Бегущий по строкам своей жизни

Детство от нас не уходит,
Детство всегда вместе с нами,
Те, кто от детства уходят,
С детства стают стариками.
Детство от нас не уходит
Детство живет в нас всегда,
Просто из детства уводит
Жизни сует-суета.

Генрих Акулов

1. РАННЕЕ  ДЕТСТВО

.

     На днях, по совету милой бакинки Миры Мкртумовой, с которой случайно познакомился  на странице Баку.ру, когда искал своих одноклассников из 56-ой черногородской школы, я прочитал очерки Владимира Ягнюченко о его жизни .Они меня так захватили, что не заметил, как просидел до 4-х часов утра. И, если бы его жизнеописания не закончились, то  просидел бы и больше. Потом я их несколько раз перечитывал.

   И  когда читал о Чёрном городе, было впечатление, что это написано обо мне. А всё потому, что мы с Володей жили друг от друга всего в пару сотню метров и, как он сказал были «Черногородскими бычками».Читаю: Изя Добин, Миша Симкин, и этого уже достаточно. Ведь Изя жил в нашем дворе.Это был отличник, всегда подтянутый и серьёзный. Весь двор как-то с уважением относился к нему.  Ну, а кто не знал Мишу Симкина, который  часто бывал в нашем дворе и, тем более его отца- директора киноклуба АРЗ им.Ленина. У нас во дворе мы организовали платный показ диафильмов - деньги шли на покупку новых фильмов. И мальчика, который продавал билеты мы назвали Симкин. C тех пор это имя прочно закрепилось за ним. Даже родители стали называть его Симкин, хотя он был Толя Лаврин.

     Но сначала о себе.

      Родился я в военные дни октября 1941г., в глухой азербайджанской деревне Пирчевань Зангеланского района, куда мои родители были направлены после окончания Бакинского мединститута.

     Детство своё помню смутно. Разговаривал только по азербайджански, т.к. общался я с азербайджанскими сверстниками, да и когда мама или папа приводили меня в поликлинику, то слышал только азербайджаскую речь.

     И  единственный эпизод из той жизни остался в моей памяти, хотя основую его часть рассказали мне позже родители..

     А дело было так. Напротив поликлиники был гараж, где стояла почти разваленная машина скорой помощи, в которой целыми были только руль и зияло пару отверстий от бывших приборов.Деревянные ворота гаража были закрыты на огромный амбарный замок, а где был ключ, никто не знал. Внизу  ворот ( не знаю с какой целью) было вырезано квадратное отверстие, в которое с трудом могла проползти небольшая собака.

    И,  именно в этот проём умудрялся пролезать ( не помню точно) 3 или 4х летний ваш покорный слуга. Садился на дермантиновые сиденья, из которых зловеще торчали пружины и начинал со знанием дела крутить руль (до педалей я не доставал). Да, даже если бы и доставал, что в этом толку? Их тоже кто-то открутил и взял в качестве приводного механизма деревенской арбы. Так вот, крутил руль, да ещё  издавал звуки работающего мотора, хотя никогда не видел и не слышал звуки "живого" автомобиля. А в этой деревне звуки издавали только ослы. Для них законы тишины и светозащиты военного времени не представляли особого значения.

     И, однажды я вполз в гараж, как всегда влез на сиденье, стал крутить руль и издавать моторные звуки и, " видимо от качки или большой скорости"  заснул, не предполагая, что могу «совершить аварию». Сколько прошло времени моей езды в сонном состоянии я не знаю, но родители стали волноваться, безуспешно искать меня. В деревне начался переполох. Все бросились на мои поиски. Искали в арыках, лесу, по домам. И в одном доме какой-то малыш сказал, что видел как я пролезал в гараж. Начали искать ключ. Но откуда было взяться ключу, когда от самой то машины остались «ножки да рожки.»

    Принесли лом,  выломали замок и, увидев меня, закричали от радости, но мгновенно замолкли,  у моего изголовья лежала 2-х метровая змея. Их охватил ужас, т.к. практически, хотела змея или нет, я оказался у неё в заложниках. Но у меня, как Вы сами понимаете, было полное безразличие к возникшей, как говорят космонавты, нештатной ситуации. Народ, как в таких случаях принято, начал совещаться. Каждый предлагал своё решение выхода из создавшейся драматической ситуации (а мы со змеёй продолжали мирно сосуществовать, я сопя, а змея внимательно следя за суетящимися, но не предпринимащими никаких оплошных движений людьми). Кто-то из деревенских всё-таки нашёл мудрое решение. Сбегал домой и принёс кролика с верёвкой на шее. Вошёл в гараж и выпустил кролика, который немедленно спрятался под машиной. В этот момент змея, забыв обо всём, бросилась под машину. Подкативший желудочный сок и возможность вкусно поужинать,  пересилили необходимость дальнейшей охраны моего покоя. Воспользовавшись этим, отец схватил меня на руки, а мужик, пока змея пыталась доползти до кролика, дернул за верёвку и вернул кролика назад. Таким образом, два невинных существа были спасены.Оказалось и овцы(я с кроликом)были целы и волки (змея) остались без ужина.

    Сколько же я отнял Вашего внимания так подробно описав этот случай?! А представляете себе, как бы  мог измотать Вас, если бы запомнил ещё какие-нибудь случаи из моего раннего детства. Но, всему своё время.

2. ЧЕРНОГОРОДСКИЕ ШКОЛЬНЫЕ  ГОДЫ

В первый погожий сентябрьский денёк
Робко входил я под светлые своды.
Первый учебник и первый урок -
Так начинаются школьные годы.

     И в начале 1946 года, верой и правдой, отработав срок молодых специалистов, мои родители, прихватив нас (а у меня уже появилась сестра), вернулись в Баку и сняли маленькую комнатку в Амироджанах. К тому времени, благодаря усилиям мамы, я уже читал и писал по-русски  Больше всего мне нравилась газета Бакинский лабочий. Именно                " лабочий," а не как-нибудь иначе.

     Папу приняли на работу в больницу имени Шаумяна, а мама пока оставалась  дома и воспитывала детей. Не осталось сказок разных народов, которых мама нам не прочитала, а стихотворения «Федорино горе». «Мой додыр», «Муха цокатуха» я знал наизусть. Жили очень бедно. Я даже помню, как папа брал на работу завтраки и приносил их назад, говоря что не был голоден и кормил нас этими завтраками .  Через пол года нам дали квартиру в Чёрном городе. Двор был, на мой взгляд, очень большим. Кажется 40 квартир. Жили в основном русские, пару семей азербайджанцев, евреев и мы-армяне.После малюсенькой комнатёнки в Амироджанах,  наша квартира показалась дворцом, хотя в ней было всего 2 проходные комнаты. В одной комнате стояла огромная старинная эмалированная бронзовая ванна, на которую положили доски и устроили мне постель.(В последствии я отвёз ванну в металлолом и мне, даже, заплатили какие-то условные деньги, на которые я купил крюшон в водянной будке рядом с АРЗ и гордо угостил всех ребят  двора.)

     В наш двор можно было войти через огромные каменные ворота. Тут же справа располагалась главная достопримечательность - уборная. Жители почему-то называли  её "захот". Всего было пять кабин, которые закрывались дверьми ( я только до сих пор не могу понять зачем вообще они были нужны, т.к. через щель между дверями и дверной коробкой можно было за руку поздороваться с находящимся там со своими  мыслями человеком), а через низкие перегородки обсуждать насущные  не только нашего двора, но и все мировые проблемы.

     С противоположной от ворот стороны были стены мастерских знаменитого Акоповского гаража, на крыше которых мы проводили много времени.

     Воду в общий дворовой кран подавали один раз в день мелкой струёй, да и то на 1,5-2 часа. Выстраивалась очередь и, за это время, можно было узнать все новости каждой квартиры. Хотя в то время всем тяжело жилось, народ был незлобный, добродушный, помогали друг другу как могли, никто никому не завидывал, да и чему было завидывать- всем жилось одинаково. Никогда я не слышал чтобы кто-то сказал: "Он армянин, еврей, азербайджанец, русский". Не видел драк, выяснений отношений. Взрослые мирно играли в лото, мы, дети, гоняли по двору, играли в популярные в то время прятки, классы, прыгалки.

   И  всё то, что происходило в каждом дворе,  происходило со мной и моими сверстниками: и футбол двор на двор на мостовой под окнами нашего дома, ( а параллельно туда-сюда ходил паравоз выпуская черный дым и издавая громкие гудки, легко проникавшие в каждую квартиру и на котором я иногда, на подножке, доезжал до школы) и городки на той же дороге, и волейбол тоже двор на двор.

    Ну а эти огромные баки из под нефти на берегу моря, в которые залили воду и на которые надо было подниматься по высокой лестнице, чтобы искупаться в жару и в которых, без особого труда, можно было утонуть нам, умеющим плавать с трудом «по собачьи».

     Там же недалеко был противопожарный бассейн, в котором мы умудрялись купаться вместе с собаками всего Чёрного города, и известная черногородская баня, в которую мы ходили всем мальчишеским составом двора под барабанный бой тазов, которые мы несли в баню для помывки (душа ведь не было тогда) .

     Ну а лошадинные повозки (арба). О, о них особый разговор.

     У нас был маленький палисадник (где-то 3м х3 м). Отец посадил виноградник, вьюны и кажется персиковое деревце. И если копнёшь глубже 30-40 см, сразу же начинала сочиться нефть, хоть скважину ставь. (В Америке, мы в этой ситуации стали бы нефтяными магнатами). И чтобы как-то удобрять землю и поддерживать рост растений нашей «фермы», отец посылал меня за навозом. Я брал совок, ведро и босиком, в одних трусах, выходил за ворота и ждал, когда появится арба. Арба появлялась и я бежал за ней с ведром. Мостовая обжигала ноги и я,  мысленно просил лошадей сжалиться надо мной.  Иногда приходилось бежать до кислотного завода (о нём расскажу ниже), чтобы быть вознаграждённым.

    Везло, когда в упряжке были две лошади и мои шансы росли. Часто попадались добрые извозчики, останавливались, разрешали мне сесть на арбу и, как только лошади оставляли свои автографы на дороге, тормозили и ждали пока я до последней крупицы драгоценной жижи не загружу в ведро.

     А эти впечатляющие в 1946-48 годах очереди за хлебом, маслом и сахаром, в 27-ом, 133-ем или "Беспризорным" магазинах, в которых меня ставили в мужскую очередь с ночи. И мясная лавка у 133-го магазина, куда мама посылала меня за мясом. Там работал колоритный мясник дядя Иманов. И когда я приходил к нему, он обращался ко мне: "Дохтур (так он называл меня, зная что родители мои врачи) какой мяса тебе мама сказал принести на борш или котлет?"

