыши и заборы. А еще учил английский язык по самоучителю. А еще запоем читал. И даже, ни много ни мало, писал свою, совершенно оригинальную, философскую книгу.
Несколькими годами позже глава из этой его книги будет напечатана в газете "Одесские новости". Так начнется журналистская карьера Чуковского. Карьера, заметим, головокружительная.
В ноябре 1901 он впервые переступил порог солидной одесской газеты. Всего через три года, вернувшись из Англии, где был в качестве корреспондента все тех же "Одесских новостей", он уже печатался в столичных "Весах". А еще через год — в 1905 — редактировал свой еженедельный сатирический журнал "Сигнал", вскоре, правда, безвременно почивший. Первые четыре номера этого издания были так остро сатиричны и откровенно антиправительственны, что против Чуковского власти возбудили даже судебное дело. К счастью, отделался он тогда легким испугом. Да и испугался ли он вообще? Бежать, скрываться от полиции, переодевшись англичанином... Боже мой, это так весело!
Что говорить, в нем всегда было многое от авантюриста. Но было еще что-то... чуть ли не от монаха. "Не пить, не курить, вставать в 5 утра, ложиться в 9 вечера, выполнять все обещания, отвечать на все письма, никогда не хвалить в печати или с трибуны того, что не нравится, не играть в карты и в домино, не ходить в гости и не принимать гостей... — словом, если составить свод всех правил, которые навязал себе Чуковский, то выйдет целый том, не уступающий своду законов," — так пишет о нем Валентин Берестов, много лет знавший его лично.
Но зачем все это? К чему столь жесткие правила, которым он неукоснительно следовал?
По Чуковскому — ничто не должно отвлекать от главного — от Р А Б О Т Ы.
Работа — его добровольная каторга. Писал он трудно, долго, с бесконечными переделками и правками. Знаменитая "легкость стиля" и какая-то особая ясность изложения давались Чуковскому тяжело, даже мучительно.
Работа — его единственная радость и утешение. Ведь только она позволила перенести все, что выпало на долю. А выпало немало. Смерть троих детей. Ссылки, расстрелы, гонения сверстников, товарищей, учеников. Невежественные и грубые нападки всевозможных критиков. И стынущий от голода и холода послереволюционный Питер. И военная Москва 41 года. И эвакуационный Ташкент. И многое еще, от чего спасла, заслонила, уберегла только работа.
Больше полувека ни на день (!) не прекращалась она. И за это время Чуковский-критик создал целую галерею литературных портретов своих современников.
Чуковский-переводчик сделал ставшие классическими переводы Уитмена и Киплинга, Уайльда и Твена, А.К.Дойля и О.Генри. Именно его певучий тенорок озвучил для нас "Робинзона Крузо", "Барона Мюнхгаузена", "Маленького оборвыша", "Айболита".
Чуковский-литературовед написал два фундаментальных исследования о творчестве Николая Алексеевича Некрасова и Антона Павловича Чехова.
Чуковский-лингвист выпустил книгу о русском языке — "Живой как жизнь".
Чуковский-исследователь попытался "найти закономерности детского мышления и четко сформулировать их", что и сделал в знаменитой книге "От двух до пяти".
И, наконец, Чуковский-сказочник одарил всех нас просто со сказочной щедростью. Кто не знает теперь:
"У меня зазвонил телефон.
— Кто говорит?
— Слон.
— Откуда?
— От верблюда.
— Что вам надо?
— Шоколада..."
И, конечно:
"Муха, Муха-Цокотуха,
Позолоченное брюхо!
Муха по полю пошла,
Муха денежку нашла.
Пошла муха на базар
И купила самовар!"
И еще:
"Выходила к ним горилла,
Им горилла говорила,
Говорила им горилла,
Приговаривала..." (Чем не зарядка для языка?)
А как же:
"Добрый доктор Айболит!
Он под деревом сидит.
Приходи к нему лечиться
И корова, и волчица,
И жучок, и червячок,
И медведица!
Всех излечит, исцелит
Добрый доктор Айболит!"
И, наконец:
"Жил да был
Крокодил.
Он по улице ходил,
Папиросы курил,
По-турецки говорил,
Крокодил, Крокодил Крокодилович!"
Вот только причем тут конец? Это самое что ни на есть начало. С него — с "Крокодила" — в 1917 году все и началось. И только потом к этому свирепому, но обаятельному разбойнику присоединились и "Мойдодыр", и "Тараканище", и "Муха-Цокотуха", и "Путаница"(построенная целиком на перевертыше, кстати, сам термин "перевертыш" ввел Корней Иванович), и "Чудо-дерево", и "Бармалей", и "Телефон", и "Федорино горе", и "Айболит", и "Краденое солнце", и "Приключения Бибигона".
Разве не щедро? А Крокодил... ему суждено было появится еще раз.
"Crocodilius" — так на латыни прозвучало в Оксфорде в 1962 году название русской сказки. Прозвучало в ряду множества других заслуг, за которые один из старейших английских университетов присуждал восьмидесятилетнему Корнею Ивановичу Чуковскому почетное звание Доктора литературы. А сам новоиспеченный Доктор в черной шапочке и пурпурной мантии слушал и, может быть, повторял слова ответной речи, которая начиналась фразой: "В молодости я был маляром", и, наверное, был счастлив в тот момент. Как был счастлив не так уж и редко. Иначе не могло быть. Иначе он не назвал бы себя однажды "радостным человеком в радостном мире".
Ирина Казюлькина
| Сайт: | http://www.bibliogid.ru/authors/pisateli/chukovsky |