     А с каким нетерпением все жители двора ждали появления старика-азербайджанца с мешком за спиной, наполненным самыми вкусными в мире семечками с его незамысловатой и никому не понятной песней, что-то вроде: "Чапай, чапай, приехал свой огород, обязательно надо покупать".

     Наверное Вы подумаете:  »нашёл о чём писать». Но это часть моей черногородской жизни и, если я об этом сейчас вспомнил, значит и эти эпизоды оставили неизгладимый след в моей жизни.     В этом дворе (3-я Черногородская 14.) мы прожили до 1960 года.

     В первый класс  школы № 56 я пошёл в 1948г. Мне тогда ещё не исполнилось 7 лет и я очень боялся, что из-за этого в школу не примут. Мама привела меня к директору  и та стала  как-бы экзаменовать. Прочитал пару стихов, отрывки из каких-то газет,показал знания по элементарной арифметике и был с восторгом (для меня) зачислен. До сих пор помню свою первую учительницу - Ереванци Арменю Николаевну-красивую седовласую женщину.

     Первый класс пролетел незаметно.Во второй класс я перешёл с похвальной грамотой. И когда проучился во втором классе полгода, папу неожиданно призвали в Советскую Армию и отправили на Дальний Восток в г.Благовещенск военврачом в танковую дивизию. И на его радость командиром дивизии оказался его земляк - они родились в одной деревне. Мама осталась с нами одна.

     На переменах старшие ребята зазывали нас "очень продвинутых малышей" в туалет и учили курить " бычки" от папирос, которые они собирали вдоль трамвайных линий.И однажды, это всё разом для меня прекратилось. Мой двоюродный брат,  старше меня на 15 лет, то ли по чьему-то "стуку", то ли по собственной инициативе пришёл в школу и ему сказали, что я в туалете. Он заходит туда, а я стою спиной,  его не вижу, затягиваюсь и пытаюсь выпустить кольца дыма (тогда это было высшим пилотажем). И в этот момент у меня в глазах потемнело. Он отпустил мне такую оплеуху, что я после этого забыл, где находится школьный туалет.

    Мама в то время уже  работала в больнице Шаумяна.Она часто дежурила, иногда за других врачей, чтобы как-то содержать нас. Ей было очень трудно с нами и потому моя тётя взяла меня на время к себе.

     В третий класс я стал ходить в 24-ую школу. Школа находилась в районе института физкультуры. А окна и балкон тётиной квартиры выходили на улицу Самеда Вургуна.

    И с балкона я смотрел в окна инстиута, на втором этаже которого тренировались гимнасты, а на первом боксёры. Кроме того, на первом этаже был небольшой гараж мотоциклов и я всегда наблюдал как их ремонтировали . В будущем мне это пригодилось.

    У тёти были две большие комнаты в трёхкомнатной квартире. В третьей комнате жили мать с сыном, который был на год старше меня..Он постоянно придумывал театрализованные представления и мне уделялась роль. Мы что-то вырезали, делали маски, декорации, заучивали написанный Вовкой текст. А концерты мы давали перед нашими сверстниками двора.Я был очень застенчивым и мне это давалось с трудом А вот мой друг  Вовка Серовский был прирождённый артист и в последствии стал артистом Азгосконцерта.

    Я вспомнил один эпизод из его выступления в доме медработников, куда мы стали с ним ходить в клуб старшекласников где-то в 7-8 ом классе Зал был полон, Вовка выходит на сцену и начинает читать стихотворение Маяковского " Советский Паспорт". Вы мне не поверите, но весь зал рыдал, даже у меня катились слёзы, хотя я уже неоднократно слушал дома его репетиции, но здесь он превзошёл себя.

    Муж тёти, дядя Петрос, был мастеровым и очень добрым человеком. У них была большая ванная комната и в ней стоял верстак с токарным станком и тисками. И когда дядя Петрос что-то мастерил, то я моментально оказывался рядом и начинал канючить: "Дядя Петрос дайте я сделаю" и не отставал пока он, зная что я не отстану, от безисходности говорил, "На, делай " И я, встав на цыпочки или подставив маленькую табуретку, (до верстака я доставал с трудом) пытался что-то производить напильником. Дядя под нос улыбался и одобрительно кивал головой. Так я постигал первые уроки труда, которые мне в последствии тоже пригодились.

    В праздники дядя Петрос будил нас с Вовкой, вручал по флажку и мы с чувством долга шли на демонстрацию, предварительно зная, что дядя Петрос обязательно поведёт нас в Продмаг на Ольгинской и купит французские булки с любительской колбасой.

    Ну, а когда были выборы, то тут равных дяде Петросу и нам с Вовкой во всём Баку не было.Он думал, что без его участия выборы не состоятся и Республика останется без власти. Будил нас рано утром, где-то в часов 5 и мы, ещё сонные, в пионерских галстуках ( а как же иначе, могут неправильно понять) "бодро" шли на выборы, где нас уже с "нетерпением и радостью" ждала вся избирательная комиссия, духовой оркестр и журналисты всех центральных газет Республики, а главное-буфет с булочками с изюмом и лимонадом.

     Мы оказывались в «длиннющей» очереди из трёх человек, желающих быстрее своим голосованием продолжить Советскую Власть в республике.

    Наконец, где-то часа через два, двери открывались и мы, всё ещё трое, получив бюллетени, с высоко поднятыми головами (даже от старости сутулый дядя Петрос умудрялся выпрямиться) шли к урнам. Каждый из нас опускал по одному бюллетеню. Теперь  только я понимаю, что это были первые вбросы, положившие начало вбросам на выборах по всей стране. Зато дядя Петрос был доволен, его и наши с Вовкой имена на следующий день появлялись во всех газетах, которые дядя Петрос хранил до конца свой жизни. Наш священный долг перед Страной был выполнен.А главное, мы с Вовкой получали обещанные булочки и лимонад-мы их заработали  самым честным трудом перед Родиной.

     Тётя же, наоборот, была очень строгой. И мне часто, незаслуженно, от неё доставалось. Особенно запомнился случай, когда я на лестничной площадке дома нашёл коробку акварельных красок и, к моему несчастью, посмел принести домой. Тётя никак не могла поверить, что краски я нашёл и упорно твердила, что я их украл. Все мои клятвы её не убедили и я получил по большому счёту за воровство. Наверное, если бы я действительно их украл и меня привели бы в милицию, там бы так меня не отдубасили .

    И так как я был всё время занят "воровством", концертами с Вовкой, демонстрациями и выборами, то с грехом пополам закончил третий класс и вернулся в свой родной и милый сердцу Чёрный город.

     Этим же летом мама на каникулы отправила меня к дяде в деревню-село Танакерт Ордубадского района. Здесь я открыл для себя много нового. Вместе с деревенскими ребятишками я становился на какие-то деревяные приспособления и волы тащили их по кругу и таким образом мололи пшеницу. Дядя нагружал мешки с пшеницей на осла и отправлял меня с ним на мельницу. И я увидел как пшеница превращается в муку. Мельник засыпал те же мешки мукой, грузил на осла и я с ним возвращался домой. И вообще с ослом у меня случилось однажды приключение. Как-то я взобрался на него и мы медленно побрели по деревне. Вдруг где-то, на другом конце деревни, раздался рёв, видимо ослицы, так как мой осёл на большой скорости понесся на этот звук. Что только я не предпринимал, осёл не остановился. От страха судорожно схватился за его уши, но на крутом повороте не удержался и вылетел с него. Меня спас арык, в который я влетел. Всё тело было в ушибах.

Это была первая и последняя в моей жизни езда на этом, кажущемся очень мирным и спокойном, животном. Видимо гормоны оказались сильнее его миролюбия.

       Из привезённой муки делали  тесто в огромном деревяном тазу, мне мыли ноги и я начинал ими мести это тесто, Я танцевал на нём, прыгал, переминался с ноги на ногу, уставал и снова повторял. Потом взрослые делали из теста шары и раскатывали их в тоненькие лаваши. Мне казалось, что делали они это легко и играючи, но теперь понимаю, каким это было тяжёлым трудом. Вечером сырые лаваши укладывались на поднос и их несли к соседям, у которых во дворе был тяндир. Я зачарованно смотрел как раскатанное тесто набрасывали на специальные подушки,  мастерски лепили их на стенки раскалённого тяндира и буквально через несколько секунд специальным крючком доставали.

Вы не поверите, но я до сих пор помню запах доставаемого из печи лаваша. Тут же на горячий лаваш клали сыр, зелень, огурцы , помидоры заворачивали  лаваш и с упоением  ели . Соблюдая обычай, запивали тутовой водкой и холодной родниковой водой. Это было нечто!

       Я научился с ловкостью мартышки взлетать на высокое тутовое дерево и трясти его ветки, а взрослые внизу раскрывали простыню и медовый тут сыпался на неё. Часть тута

ссыпали в огромную глиняную бадью, а другую часть сушили на крыше дома. Когда через несколько дней тут в бадье перестал бродить, её грузили на телегу и везли на окраину деревни, где на огне уже стоял огромный котёл. Содержимое бадьи сливали в котёл и уже через несколько минут в стекляные ёмкости, проходя через хитро закрученную в спираль трубу, охлаждаемую специально подведённой ледяной родниковой водой, стекала, как говорили,живительная влага, а именно настоящая тутовая водка. И мне – десятилетнему мальчишке дали попробывать рюмку. Я не могу сказать, что вкус мне очень понравился, но было интересно подражать взрослым.

     У дяди во дворе был улей и я наблюдал как пчёлы, терпеливо соблюдая очередь, влетали и вылетали из маленького отверстия. И какой то чёрт меня дёрнул попробывать сунуть пруток в это отверстие , чтобы немного расширить его. Сразу же меня облепило такое количество пчёл, что через несколько минут моего лица узнать было нельзя. Я орал от боли так, что осёл из соседней деревни, услышав бы, примчался. Но, слава Богу, дома были дядя с женой. Тут же, поняв в чём дело, облили меня тутовой водкой, смазали ещё чем-то и боль утихла. Вообщем, за два месяца мои родственники натерпелись со мной.Через некоторое время я вернулся домой.

    Не могу понять, почему не включил этот значительный эпизод своего детства в первую редакцию воспоминаний.

    Скучая по отцу я, самостоятельно, никому не сказав, решил написать письмо самому Сталину с просьбой вернуть нам нашего папу и вскоре забыл об этом.Через некоторое время мама говорит, что мне пришло письмо от Сталина. В этом письме Вождь писал, что сейчас очень тяжёлое послевоенное время и твой папа нужнее Стране на Дальнем Востоке.

    Как-то во дворе я услышал, что дедушка Шверник всем помогает, намотал себе на ус и тут же взялся за перо. Причём писчей бумаги у меня не было и я аккуратно разрезал мамину вощанную бумагу для выпечки пирожков и стал писать, но чернила не ложились на бумагу, т.к. она была слегка промаслена. Тогда я воспользовался химическим карандашом.

     Начал с того, что попросил дедушку Шверника вернуть нам папу, т.к. ему там холодно и мы по нему очень скучаем, а в конце, вспомнив о том, чем обычно письма начинают, дописал: "Первым долгом, как ваше здоровье? " Сложил письмо треугольником, написал адрес: «Кремль, дедушке Швернику.» и всё. Все мои губы и язык были в краске от химического карандаша. И только по прошествии длительного времени я понял, что полстраны прочитало это письмо пока оно дошло до адресата и я, думаю, что его помощники то ли из жалости ко мне, то ли  от вида и исскренности моего письма, всё же вручили его дедушке Швернику. И представьте себе, что вскоре от Шверника пришло письмо (мама опять в недоумении). «Дорогой Серёжа, первым долгом я благодарю тебя за то, что ты спрашиваешь о моём здоровье. У меня всё в порядке и обещаю, что скоро Ваш папа будет с вами.»

 Дальше из рассказа папы.

    "Осматриваю больных солдат. Заходит помощник командира дивизии и говорит, что меня срочно вызывает к себе Генерал. Я удивился этому, необычному для наших отношений, вызову, ведь  Генерал звонил мне всегда по телефону. В недоумени и в тревоге явился к нему . Вижу сидит с очень серьёзным лицом. Понял, что случилось что-то непредвиденное в дивизии..

     Обращается ко мне: " Скажи мне как другу, ты писал письмо Швернику?" Я молчу, не понимая о чём идёт речь. Он снова "Так ты писал или нет?". Я клянусь ему, что никаких писем я никуда не писал, а если бы собрался писать, то сначала посоветовался бы с ним. Тогда он говорит: "Поступил приказ Министра обороны со ссылкой на Председателя Президиума Верховного Совета тов.Шверника  о направлении тебя в Закавказский военный округ. Так что, готовься к отъезду. Встал, обнял меня и прослезился" И вскоре папа, благодаря дедушке Швернику, оказался в Баку и продолжил службу в Сальянских казармах.

    В  четвёртый  класс я пошёл в 147 ую школу. Она располагалась сразу же за больницей Шаумяна. Учился я с переменным успехом, в зависимости от настроения.

    Со мной за одной партой сидел Серёжа Лихачёв, позже ставший известным в Стране теннисистом. Он жил буквально через стену от корта "Нефтяник" недалеко от Черногородского моста. Естесственно, ни о каких уроках не могла идти речь т.к. он, буквально, дневал и ночевал на корте. Каким-то образом его перевели в 5-ый класс, а затем он исчез из учебного поля зрения, хотя весь класс продолжал за него болеть.

Помню как на перемене мы выходили на школьный двор, где в дальнем углу стояла огромная труба для выпуска дыма из котельной и внизу этой трубы было небольшое отверстие и нам, не знаю почему, доставляло удовольствие запускать в это отверстие обрывки бумаг, которые подхватывались дымом и уносились верх, выходя из трубы и разлетаясь по округе.

    В 1953 г. мы уже учились в 6-м  классе, когда в феврале объявили, что Сталин заболел и каждый день мы, буквально, не отходили от приёмников, слушая  сообщения  о его здоровье. И вдруг, 5 марта, прогремел незабываемый голос Левитана, объявившего на всю Страну, что Сталин скончался. Началось твориться что-то невообразимое, весь двор от мала до велика  рыдал. Может быть взрослые и что-то знали о его деяниях, но для нас, малышей он был Дедушка Сталин-Великий Вождь и мы ревели больше всех.

    Я помню, как при его жизни каждый год, 1 марта или 1 апреля проходило сообщение о снижении цен на продукты и тавары. Снижение розничных цен в СССР, особенно после Великой Отечественной войны, при жизни Сталина, производилось ежегодно. Первый послевоенный пятилетний план восстановления и развития народного хозяйства СССР был выполнен досрочно — за четыре года и три месяца. Значительно выросло производство зерна, мяса, масла, хлопка, льна, шерсти. Национальный доход в последнем году пятилетки вырос, по сравнению с 1940 годом, на 64%, за последний год — на 12. Сталинская политика обеспечила развитие экономики СССР без кризисов на протяжении многих десятилетий.
        С 1 апреля 1952 года, на основе мощного подъема промышленности и сельского хозяйства, было произведено пятое послевоенное снижение цен на общую сумму 53 миллиарда рублей, вызвавшее всеобщее ликование населения.
       На сколько были высоки темпы роста промышленности в годы сталинских пятилеток говорят такие данные: Произведенный национальный доход в 1950 году, по сравнению с 1913 годом увеличился в 8,8 раз, вся продукция промышленности — в 13 раз, производство средств производства— в 27 раз, производительность общественного труда — в 8,4 раз.
     Ежегодно повышалась зарплата всем категориям работников, увеличивалась пенсия и стипендия. С одновременным наращиванием объемов производства снижение цен давало ощутимое повышение уровня жизни населения.
      После смерти Сталина, и даже после осуждения культа его личности, осуществлялась политика регулярного повышения зарплаты, цены оставались неизменными

    Не знаю почему, но больше всего в моей памяти остались только слова диктора, что цены на селёдку снижены на 20% .

    Забегу вперёд в 1956 г. 25 февраля 1956 г. на закрытом заседании XX съезда КПСС прозвучал «секретный доклад» Н. С. Хрущева «О культе личности Сталина» и преступлениях сталинского режима. Слухи о том, что великий и безгрешный Сталин объявлен чуть ли не «врагом1 народа», быстро распространились по стране. Через несколько дней я пришёл в Черногородскую поликлинику №6 и, зная о том, что я очень интересуюсь политикой, секретарь парторганизации хирург тётя Женя Парсаданова подозвала меня в свой кабинет и предложила прочитать закрытое письмо ЦК КПСС по выступлению Н.Хрущёва. Внимательно прочитав, я так и не поверил тому, что там было написано, т.к. до этого в документальных фильмах видел как тот же Хрущёв и его «друзья» по ЦК готовы были целовать з.....у Великого Вождя..

    Но вернёмся в 1951г.

    Из учителей запомнил учительницу русского языка Григорьян, кажется её звали Евгения Баласановна, учителя географии - участника Войны Николая Ивановича, который водил нас в походы и всегда на уроках убеждал : "Ребята, не бойтесь атомной бомбы. У каждого должен быть зонтик и вы сможете уберечь себя ", всегда строгого учителя математики Мнацаканова Тиграна Соломоновича. Но самым "шедевром преподавания " был учитель физкультуры Марат Аршакович.

     В школе не было спортивного зала и урок физкультуры был для нас особенным. В класс входил Марат Аршакович и все, как положенно, вставали и… продолжали так стоять. Первым сажал Серёжу Лихачёва- он пользовался непререкаемым авторитетом в части спорта. Остальные, напрягая и разрабатывая неразвитые мышцы ног, продолжали стоять, переминаясь с ноги на ногу. Даже "луч света в тёмном царстве" нашего класса, отличница и аккуратистка, Грета Будагян не удостаивалась чести расслабить мышцы ног и стойко переносила все особенности и невзгоды спортивной жизни нашего класса. Где-то через 20-25 минут начинались "посадки".

     А так как я, к своему несчастью, как-то громко произнёс "у нас не физкультура, а физхалтура",то жестоко поплатился. Мои мышцы ног стали самыми крепкими и развитыми в классе. Думаю что это, в будущем, и стало результатом неплохих достижений в спорте. Так что спасибо Марату Аршаковичу за дальновидность.

    Из всего того, что находилось вокруг 147 школы, запомнились длинная аллея от памятника С.Шаумяну до станции электрички «Фиолетово» по которой мы гуляли чуть ли не всем классом после уроков, сквер между больницей имени Шаумяна и экзотическим Черногородским базаром, куда после уроков я ходил и по поручению мамы покупал прекрасные овощи, фрукты, зелень.

    В 8-й класс нас перевели снова в школу № 56.

    В школу  я шёл по центральной улице Чёрного города-улице Тельнова. Так давайте вместе пройдёмся по этой улице, начиная от памятника Степана Шаумяна. Сразу же справа были здания Авторемонтного завода им.Ленина и вход в кинотеатр АРЗ, где директором был тот самый легендарный Симкин, о котором я уже писал. Слева находилась контора АЗГАЗа, который славился тем, что в гараже механиком работал дядя Коля Данилов - Кулибин Чёрного города. Будучи без обеих ног, дядя Коля смастерил своими руками уникальный для того времени четырёхколёсный инвалидный кабриолет с мотоциклетным двигателем и на нём ездил на работу и с работы в любую погоду, вызывая восхищение и уважение окружающих. А я, с гордостью, могу сказать, что жил дядя Коля в нашем дворе и я дружил с его сыном Володькой. У них в сарае было множество инструментов и мы с Володькой, под руководством дяди Коли, строили макеты автомобилей, автобусов.

Задумали собрать мини автомобиль, сделали чертежи, деталировку и на этом остановились- неожиданно ушёл из жизни наш дядя Коля.

Но вернёмся на улицу Тельнова. Двигаясь по левой стороне, мы минуем столовую АЗГАЗа и приближаемся к недавно построенному школьному магазину, в котором можно было купить любые школьные и, как сейчас говорят, офисные принадлежности. Здесь же мы приобретали новые диафильмы для показа в нашем дворе и где я позже купил настоящую чертёжную доску и чертёжный прибор. Далее по левой стороне была библиотека. Я брал там книги и через пару дней возвращал.Как-то я попросил дать мне сразу несколько книг и вскоре их принёс назад. Библотекарша не поверила тому, что я так быстро их прочитал и устроила мне экзамен, попросила рассказать их содержание. В дальнейшем я получал любое количество книг без всяких вопросов.

На противоположной стороне от библиотеки были ворота в «Армянский двор», так его называли в Чёрном городе. В этом дворе неизвестно каким образом жили в основном армяне. Замечу по этому поводу что рядом с нашим двором был «Тюрский двор», хотя в нём, как и в нашем дворе, жили люди разных национальностей. А славился он тем, что из крана этого двора шла ледяная вода и жители других домов ходили летом туда с вёдрами и кувшинами, т.к. в то время ни у кого не было холодильников.

  На противоположной стороне, после библиотеки, был продовольственный магазин                         "Беспризорный». Все его так называли, но никто не знал почему.

    Затем двор скорой помощи и тут же рядом детская поликлиника, где нашим участковым врачом был прекрасный доктор Белубекян-высокий пожилой человек с тростью. Настоящий «доктор Айболит».Таким я его и запомнил.

Рядом же начинался и занимал целый квартал стекольный завод, куда нас водили на экскурсию и мы с упоением смотрели как стеклодувы выдували стаканы , а гравировщики наполняли их национальным арнаментом.

     Дальше был сквер, в котором каждое лето располагался летний пионерский лагерь. Кстати, не знаю по чьей инициативе было рекомендовано в каждом дворе создавать летние  «Форпосты». Нам даже построили во дворе беседку, где мы целыми днями играли в шахматы, шашки, читали книги.По вечерам демонстрировали диапозитивы. Рядом поставили мачту, на которой мы каждое утро  и вечер выстраивались для поднятия и спуска флага. Делали это поочерёдно. Причём, всё это происходило на полном серьёзе. Естесственно, мы все были в галстуках. Как-никак - юные Ленинцы.

    Напротив сквера стояло здание, не помню названия, какого-то исследовательского института с нефтяным уклоном. Это я помню точно. Дальше шли дома «Американки» и площадка – склад стеклотары где многоэтажными штабелями складывали 3-х литровые баллоны для погрузки в железнодорожные вагоны. И, почти рядом, наша незабываемая 56-я школа.

На другой стороне улицу, практически, замыкал заслуженно любимый всеми черногородцами - Дворец Шаумяна – действительно кладезь культуры, исскуства

и развлечений всего Шаумяновского района. И, наконец, улица упиралась в здания Райкомов партии и комсомола,где без устали  направляли жизнь и деятельность каждого жителя нашего района.

    Подробно описать центральную улицу Чёрного города я решил , узнав недавно, что практически, все здания снесли, в том числе и нашу школу, и там сейчас уже другие современные здания. А так как. в то время фотоаппарат был предметом роскоши, то и фотографий не осталось. Так что будем довольствоваться тем, что сохранилось в памяти. Просто прогулялись.

    Не могу не вспомнить, как нам было интересно ходить на место строительства Дома Правительства. Всё дело в том,что его строили пленные немцы. Строительство было огорожено и их охраняли. Почему-то было их жалко.Мы приносили им бутерброды, а взамен получали разные поделки-свистки, дудки, чижики-пыжики и, даже, губные гармошки. Интересно кто был архитектором этого интересного по замыслу и не стандартного здания?

    Володя Ягнюченко вспоминает, (написал его имя и сразу же поймал себя на мысли, что двигаюсь в форвартере, проложенным им в своих жизнеописаниях. Плагиат. Но по другому, не получается. Это то же самое, что встать на рельсы, поехать и попытаться с них сойти, не получится. Надо только остановиться. Но остановиться уже не могу. Тормоза не держат. Так что Володя, дорогой, извините, буду ехать до последней остановки) что Седа Гайковна (Царство ей небесное, также как и остальным нашим учителям, ушедшим из жизни) прыгала на ходу с трамвая за 100-150 метров до остановки.

     Так вот, однажды я еду на трамвае (как всегда на подножке) и прыгаю на ходу. Только затормозил после инерционного пробега, чувствую, что кто-то прыгнул за мной. Ооо - прелесть. Это была она и увидев меня, вопрошает: «Что ты делаешь, ведь можешь попасть под трамвай?», на что я ответил, что «всегда прыгаю с последней площадки, а вот Вы прыгнули с первого вагона, а вот это уже чревато.» Мы оба рассмеялись и мирно дошли до школы. А добродушный Гасан Кадырович-учитель азербайджанского языка. Даже стыдно вспоминать что мы вытворяли на его уроках. Единственное, что выучил, было: «Мян хансы бир инсана бянзядим ки Ленини».

    Я также участвовал в драмкружке (сначала в 147 школе на сцене АРЗ им.Ленина), а потом и у Сельдиной Татьяны Семёновны, которая с нами поставила «Ревизора» и в котором я, кажется, играл Почтмейстера.

     Она как-то умудрилась выставить эту постановку в Русском Драматическом театре им.Самеда Вургуна, на которм присутствовали почти все актёры театра. Нас хвалили, прочили великое артистическое будущее, а мы наивно, жутко загордились и зазнались. Хоть сажай в самолёт и прямо в Голливуд.

     В эти же годы я посещал кружок рисования во Дворце Шаумяна, где под руководством талантливого художника "товарища Ахундова" (мы так его называли) я постигал секреты изобразительного мастерства.

     Трудно описать какое удовольствие мы испытывали, когда на брусьях упражнения показывал наш педагог физкультуры Степан Степанович. А ведь ему тогда уже было где-то под 80.

     И, наконец, Орлеан Владимирович-мой друг и покровитель, который мудро и не навязчиво наставлял меня. Он же мне, 9-ти класснику, доверял ремонтировать школьный мотоцикл (вот когда помогли мои наблюдения 3-го класса),  на котором я гонял до Зыха и обратно без прав. Орлик, как любя мы все его называли, привил мне любовь к спорту. Для меня сейчас было бы большим счастьем увидеть и обнять его, но.... Увы.

 Первая моя секция была в 58-ой школе на УПД, где тренером был великолепный педагог Юрий Обельмейстер. У него я получил азы лёгкой атлетики. Ну, а затем я пошел по "тренерским рукам.". Шорин-рекордсмен Азербайджана по метананию молота, Зайонц (из плеяды знаменитой семьи Зайонцев) и, наконец, Главный тренер сборной Азербайджана, легендарный Заслуженный тренер СССР Афган Гейдарович Сафаров, доведший меня позже до кандидата в мастера спорта-рекордсмена Азербайджана среди юношей.

     В 10-м классе наш учитель физики Валентин Николаевич Ботвич ( в 8-м и 9-ом классах он много моей невинной «крови попил» и, даже, докатил до переэкзаменовки) открыл физический кружок,в котором в основном были девочки, а единственным мальчиком был  я. Откуда-то притащил старую военную электронную технику и поручил разбирать её на части, что я аккуратно делал. Затем он достал где-то провода, громкоговорители  и мы с ним радиофицировали всю школу, а Орлеан Владимирович поручил мне вести по радио на всю школу утреннюю гимнастику. С тех пор мы с Валентином Николаевичем очень подружились, о чём говорит пятёрка, полученная мной на выпускных экзаменах по физике.

   Так вот, о кислотном заводе. Он располагался в самом центре Чёрного города и производил серную кислоту. Если вы когда-нибудь на уроках химии с «жадностью» вдыхали из пробирки её запах, то это было ничто по сравнению с тем, что выходило жёлтым дымом из главной трубы этого завода. Складывалось такое впечатление, что завод специально построили, чтобы «заботиться о нас». Не даром мы с Вовкой голосовали за Власть, которая так усердно «продлевала» жизнь жителям Чёрного города. Вокруг были завод им.Будёного, Караева. Они тоже не были подарками для нашего города, но туда смело можно было направлять рабочих кислотного завода, как в санаторий, чтобы они поправляли уже безвозвратно потерянное здоровье. Самое интересное, что Шаумяновский Райкомы партии и комсомола располагались в 200-300 метрах от этого завода. Не от этого ли так часто менялись руководители района?

Вы можете себе представить такое в нынешнее время? Я – нет. Руководители хилые пошли. Им бы сталинскую закалку.

 Как молоды мы были, как молоды мы были,

 Как искренно любили, как верили в себя.

    Здесь же, в 56 ой школе, я встретил свою первую любовь. Был 9-ый класс. Как-то вечером я пришёл в школу поиграть в волейбол с одноклассниками «и тут я увидел впервые её, её я в спортивном зале»......

     Прелестная девочка, с двумя переплетёнными косичками, сосредоточенно выполняла на бревне упражнения. Я даже не могу объяснить, что произошло со мной. Я был просто сражён. Какой тут волейбол?!. Я вышел на улицу, дождался когда девочки вышли из школы и пошли в сторону остановки трамвая у Дворца Шаумяна. Какая-то сила двигала мной и я поплёлся за ними, сел в трамвай и доехал до их остановки. Девочка училась в 8-м классе.

     Как вернулся домой, не помню. Только мама, почуствовав что-то неладное, спросила: «Ты что себя плохо чувствуешь?» Что-то промямлил и уединился. И, проницательная, моя мама вечером сообщает отцу: «Наш сынок, кажется, влюбился.» Наивная мама, я не просто влюбился, я был покорён. Передо мной всё время была Она. Через несколько дней , наконец, решился , написал ей письмо и через Шурика Кузина (мальчик с нашего двора) передал ей, в момент, когда она в очередной раз стояла на остановке трамвая. После этого я не пропускал ни одной её тренировки и соревнования.

     Невероятно, но это был я, который на девочек смотрел с высоты орлинного полёта. И вдруг.....

     Как-то в школе, где она училась, был вечер и я, благодаря одному из друзей, учившихся в этой школе,и знавших о моих отношениях к Ней, попал на этот вечер. После вечера мы шли с Ней до остановки автобуса и говорили о чём-то отвлечённом не договаривая то, о чём думали. Тогда мне казалось, что что-то Ей мешало вести со мной разговор.

    Пионервожатой у нас работала очень хорошая, добрая девушка «Товарищ Люся». И каким-то образом она организовала поездку агитколлектива школы, куда вошли и гимнасты, на «Полевой стан», который оказался малоканским хутором. Я очень обрадовался, что проведу какое-то время с Ней.

     Но тут оказалось, что между нами, негласно, появилась какая-то сила, мешавшая нам и исключившая меня из желанного списка. Узнав об этом, товарищ Люся настояла, чтобы я оказался в списке. Мы приехали в деревню, выступили в клубе, забитом до отказа сельчанами. Гимнасты показали свои упражнения; без всякого вдохновения я прочитал стихотворение, кажется «Заяц во хмелю». В этот момент в зале никого не видел, кроме Неё.

    Кульминация наступила неожиданно.

    Как-то в предбаннике спортзала, через который мы заходили в раздевалки, меня остановил Её тренер  и говорит: «Отстань от неё, она должна стать мастером спорта и должна закончить школу на медаль, а ты всё время болтаешься здесь и отвлекаешь её. Если ещё раз появишься в поле её зрения, на меня не пеняй, я не дам тебе закончить школу.» Этого хватило, чтобы я всё понял и всю свою волю и силу направил в кулак. «Собеседник» неестесственно свалился и глаз его сразу же затёк. Я испугался, что убил его, но слава Богу, он пришёл в себя и, не поднимаясь, стал оскорблять и угрожать мне. Чтобы не испытывать себя снова, я вышел и поплёлся в класс. Минут через двадцать в класс заходит директор, объявляет, что я исключён из школы, должен собрать свои вещи и больше в 56-ой школе не появляться.    

    Ну что, исключён, так исключён. Главное я про себя думал, что может быть не надо было так резко реагировать на подлость, ведь мог бы случайно убить, но до сих пор считаю, что мой поступок был справедлив.

     Родителям я честно рассказал о случившемся. Отец меня поддержал, только сказал, что нельзя было так унизить человкеа, это можно было сделать вне школьных стен. Мама немедленно сообщила заведующему РОНО.

     На следующий день к нам пришёл Орлеан Владимирович. Убедительно, как друга, попросил рассказать ему о всех подробностях происшествия. Рассказал. Он только хмурился и усы его нервно двигались.

     Видимо позже он обсудил ситуацию с директором школы, к тому же вмешался заведующий РОНО, и мне было предложено вернуться. Сказал, что вернусь, если всему классу объявят, что произошла ошибка с моим исключением. Мне потом рассказывали, что когда об этом объявили, класс захлопал. (Я специально не называю имени тренера, т.к. он впоследствии исчез из 56-й школы, женился на Ней, и вскоре скоропостижно ушёл в иной мир. Могу только сказать «Царство ему небесное»).

      Через некоторое время состоялись выпускные экзамены. Так закончились мои школьные годы.

Школьные годы чудесные,
С дружбою, с книгою, с песнею,
Как они быстро летят!
Их не воротишь назад.
Разве они пролетят без следа?
Нет, не забудет никто никогда
Школьные годы.

Дальше дорога в новые события и ощущения. Об этом в следующей главе.

3. ЮНОСТЬ

Вот мой Онегин на свободе...

Позади школьные годы, а что делать дальше? Уверен, что этот вопрос возникает у каждого, окончившего школу. И этот же мучительный вопрос овладел мной, сразу же в первые дни, после получения аттестата зрелости. Пишу «Аттестат зрелости» и тут же вопрос над котором я никогда не задумывался: «Почему «зрелости»? А что за год до его получения мы были не зрелыми что ли? Видимо созрели сразу же после сдачи последнего выпускного экзамена. Наверное правильнее было бы азвать  «Аттестат об окончании средней школы».

Родители - врачи, я постоянно дома с интересом слушаю их разговоры о больных, о сделанных операциях, названиях болезней и медикаментов. До сих пор в памяти сохранилось многое из того, что слышал. И казалось - прямой путь в медицину. Мне хотелось стать хирургом. Только хирурги, на мой взгляд, могут реально спасти тяжело больного человека.

Но автоматика и телемеханика, считавшаяся в то время какой-то уникальной внеземной, космической специальностью, сбила все мои благие намерения  и я подал документы в АЗИИ на факультет автоматизации производственных процессов (ФАПП) по специальности «Автоматика и телемеханика». Старт был взят мощный - 14 баллов на трёх экзаменах и когда до финиша было рукой подать, просто броситься на финишную ленточку – провал, Причём, провал неожиданный и ничем необоснованный. По математике, которой я владел намного слабее, получил отличную оценку, а по физике, мне, получившему месяц назад отличную оценку у самого Валентина Николаевича Ботвича, ответившему на все вопросы билета, получить неудовлетворительно – это было вне моего логического восприятия. Видимо состав поступивших был заранее известен и не в чьи планы не входило допустить в стены института других менее «известных» и лишних абитуриентов. И поэтому на последнем экзамене отсекли ненужных. Самое обидное было сознавать в этот момент свою беспомощность, так как приговор был окончательный и, практически, обжалованию не подлежал. Можно было снова подать документы уже на вечернее отделение, но моральная подавленность от предыдущей неудачи, не позволила мне снова идти в бой.

И опять злополучный вопрос – что делать дальше? Тут уже помогли родители, предложив сначала получить рабочую специальность и только после этого двигаться дальше. И я до сих пор благодарен им за тот мудрый совет.

В тот год на базе ремесленного училища № 1, находящегося в пяти минут ходьбы от нашего двора на пересечении 1ой Черногородской и 2-й Заводской улиц, открыли Техническое училище №1, куда принимали со средним образованием («зрелых»). Специальности были разные, слесари КИПа, слесари-сантехники, токари и , кажется, электрики.

Вспомнив свои «достижения» на станке у дяди Петроса в ванной комнате, сразу решил освоить токарное дело. Так начались мои рабочие годы. Теоретические занятия проходили по адресу, названному выше, а практические - в мастерских недалеко от Черногородского базара. Надо было проучиться 10 месяцев и при отличном окончании получить 5-й разряд и право поступления без конкурса в ВУЗ.                                                                        Но перед тем, как начать обучать токарному делу, нам решили подарить ещё и специальность хлопкоробов и отправили в Бардинский район на освоение необъятных хлопковых  полей. Забегу вперёд и отмечу, что благодаря именно нашим «усилиям», в тот год Азербайджан  выполнил государственный план, кажется, на 300%.

Нас, больше 60-ти человек, разместили в здании сельской школы в помещении размером в крохотный спортивный зал. Раздали матрасы, набитые соломой и такие же подушки. Мы их «аккуратно», чтобы не «помять чехлы и наволочки» разложили на полу, а укрывались своими телогрейками. Было очень холодно. По утрам, съев то, что привезли с собой из Баку, мы отправлялись на трудовые подвиги – Страна нуждалась в хлопке, а многие председатели колхозов в звании Героев Социалистического Труда. И мы, понимая это, «добросовестно» трудились. Лично я впервые «живой» хлопок увидел там, и нам, не сведущим как собирается белое золото, надевали фартук, похожий на сумку кенгуру и говорили, что надо собрать столько то киллограммов. И мы шли в бой.

Через час уставали ноги, а ещё через час немели руки и отказывались творить «чудеса» на поле – набивать полные сумки и затем наполнять мешки, которые мы за собой тащили по грядкам. Это была неописуемая картина. «Бурлаки на Волге» отдыхают. Была бы видеокамера, можно было бы снять чудесный фильм и выдвинуться на Оскара. Женщины-хлопкоробки, наблюдая за нашим, поистине выдающимся трудом, скромно улыбались себе под нос.

И не даром говорят в народе «Голь на выдумки хитра» и мы стали хитрить, делали из мокрой земли шары размером чуть больше теннисного мяча и облепливали их хлопком. Таким образом и мы, как и все хлпкоробы нашей страны, благодаря этому способу, стали перевыполнять нормы.

Постоянно шли дожди, двигаясь по грядкам, меся грязь,мы промокали до нитки. И ежеднево всё меньше и меньше людей выходило на поле, так как болезнь безжалостно косила нас. Есть было практически нечего, не говоря уже о горячей пище и чае. И тут мы нашли выход. У кого то оказались рыболовные крючки и леска.                  Двинулись к берегам Куры, которая щедро одаривала нас всевозможной рыбой. Картошку и лук выкапывали  недалеко от хлопковых полей. Стали варить уху и кормить горячей пищей заболевших. Словом, к концу нашей командировки мы уже не думали о хлопке-главное было живыми унести ноги. Домой нас привезли еле живых на каком-то автобусе-тарантасе.  

Через неделю после приезда начались занятия. Мне очень нравилось изучать теорию резания металлов, технологию металлов, чертить и читать чертежи. Но больше этого меня  привлекали практические занятия на станке. Мастер токарного дела (к своему великому стыду, забыл его Имя) оказался талантливым воспитателем и учителем. Щедро делился своими знаниями с нами. Для меня удивительным оказался факт, что в нашей группе учились и девочки. И их наклонившиеся головы над станками, напоминали фрагменты из документальных фильмов, в которых показывали  как работали наши женщины на станках во время Великой Отечественной войны.

    Через месяц мы уже стали точить несложные детали по заказам заводов, а ещё через пару месяцев нам начали доверять уже детали посложнее и установили нормы выработки. Приходилось часто помогать девочкам, которые никак не могли выполнить эти нормы даже при всём старании.

     Десять месяцев пролетели быстро и окончившие на отлично получили достаточно высокий для того времени  5-й разряд и право без конкурса поступать на вечернее отделение ВУЗа.

    Практически сразу поступил работать на Авторемонтный завод им. Ленина в отдел главного механика токарем. Работа была очень интересной, так как каждый раз приходилость создавать новый вид детали. Трудность заключалась только в том, что работа была трёхсменной и непривычно было работать ночью.

Проработав здесь год и, набрашись ценного опыта, перешёл работать в контору КИП и Средств автоматики, расположенную в Белом городе недалеко от Парка Низами. Предприятие занималось установкой и ремонтом контрольно –измерительных приборов на всех бакинских нефтеперерабатывающих заводах .         И здесь работа была очень интересной, так как часто приходилось вытачивать весьма сложные и точные детали. Кроме того часто поступали просьбы от высокопоставленных людей на изготовление гардин, торшеров, вешалок и других уникальных изделий народного потребления. Пользуясь этим,  мы и для себя изготовляли подобные вещи. Особой популярностью среди наших работников пользовались машинки для закатывания крышек стеклянных банок. И так как тогда консервироваием занимались все жители нашего города, мы обеспечили машинками не только всех в КИПе, но и своих многочисленных родственников. Благо, директор наш к этому относился снисходительно.

В гараже у нас стоял старый неработающий мотоцикл ИЖ-49 с коляской. Он меня заинтересовал и я попросил разрешения у директора восстановить его. Директор разрешил мне ежедневно по два часа заниматься ремонтом, так как он был заинтересован в том, чтобы все машины и механизмы на предприятии были задействованы. Я с усердием стал заниматься  этим. Помогли наблюдения в институте физкультуры, о которых я писал в предыдущей главе. За несколько месяцев я полностью восстановил мотоцикл. И чтобы иметь возможность ездить на нём, пришлось сдать экзамены на права.

В 1960 г. успешно сдал экзамены и поступил на вечернее отделение факультета автоматизации производственных процессов всё на туже специальность «Автоматика и телемеханика».

Работая и учась в институте,  не переставал заниматься любимым спортом. После работы ехал на стадион Ленина, затем на занятия. Возвращался домой к 10 ти часам вечера. К тому времени мы получили квартиру на 8-м километре и домой на автобусе добирался 40-45 минут. Было не легко, очень уставал. На занятиях иногда даже засыпал, но с экзаменами как-то справлялся и задолженностей не было.

В этот же год, в один из дней, во время работы, подходит секретарь нашей партийной организации и мне, 19-ти летнему, почти ещё мальчишке, предлагает вступить в партию. Я подумал, что она шутит и тоже шутя сказал «Я знаю, только меня в партии не хватает, так что надо поспешить». И что же вы думаете? На следующее утро она подходит ко мне со всеми документами, оформленными от моего имени, которые я должен подписать. Я обомлел. Говорю ей «Слушайте, какая партия, что я сделал, чем отличился, что вы затеяли это? Я же пошутил». Вызывает меня директор и объясняет, что мы должны выдвинуть в партию молодого рабочего,

комсомольца и я вполне для этого подхожу, тем более, что учусь в институте. Бысто собрали партийное бюро и дали мне рекомендацию. Вторая рекомендация должна была быть от Райкома комсомола.

     Прихожу я на заседание бюро и секретарь Райкома тут же задаёт мне вопрос: «А где Ваш комсомольский значок?» Надо отметить, что я никогда не носил его и не помнил, чтобы меня вообще когда-то принимали в комсомол. Но нашёлся и говорю, что значок ношу на рабочей одежде. На это секретарь сказал, что я ,мягко говоря, лукавлю и предложил не давать мне рекомендацию. Бюро, естесственно, с ним согласилось. Это решение было радостным для меня, так как я мог сказать и директору и секретарю партийной организации, что они ошиблись во мне – не я отказался, а мне отказали. Но я не дооценил силу Партии.

     Буквально через неделю меня вызывают на бюро Райкома Партии. Секретарём райкома в то время была Мулявко (инициалов не помню). Зачитывает рекомендацию партийной организации КИПа и Райкома комсомола. Это было немыслимо, это было великолепно по сути. Уличили меня во лжи, отказали и тут же – на тебе-рекомендация. Через две-три минуты я стал членом Коммунистической партии.

И только через несколько лет я понял какое это было дальновидное решение.

Когда перешёл на четвёртый курс, директор перевёл меня инженером в отдел новой техники. По роду работы необходимо было ездить по нефтеперерабатывающим заводам и мотоцикл оказался кстати. И заправлял я его прямо от установок, производящих бензин. Было очень удобно и выгодно.

    Тогда же я познакомился с известным мотоциклистом Азербайджана Айдыном Гусейновым. Его база располагалась позади Парка Низами. Он в то время готовил аттракцион гонок на мотоцикле по вертикальной стене. Часто помогал мне с ремонтом. О неожиданной встрече с ним после долгих лет, я думаю описать в следующей главе.

 Однажды меня неожиданно вызывает директор и сообщает, что вынужден снова перевести на станок, так как ему направили после окончания института дочку какого-то высокопоставленного человека республики и он, по известным причинам, не может отказать , а вакансии у него нет. Так я, не без обиды, снова встал за станок.

Не знаю откуда, в голове возникла мысль, уехать в столицу или в Ленинград и там закончить образование. Пришла мысль – надо воплощать её в жизнь. И в различные ВУЗы этих городов полетели письма с просьбой о переводе. И также регулярно стали поступать отказы. Причём отказы были так идентичны, что казалось их писал один человек. И наступило прояснение, что не только я хотел бы оказаться в столице, а сотни и может даже тысячи студентов из других городов. Отсюда эти однозначные отказы.

Отказы настроили меня на более решительные действия и , посоветовавшись с родителями, двоюродным братом (тем, который застал меня за пусканием колец дыма в школьном туалете и воздал мне по заслугам), к которому я был привязан и дружил, я взял отпуск и поехал в Москву. Родители дали денег на дорогу и на проживание в гостинице.

Приехав в Москву и поокалачиваясь по гостиницам, я понял, что меня здесь не ждали – ни в одной гостинице место не нашлось. Наступал вечер, а впереди ночь и куда деваться-ума не приложу. Подошёл какой-то мужик в гостинице при ВДНХ (оказался дворником) и предложил за какие-то деньги переночевать у него в будке, а утром провести в душ. Расположился в будке под лестницей вестибюля прямо на шлангах. На следующий день принял душ, привёл себя в порядок и отправился на Курский вокзал, сдал вещи в камеру хранения и поехал на Ленинский проспект. И точно, как в анекдоте о Василии Ивановиче , когда ему понадобилось доехать куда-то на автобусе, спросил у прохожего на каком автобусе можно доехать до места, тот ему ответил, что на 56-ом. Проходит пару часов и тот же прохожий возвращаясь видит что Чапаев стоит и считает : 6,7,8,...Так и я. Кто-то мне сказал, что Московский Институт Нефти и Химии им.Губкина находится на Ленинском проспекте 65. Топая по Ленинскому проспекту от Метро Октябрьская и, считая номера домов, прошагав почти 5 километров, наконец  добрался до института.

Показав студенческий билет АЗИИ прошёл проходную  и направился в деканат автоматизации, место нахождения которого указал проходивший студент. В деканате никого, кроме секретаря, не оказалось.Были каникулы и декан был в отпуске. Заместитель декана  должен был появиться через два часа. Решил идти прямо к ректору. Но и он оказался в отпуске.

На дверях соседнего кабинета увидел табличку с фамилией Э.И.Тагиев –профессор-проректор по научной работе.

И, уже не веря в успех застать кого-то, и набравшись смелости (а может быть и нахальства) постучал. Из кабинета раздалось «заходите». Зашёл. И сразу же почувствовал какую-то доброту, интеллегентность хозяина кабинета. Он встал, поздоровался за руку, предложил сесть и спросил какой у меня вопрос. Изложил свою проблему, подробно рассказал о себе-об учёбе, работе, семье. Узнав, что я член КПСС, очень удивился – 24 года и уже член партии и отметил, что это важный аспект. Выслушав меня, он сказал, что это не его «епархия» заниматься переводом студентов, но попытается мне помочь. Вызвал по телефону заместителя декана факультета автоматики и, узнав, что тот будет через какое-то время, попросил меня дождаться того у деканата и сообщить когда он появится.  Проходя мимо одного из кабинетов, увидел табличку: «Заведующий кафедрой математики, профессор Гусейнзаде М.А.» остановился. И тут же, как будто невидимые ангелы управляли процессом, открывается дверь и выходит высокий тучный человек не славянской внешности и спрашивает: «Вы ко мне?» Говорю «наверное нет, просто несколько минут тому назад разговаривал с Эюбом Исмаиловичем Тагиевым и вот прохожу мимо кабинета и снова азербайджанская фамилия. Только что приехал из Баку и приятно удивлён увидев на таких постах фамилии земляков ».  Он пригласил меня в кабинет и спросил по какому вопросу я оказался в институте Губкина. Я повторил всё, что рассказал несколько минут тому назад Эюбу Исмаиловичу. Меджид Азизович тут же звонит Э.И.Тагиеву и говорит ему, что случайно встретился со мной в коридоре и узнал о поих проблемах. «Надо помочь нашему земляку. Как только появится Дианов (зам.декана) пригласи меня». Я пошёл караулить зам.декана.

Минут через двадцать он появился (об этом мне сообщила секретарь). И я буквально бегом направился в кабинет Э.И.Тагиева и Дианов был приглашён. Одновременно подошёл и М.А.Гусейнзаде.. Э.И.Тагиев представил меня, сделав особый упор на то, что я член КПСС и проработал на производстве. «Считаю, что надо удовлетворить просьбу товарища Айрапетова», сказал Эюб Исмайлович. Его поддержал Меджид Азизович. Причём, обо мне они говорили так, буд-то знали меня всю жизнь. После этих слов руководства, Дианов согласился. Тут же было составлено и подписано письмо на имя ректора АЗИИ с  просьбой оформить мой перевод.

Я, терявший уже все надежды и почти махнувший рукой на свою затею,  был потрясён таким неожиданным  добрым отношением этих двух абсолютно незнакомых мне людей, за мгновение решивших мою дальнейшую судьбу.

Именно это великодушие,  далеко не свойственное многим людям, и сподвигнуло меня так подробно описать этот важный момент в моей жизни и назвать по именам этих прекрасных людей. И в этом я убеждался неоднократно, уже близко общаясь с ними.

Передо мной была поставлена задача в течение недели вернуться со всеми документами.

На следующий день я вылетел в Баку .

На этот раз на моём пути появилась непреодолимая преграда. Придя в АЗИИ, я был остановлен охраной. Показал свой студенческий билет, письмо из Москвы, но мне объяснили, что идут приёмные экзамены и на этот период институт закрыт для всех. Я понял серьёзность момента, тем более, что к охране были приставлены и милиционеры и мне никак не удастся уговорить.

Решил обойти здание института в поисках возможно где-то открытого окна, ворот для автомобильного транспорта. Но всё было наглухо закрыто. Только между одними железными воротами высотой не менее трёх метров и аркой было открытое пространство. И, если в детстве я мог пролезать в маленькую щель, но внизу ворот, то на сей раз было уже сверху ворот достаточное пространство, чтобы пролезть  в него. Хорошо, что ворота были облицованы фигурными железными прутьями. И я решился. Быстро забрался, перелез через ворота и рискуя быть замеченным с печальными последствиями для себя, вошёл в здание и уже смело пошёл к деканату.

 И неожиданно (опять ангелы помогли) встречаю знакомого парня, который работал лаборантом на кафедре политэкономии. 

  Рассказал ему о своих проблемах, попросил совета. Алик, так звали его, сказал, что он с недавнего времени работает помощником ректора и постарается мне помочь. Передал ему все документы. Через два дня он звонит и сообщает, что всё готово и что он уже оформил специальный пропуск  на вход в институт.  Мне необходимо придти и расписаться в каких-то документах в деканате.

Получив все документы, я пошёл искать Алика, чтобы поблагодарить, но в ректорате сказали, что он в двухдневной командировке. У меня, к сожалению, не оставалось времени. В тот же день я улетел в Москву.

На следующий день утром я был у Эюба Исмаиловича. Он дал команду подготовить приказ о моём зачислении и через полчаса приказ был завизирован Диановым и подписан Проректором. Моему ликованию не было предела- я студент очного отделения Института Нефти и Химии им. Губкина!!!

Родители, конечно же были рады за меня, но одновременно огорчены. Ведь я уезжал от них в другой город.

Через месяц началась настоящая студенческая жизнь со всеми её особенностями. Меня определили на 4-ый курс (на курс ниже), так как я перевёлся с вечернего отделения. Рядом с институтом находилось огромное общежитие, но места не было и меня направили в Одинцово, в снимаемое институтом общежитие. Там жили строители, милиционеры, ткачихи и т.д.

В первый же день я был весь искусан клопами, вся постель была усыпана ими. Пошёл в магазин, купил средства по борьбе с ними. Обрызгал все кровати в комнате.

Но на следующий день всё повторилось-эти паразиты просто издевались над нами.

Тогда я решил перехитрить их и каждую железную ножку кровати поставить в банку с этой жидкостью. И что же вы думаете? Ночью просыпаюсь от какого-то движения по лицу-включаю свет – опять они. Их хитрость превзошла мою- они ползли по стене на потолок и оттуда катапультировали на наши несчастные тела. Призвав всех жителей общежития, мы опрыскали все комнаты одновременно и надолго избавились от этих отвратительных кровопийц.

Ребята и девочки группы с любопытством встретили меня. Было много вопросов (намного больше чем от руководства института и деканата). Через несколько дней я уже стал своим. От однокурсника узнал, что можно устроиться на полставки в лабораторию. Работа заключалась в сборке электронных схем для определённых исследований. Так как каждый день было обязательное посещение лекций, лабораторных занятий, а потом и работа в лаборатории, о спорте я уже думать не мог, времени не оставалось .

В октябре мне из Баку сообщили, что мама тяжело заболела и выезжает в Москву, а затем в Ленинград на операцию. Встречаю в аэропорту и не узнаю её, так она похудела. Слёзы подкатили к горлу. Устроил её в гостиницу института, а сам пошёл к декану, объяснил ситуацию и попросил разрешения на выезд.

Через день мы были в Ленинграде и направились искать квартиру известного хирурга, которого порекомендовал талантливый и известный хирург Баку – Наджаров. В адресном бюро дали адрес, но в квартире никого не оказалось. Так мы стояли на лестничной клетке и думали что делать дальше. Помогла девушка спускавшаяся по лестнице. Она сказала, что профессор просил не называть его местонахождение, так как сюда ежедневно приходят много людей, чтобы попасть к нему. И всё же я уговорил её и она сказала, что профессор живёт на даче в Комарово, а адреса она не знает. Через два часа мы уже были в Комарово и у местной жительницы узнали, что здесь живут профессора и академики и согласилась проводить до дома Великого Хирурга – Семёна Абрамовича Холдина. Дверь нам открыла его жена и сказала, что Семён Абрамович спит и встанет ровно в 5 часов.

Ровно в 5 часов пробили часы и в дверях появился настоящий Академик, каких мы привыкли видеть в кино и на фотографиях в академической шапочке.Он был далеко не молод. Пытался узнать как мы нашли его здесь. Объяснили, что в подъезде дома встретили незнакомого человека и он назвал станцию Комарово, а дальше уже каждый прохожий мог назвать его дом. Осмотрел маму и подтвердил диагноз, хотя мы ещё надеялись на позитивное. Сказал, что надо ехать в Институт Онкологии  на станции «Песочная» и добиваться приёма. Сам же он должен уехать на 10 дней в командировку. На следующий день мы были в Институте. После долгих перепетий обещали положить на операцию через неделю после прохождения всех исследований. Сняли комнату рядом. Через несколько дней приехал папа и я смог возвратиться для досрочной сдачи экзаменов зимней сессии. Надо было сдать три экзамена. По остальным двум предметам у меня уже была оценка, полученная в Баку. Мне разрешили досрочную сдачу. И , воспользовавшись детальными, почти стенографически, написанными за преподавателями лекциями, в короткое время на отлично сдал экзамены, и выехал в Ленинград. (Для себя сделал вывод,что каждый преподаватель любит, когда студент отвечает на вопросы билетов чётко по прочитанным лекциям так как по ним же составляются билеты. Этот совет и будущим студентам).

Операция прошла и на мой вопрос «Будет ли мама жить ?» Семён Абрамович ответил  немногословно: «Будем надеяться». С этими надеждами мама прожила 44 года.Спасибо и Царство небесное Великому Хирургу.

Зимние каникулы прошли в Баку.

Вернувшись в Москву, я с головой погрузился в учёбу. Но в деканате обнаружилось, что у меня «хвост» по физкультуре. Не сдан зачёт и не будет повышенной стипендии за сданную зимнюю сессию. Прихожу на кафедру физкультуры, показываю удостоверение кандидата в мастера спорта по лёгкой атлетике. Нет, сказали мне, надо сдать какие-то нормативы и тут же: «но если ты выступишь на районных соревнованиях, то зачёт мы тебе поставим». Что же делать? Кое как потренировавшись две недели, вышел в сектор для прыжков в длину и, после почти годового перерыва, прыгнул с посредственным для себя результатом, но всё равно принёс первое место в этом виде команде института и сразу же получил обещанный зачёт.

Через пару месяцев меня избрали в партийное бюро факультета, ответственным за работу с комсомолом. А ещё через некоторое время заместителем секретаря комитета комсомола института. Да, в то время был большой дефицит и спрос на студентов-членов КПСС.

Чтобы выжить в условиях столицы и многих соблазнов, нужны были материальные средства. К помощи родителей обращаться не хватало совести, так как считал, что они многое отдали нам, много было потрачено средств на мой переезд в Москву, операцию мамы. Даже будучи в Баку и неплохо зарабатывая, все деньги отдавал родителям. И когда надо было пойти в кино, театр, на футбол, всегда было неудобно обращаться к родителям.

Поэтому, получая повышенную стипендию, работая в лаборатории, решил устроиться ещё куда-нибудь на подработку. Сначала эта была (как и для многих студентов)ночная разгрузка вагонов, а затем нашёл работу в отделе охраны. Надо было через каждые два дня садится за мотоцикл и разъезжать с напарником всю ночь по определённому маршруту в районе Ленинского проспекта и проверять каждый магазин на предмет целости замков и работы охранной сигнализации. Рано утром добирался до общежития (к тому времени я уже жил в общежитии рядом с институтом) и часа два поспав, шёл на лекции.

Однажды произошёл случай, который я хотел бы описать, Как-то подъехав к валютному магазину «Берёзка», обнаружили, что на подвальном люке куда разгружается товар отсутствует замок. Сначала хотели спуститься и посмотреть, но решили что там кто-то может быть и для нас могут возникнуть, по меньшей мере, неприятности. Позвонили в отделение милиции и директору магазина. Приехал наряд милиции. Через несколько минут появился, весь бледный, директор. Открыли дверь магазина и первыми с оружием в руках вошли милиционеры. Осмотрели весь магазин, но никого не нашли. Все легко вздохнули. Оказалось, что рабочие забыли повесить на люки замок.

В отделе охраны, за бдительность, нам выписали премию, а директор магазина, посовещавшись со своим начальством и получив добро, подарил самые дефицитные в то время итальянские болоневые плащи.

Как к учёбе, так и к общественной работе относился очень серьёзно. На факультете выпускали стенную газету «Импульс» и к каждому её выпуску готовились тщательно. А так как я от партийного бюро отвечал за работу с комсомолом, то заодно на меня «повесили» и газету, Поэтому газета выходила без дополнительной проверки партийной цензуры. Состав редакции был очень сильный. Каждую колонку вели определённые члены редколлегии.

Надо отметить, что это была лучшая газета института и около неё всегда толпились студенты и прподаватели.

Как-то в голову пришла бредовая идея сделать очередной выпуск газеты устным. По-скольку в настенном варианте были колонки: наука, учёба, культура, спорт, разные события, в том числе криминальные, юмор, то и приглашать надо людей, которые могли бы отразить эти направления. Собрал редколлегию, рассказал о возникшей идее и, к своему удивлению, был поддержан. В то время это было впервые в Москве, но я думаю, что и не только. Расписали сценарий, вплоть до вручения цветов каждому приглашённому, распределили обязанности каждого. Идея состояла в том, что на сцене вывешивалась огромная пустая стенгазета только с названием «ИМПУЛЬС – УСТНЫЙ ВЫПУСК». И перед каждым выступлением приглашённого вывешивать лист с названием колонки так, что к окончанию выступлений вся газета была заполненной. Собрали комсоргов групп и поручили узнать у студентов о наличии у них  знакомых в различных областях в соответствии с колонками газеты и умеющих общаться с большой аудиторией. А актовый зал института был рассчитан на 800 мест. И предложения стали поступать. Я должен был вести переговоры с каждым из предложенных персон, выяснять возможности и детали. Так я договорился с Радой Никитичной Аджубей (дочкой Н.С. Хрущёва) Она в то время была заместителем главного редакора журнала «Наука и жизнь».    

         Договорился с начинающим и уже ставшим в то время опальным художником (о чём я не знал)И.Глазуновым.

 Мне нравились спектакли театра Станиславского и я специально поехал туда, чтобы пригласить кого-то из артистов и, встретив там своего любимого актёра Евгения Павловича Леонова,  сразу же обратился к нему с просьбой выступить у нас. Он согласился приехать со своим напарником и показать сценку.

Тут же подошла актриса Мая Менглет и уже Леонов обратился к ней приехать с парой тройкой актёров и выступить. Она пообещала поговорить со своими коллегами и на другой день сообщила мне что они согласились сразу же после спектакля «Трёхгрошовая опера» в 9:30 приехать к нам и показать отрывок из этого спектакля.

      Постоянным представителем Азербайджана при Совете Министров СССР в то время был дядя Муслима Магомаева- Джамал-Эддин Муслимович Магомаев и через него я пригласил Муслима Магомаева на устную газету и он любезно согласился.

 Кто-то предложил пригласить следователя из МУРа.

Здесь надо немного притормозить и остановиться на подробностях. Позвонил туда секретарь комитета комсомола института и попросил для меня аудиенции у какого-то начальника главка. Приезжаю, получаю пропуск и прямиком к начальнику главка.

Встретил меня средних лет генерал и на вопрос чем он может быть полезен, я ответил, что мне нужен как-бы милиционер. «Неужели для этого надо было приходить ко мне?» задал вопрос генерал и подвёл меня к окну. «Вон видите около забора прохаживается милиционер, надо было к нему и подойти». Я понял, что неправильно поставил вопрос-просьбу и поправился: «Извините, я видимо, не так выразился, т.к думал, что секретарь комитета комсомола Вам объяснил подробности моего визита. Нам нужен не просто милиционер, а опытный следователь, умеющий разговаривать с аудиторией причём не с простой, а с колкими студентами»

Тогда он попросил вызвать к нему капитана Габлина (надо же, запомнил его фамилию.) И когда тот вошёл в кабинет, я потерял дар речи. Всё время представлял себе образ следователя московского уголовного розыска как крупного, мускулистого человека-грозу всех преступников Москвы, а тут маленький, худенький, в очках такой интеллигентик-капитан. Ничего себе следователь уголовного розыска. Да студенты, увидя его, сразу же освистают. Одна надежда была на то, что товарищ Габлин откажется, но он согласился и отсупать уже было нельзя. Назвал день, время и поблагодарив генерала, удалился.

Билеты распределялись по деканатам и зал был переполнен до отказа и даже больше.

Вечер начался с выступления Рады Никитичны, которая выступила блестяще и

проводили её бурными аплодисментами. Я до последнего надеялся, что капитан Габлин по какой-нибудь причине не приедет, но увы. За сценой я попросил его выступать не больше 30 минут, тактично объяснив, что за ним ещё много выступающих.

         Когда ведущий объявил следующую страничку газеты – «Из жизни Московского Уголовного Розыска» и на сцену вышел наш капитан, зал прореагировал на это

не скажу, что очень эмоционально, он просто загудел. Габлин интеллигентно и понимающе выдержал паузу, дал публике успокоится и начал. И как начал!

Через 3-4 минуты студенты умолкли и навострили свои, почти увядшие, уши.

Дальше наступила гробовая тишина. Я смотрел на восторженные и удивлённые глаза зрителей и понял, что ему через 30 минут не дадут уйти со сцены. Прошёл час,уже приехал Евгений Леонов, а Габлин так захватил аудиторию, что она, кажется, забыла об остальных выдающихся выступающих. И когда, наконец, он закончил, зал стоя провожал его аплодисментами. Вот вам и милиционер. Забегу вперёд и скажу, что уже через день меня атаковали из разных институтов (не знаю как они об этом прознали?)с вопросом как нам пригласить вашего гостя к себе.

        Ну, а когда на сцене появился Народный артист СССР Е.П.Леонов, то зал уже почти до конца вечера не садился, так как за ним выступили Муслим Магомаев с Арно Бабаджаняном (Царство им обоим Небесное). Это были кумиры страны в то время и многие пришедшие не верили в то, что они действительно примут участие в вечере, так как попасть на их концерты было невозможно.

      Эмоциональным оказалось выступление художника Ильи Глазунова с показом диапозитивов своих картин. (Подробнее о результатах его выступления я расскажу ниже).

       Где-то к 11 часам приехали артисты театра Станиславского прямо в костюмах и гриме и показали отрывки из «Трёхгрошовой оперы», прерываемые бурными аплодисментами.

       И завершил устный выпуск талантливый московский пародист Арнольд Гумницкий.

       Устный выпуск нашей газеты завершился в час ночи.

       На следующий день все в институте с восторгом обсуждали события вчерашнего дня. Нас поздравляли с успехом. Я был рад и горд за своих товарищей, принявших участие в этом грандиозном для института мероприятии.

       Но неожиданно, для меня начались неприятности. На одной из лекций в аудиторию вошла секретарь деканата и объявила, что меня срочно вызывают в партком к заместителю секретаря по идеологии. Вошёл в кабинет и с порога слышу обращение ко мне тов.Дубова (другой фамилии у него на этой должности быть не могло): « Мать, перемать. Кто тебе позволил без согласования с парткомом списка выступающих организовать такой преступный вечер? Ты читал сегодняшнюю газету

«Правда»? Так там сегодня огромный фельетон про твоего отщепенца И.Глазунова».

Отвечаю, что «Правду» ни вчера не позавчера не читал, (вам честно признаюсь, что вообще эту газету читал один-два раза в году) так как вплотную был занят подготовкой и участием в проведении устного выпуска факультетской газеты и во-вторых почему Илья Глазунов после этого вечера стал моим отщепенцем?

«Так ты понимаешь, что тебе грозит по меньшей мере строгий выговор? Иди подумай,как ты будешь оправываться на заседании парткома.»

     Выйдя из парткома, я вошёл в дверь напротив – приёмную Ректора и попросил секретаршу срочно доложить обо мне Ректору Владимиру Николаевичу Виноградову (мы с ним уже были знакомы). Мне повезло, он оказался у себя и пригласил меня в кабинет. Не успел я что-то произнести, как он подошёл ко мне, протянул руку и поздравил с нашим успехом. Я знал, что и он и Тагиев и многие другие руководители были на вечере- мы их  персонально пригласили, хотя не были уверены, что они придут.

      Доложил ему о только что состоявшемся разговоре с Дубовым и его угрозами.

Он тут же сказал секретарше найти и соединить его с секретарём парткома. Через минуту тот был на проводе. Владимир Николаевич: «Ты в курсе того, что твой Дубов готовит пакость члену партии, студенту Айрапетову?» Тот , видимо, был в курсе дела. «Так ни один из вас (хотя вас и приглашали) не пришёл на вечер. А я, Ректор,не менее вас занятый, вчера был там и благодарен всем, кто меня пригласил и доставил великолепное удовольствие видеть всё это. Я горжусь, что в моём институте учатся такие студенты. И что из того, что напечатала газета? Во-первых ребята не знали ничего отрицательного о Глазунове, да и я тоже, а во-вторых ничего апполитичного он там и не говорил, рассказывал как создаёт свои произведения. И за этого строгий выговор и даже исключение из партии.Я категорически против выноса этого вопроса на партком и, думаю, все остальные меня поддержат. Так и передай своему идеологу – карателю Дубову . Кстати когда у нас выборы?»  Уходя сказал Ректору: « Владимир Николаевич, когда нибудь на выставки Ильи Глазунова народ быдет валить толпой». И он со мной согласился. Этим и закончилась эпопея с моей «казнью».

          И уже через несколько лет, проходя через Манежную площадь, я увидел огромную очередь, опоясывающую в два витка здание Манежа. Эта была очередь на выставку Ильи Глазунова. «Ау, мистер Дубов, где вы?»

         Важным надо отметить, что общественная работа, знакомство с Ректором, с деканами, заведующими кафедрами (я уже тогда был заместителем секретаря комитета комсомола института) давала возможность существенно помагать нашей азербайджанской  диаспоре. Многие студенты, оказавшись в столице и забыв зачем вообще они здесь, гуляли по ресторанам, запускали занятия. И некоторых, за неуспеваемость представляли к отчислению. Приходилось ходить к деканам, уговаривать преподавателей дать возможность на пересдачу экзаменов, а ребят заставлял взять себя в руки и день и ночь заниматься, чтобы пересдать. Иногда помогало.

Безобразный инцендент случился в 1967 году, когда произошла крупная драка на национальной почве между студентами бакинской диаспоры, не помню с кем. Слава Богу, до ножей дело не дошло, но несколько человек  попали в больницу.

Сразу же вышел приказ об отчислении бакинцев, участвовавших в драке, так как, особо не разобравшись, их посчитали зачинщиками. Проведя свой анализ случившегося, я понял, что решение было неоднозначым, так как и с другой стороны были не ангелы. И снова к Ректору. Он отказался отменять своё решение, так как инциндент оказался в поле зрения руководства города. Пришлось отправиться в Постоянное Представительство Азербайджана к Джамал-Эддин Муслимовичу Магомаеву.Объяснил ему что и как произошло и просил вмешаться и помочь ребятам. С кем он говорил, я не знаю, но через неделю Ректор отменил свой приказ.

Я собрал всех драчунов и предупредил, что если что-нибудь подобное повторится, я уже помочь не смогу.

У нас в группе училась девушка Наташа Поликарпова, с которой я подружился. Как-то она пригласила меня на свой день рождения и там я познакомился с её родителями и с её парнем. Я стал ходить к ним домой. Родители оказались очень интеллигентными людьми и я, даже подружился с Алексеем Дмитриевичем, работавшим тогда начальником главного управления морских портов Союза. Я бывал у них на даче, помогал что-то строить,работал на грядках.Он с упоением рассказывал о своей работе. Мы весело проводили время, хотя отличались по возрасту. И Алексей Дмитриевич, занимая такой высокий пост и, имея друзей в Политбюро, никогда не выказывал своего какого-то превосходства, барского снисходительства. Наши отношения и с ним, и с Алефтиной Петровной были  на равных. Эта дружба продолжалась долгие годы и  была одной из лучших годов в моей жизни. Жаль, что их уже нет в живых и Наташа рано ушла из жизни.

Наступил 1968 год – время делать дипломный проект. Заведующий кафедрой «Детали машин» Анатолий Арамаисович Петросянц предложил мне делать проект у него на кафедре, но тему не объявил, сказав, что она секретная и надо оформить допуск. Пока допуск оформляли, ребята моей группы уже практически вышли на защиту. Мне продлили её на полгода. Сегодня, по прошествию более 40 лет, я уже могу сказать  что это была система автоматического управления буровой установкой на Луне с помощью «Лунохода». Естесственно всё писалось и чертилось в первом отделе и каждый лист специально пронумеровывался, сдавался и принимался под расписку. Курьёзным оказалось то, что диплом по стандарту должен был содержать главы «Техника безопасности» и «Экономическая эффективность». О какой технике безопасности могла идти речь, если всё будет происходить в автоматическом режиме, к тому же на Луне? Ну а об экономической эффективности говорить и вовсе не приходилось, т.к. сравнивать было не с чем. Кроме того и проконсультироваться было не с кем, даже по основной теме. В институте было всего 3-4 человека, имевших форму секретности, да и то с других кафедр. На мой вопрос, что делать, Анатолий Арамаисович сказал «Пиши любую чушь. Всё равно никто читать не будет». Так и сделал, переписал эти две главы у кого-то из группы, прошло. Так я стал инженером-электромехаником. Вся группа уже распределилась по разнарядкам, пришедшим с разных министерств,практически все уже работали, а мне «не прикаянному»  пришлось искать работу самостоятельно. В Москве найти что-либо было невозможно из-за отсутствия прописки. Начал ходить в поисках по Министерствам. В одном месте предложили работу в ближайшем Подмосковье в очень закрытом предприятии. Имея уже опыт  с секретными делами и всеми их «прелестями», я отказался. И, наконец, в Министерстве химического и нефтяного машиностроения мне предложили работу в Балашихинском Всесоюзном научно-исследовательском институте криогенного машиностроения. Это было в 10-15 мин езды от Московской окружной дороги.

Была зима, когда я приехал в Балашиху, кругом снег, метель. Вышел из автобуса, ни одной души. Было такое впечатление, что я попал на конец света.

Наконец, встретившийся прохожий на мой вопрос где находится Криогенмаш,

указал куда-то в пургу. Я и пошёл в этом направлении через какие-то овраги, проваливаясь в сугробах. И неожиданно вышел на огромное здание, оказавшееся тем самым Криогенмашем, где я буду работать. Мне уже было 27 лет и юность была позади.

  Ничто на земле не проходит бесследно,

 И юность ушедшая всё же бессмертна.